органов восприятия, хотя, возможно, это и к лучшему.
силой хлопнул угольником по стене. Угольник сломался. Тогда Фатембер
бросился на птицу с кулаками.- Здесь тебе не место, ты, отродье пернатое,
здесь храм искусств.
Но, боюсь, то, что мы принимаем за реальность, на самом деле само является
описанием, наброском, сделанным Си-
этой несчастной птицы. Но бывают мгновения, когда сквозь один слой
реальности просвечивает другой. И я думаю, что искусство и жизнь, факты и
литературный вымысел - это взаимосвязанные описания друг друга...
сквозь пелену внушенной нам галлюцинации, которую мы называем...
все вверх дном перевернет! За что на меня все эти напасти?! Ты видишь
теперь, что мне приходится выносить? С дороги, Периан, ради Сатаны, с
дороги!
меня. Он был вне себя от ярости и проклинал пищащую от ужаса птицу. Я
увернулся от могучих замахов Фатембера и ретировался в безопасное место -
спустился по приставной лестнице во двор.
показалась их мать. Она материализовалась почти одновременно с вертком. Дети
облепили ее со всех сторон, и она на секунду прислонилась к дверному косяку,
чтобы перевести дух. Ее огромные свернутые крылья шуршали о дерево. Она
устало поздоровалась со мной и села передохнуть. Детишки тотчас принялись на
нее карабкаться.
лишенной некоторой грации. Лицо ее уже покрыли морщины, и оно потеряло
большую часть былой красоты, хотя следы ее все еще оставались. Особенно
красив был рот. Человеческое имя ее было Чарити.
детстве и юности была так хороша собой, что ей, одной из немногих, позволено
было гнездиться на вершине колокольни св. Марко и выступать перед епископом
во время церковных праздников. Помню, когда я был совсем еще маленьким
мальчиком, мать указывала мне на нее - Чарити со своими сестрами в тот день
летала над Ареной. Прелестное это было зрелище, хотя и порождало сальные
детские шуточки по поводу скудного одеяния летающих людей.
время позировала Фатемберу, и художник умолял
она уже никогда не летала, а сейчас была уже слишком стара для полетов. ^
вина. Детишки с такой силой тянули ее за складки платья, что Чарити снова
вынуждена была сесть. Вино я принял с благодарностью: Николае был так занят
своими думами, что о подобных мелочах забывал. Букет был терпкий, с
горчинкой - весьма вероятно, что вино было из Хейста.
компании, а надо сказать, что он очень немногих людей терпит около себя.
Ваша добрая сестра сказала, что вы уже оправились от ран.
Николасу. Я безмерно восхищен его работой.
стены?
воды и напилась. Детишки все до единого тоже внезапно ощутили жажду. Она
напоила всех по очереди, сначала мальчиков, затем девочек. Потом повысила
голос, чтобы перекрыть их гам, и сказала:
голод, грязь... Я обстирываю богатые семьи, чтобы заработать на хлеб. Что мы
будем делать зимой, я не знаю...
руки, и ее крылья зашуршали.- Две сотни лет! Что пользы от этого его бедным
детям? Я не знаю. Ладно, мне надо приготовить им чего-нибудь поесть. Я не
жалуюсь, мастер Перри;
другое.
как она работает, ухитряясь одновременно раз-
городом и наслаждалась видом сверху. Волшебными, наверно, казались ей улицы
Малайсии, пока не настало время ходить по ним. Мне было ее жалко, и в то же
время меня раздражали ее жалобы на мужа.
наверху и что-то бормочет.
Некоторые из них унаследовали рудиментарные крылья, но ни один не мог
летать.
я попрошу Катарину, чтобы она поговорила с Волпато о...- Я потер друг о
друга подушечки большого и указательного пальцев.
Фатембера.
быть хуже. Вы, может, и не знаете, но Волпато пригрозил, невзирая на все
фрески, вышвырнуть нас на улицу, если муж еще хоть раз заговорит о деньгах.
твердо. И этим тоже напомнила мужа.
заказчиков.
перо, наклонилась и вручила самому младшему ребенку, чтобы ему было с чем
играть. Я вышел за дверь до того, как она выпрямилась.
опускалась на город, где-то вдали звенели колокола. Вертков больше не было
видно. Я поднял голову, в глаза ударил луч солнца, отразившийся от моего
окна, но подоконник был пуст - Посейдон оставил свой пост. Все было тихо.
Пучки кошачьей шерсти, наконец, опустились на мощеный двор. Ее скатанные
ветром комки шевелились у моих ног. Только игра теней заполняла дремотный
воздух.
кончилось. Завтра я покину замок ради того, что Фатембер назвал огромным
пылающим миром.
счастья. На протяжении многих столетий его воля в общем выполнялась. Но, как
сказал философ, у каждого морского судна должен быть киль; у счастья тоже
есть другая сторона, подводная его часть, борющаяся с морскими течениями и
обрастающая всякой дрянью, которая со временем может полностью это счастье
уничтожить.
многие его искатели собрались вместе, дабы убедиться, что свадьба Смараны де
Ламбант и Трейтора Орини из Вамонала будет событием радостным. Им давалось
три дня, чтобы налиться счастьем по самые краюшки, и простосердечно
предполагалось, что по истечении сего срока каждый из гостей не менее трех
раз помрет от удовольствия.
одну репетицию комедии "Фабио и Албризи". Он хотел еще раз убедиться, что и
мы, и наши костюмы были ни чем иным, как самим совершенством. Мы играли с
энтузиазмом, Ла Сингла выглядела неотразимой, каждый ее жест был маленьким
соблазнительным чудом. Поскольку свадьбы обычно сопровождаются излишествами
и беспорядками, Кемперер пригласил тощего чужестранца с двумя пантерами, и
результат нельзя было назвать плачевным.
великолепен. Я только старался не думать - когда я смогу, и смогу ли вообще,
расплатиться с портным. Камзол украшала изощренная вышивка с изображением
пейзажей. То была работа семьи Златорогов. Аккуратность оторочки восхищала
меня. Шею тесно облегал высокий накрахмаленный воротничок,, а элегантные
лосины с завязками на коленках подчеркивали стройность моих ног. Зеленый же
плащ был просто шедевром! Длинный, приталенный; широкие карманы и массивные
полы были точно такими, как на картине. Пуговицы, как и заказывалось, были
серебряными, а манжеты украшала яркая серебряная тесьма. Костюм был
Контровский Владимир
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Самойлова Елена
Березин Федор