возле Восточного моста. Деревушка была процветающая. Дома, по большей части,
каменные. Коровник в каждом дворе - свой, а не общий, на задах, как здесь
принято. Церковь на холме стоит. Улицы чистенькие. Дети сытые. Женщины
толстые. Это и неудивительно - возле мостов самая торговля и есть. Но видеть
тем не менее приятно. Заходить в деревню, правда, как-то не хочется.
Гарнизон в ней стоит - пошлину взимает за проезд по мосту с товарами. А с
нашими эльфо-шефангскими мордами солдатне да священникам на глаза лучше не
попадаться.
Пошли.
которые вполне устраивали нас. Во всяком случае какое-то время они бы
протянули. Но мерзавец-хозяин, решивший почему-то, что близость гарнизона
позволяет ему изгаляться над мирными прохожими, заломил такую цену, что она
грозила поглотить все наши трофеи, да еще и жалованье за три дня, которое мы
так и не получили. (Не с сэра Рихарда же его требовать, в самом деле!) А
ведь нам предстояло еще и менять этих лошадей, с некоторой доплатой, на
свежих.
высокомерной отстраненности. Поотвык я уже от этого, а ведь не так давно
любимое выражение лица было. Элидор рядышком сидел и смотрел на торг ничуть
не благожелательнее. Де Шотэ пальцами по столу барабанил. Видать, неприятно
было, что и его к нашей компании приписывают. Я понимаю. Сам жутко не люблю
торговаться (Восток - исключение. Там торг - это искусство, а здесь -
признание своей неплатежеспособности).
груду. И это мое последнее слово. - Хозяин тяжело вздохнул и вытер лысину
той же тряпкой, которой протирал глиняные тарелки.
интересом. - Речь идет об этом чудовищном свойстве вашей расы, милорд?
великолепный золотой перстень с крупным алмазом. Явно эннэмской работы,
только там умеют делать такие вещи. - Это на лошадей. Я полагаю, он стоит
достаточно, чтобы не испытывать осложнений всю дорогу.
любезно с нашей стороны втянуть палатина в неприятности, да еще за его же
деньги. Потом перстень принял:
обиранием трупов.
задавил, не дав вырваться. Специально или нет, но сэр Рихард построил свою
фразу так, что возразить на нее было нечего. Грабить, действительно, не
пристало, в этом он очень и очень прав. Насчет же обирания трупов можно было
бы что-нибудь сказать, но объяснять такие вещи смешно и долго. А самое
отвратительное - эта оговорка "даже шефанго". Шефанго - устоявшийся символ
всей мерзости этого мира.
отправился к Симу.
маски, сверкнув палатину самым ослепительным своим оскалом. Из деревни мы
выехали, поддерживая гота в три пары рук. А извинения с моей стороны,
кажется, не слишком растрогали его. Тем не менее требовать сатисфакции сэр
Рихард не стал. Руки пачкать не захотел, надо думать. Ну и правильно.
Готская империя. Дорога на Граас
лошади, вытягивая длинные стройные шеи. И Элидор готов был скакать сутками,
не покидая седла, но у лошадей был предел сил, и эльфу приходилось мириться
с этим.
даже не в том, чтобы доставить в Аквитон палатина. Там, в Аквитоне, должна
была ждать их Кина.
радовало это - потому что пока предчувствия остаются всего лишь неясной
тенью, значит, ничего еще не случилось. И томило, выматывало
неопределенностью. Уж лучше случилось бы что-нибудь, право слово. КОГДА
что-то случается, можно что-то делать. А так... Так остается только ждать. И
гнать коней. Вперед. Вперед. В Аквитон.
разучится ходить пешком. Утверждал, что его тошнит при одном только запахе
конского пота. Грозился, что скоро начнет убивать лошадей просто за то, что
они лошади.
седла на седло. - Как четыре ноги увижу - накинусь и зар-режу. Или... Или
при виде подковы... Да! Буду бить все, что двигается. А еще...
продолжал орать дороге перед собой:
ор-рудие пытки! Кругом ненор-рмальные!!!
позади Сима, но впереди Эльрика и Элидора.
путешествовали в компании холлморка. Скрытая, но почти физически ощутимая
неприязнь. И сделать ничего нельзя. Тогда нельзя было потому, что не
хотелось связываться с Князем. Сейчас нельзя, потому, что палатин нужен
ордену живым. Да к тому же за что его убивать, в самом деле?
так много находилось безумцев, способных относиться к шефанго как к обычным
разумным существам. Боялись - да. Ненавидели - и это случалось. Избегали -
само собой. Слишком уж чужды были жители империи. Для всех чужды, даже для
бессмертных эльфов.
Вера проклятых.
бесконечные тысячелетия - ни разу. Страх и ненависть были привычны. Может
быть, даже льстили. В конце концов, в том, что тебя боятся, есть своя
прелесть. Правда, очень уж это утомительно. Встречались люди достаточно
смелые, чтобы не бояться, и даже люди достаточно разумные, чтобы понять,
сколько выгоды сулит близкое знакомство с бессмертным, практически
непобедимым чудовищем.
высокомерный взгляд, снисходительная улыбка, чуть брезгливая гримаса - де
Шотэ был первым, кто осмелился на такое. Первым, кто всерьез мог помыслить,
что такое возможно.
человека. Смотрел и думал, что одного удара достаточно, чтобы смять тонкие
кости. Выбить жизнь из усталого, старческого тела. Шею свернуть.