Чтение 59–й страницы книги ~Куявия~

- Это неправильно.

Ратша заорал:

- Это для тебя - неправильно! А для меня - правильно! И вот для них, посмотри, правильно!

Народ неуверенно зашумел. Кто-то в задних рядах обнажил меч и помахал в воздухе, пуская в глаза Иггельда слепящие солнечные блики.

- Я не пойду, - ответил Иггельд. Он ощутил, что голос звучит нетвердо, повторил: - Не пойду! Все-таки это неправильно.

Ратша тоже уловил колебание, прокричал:

- Малыш меня послушается?

Иггельд буркнул:

- В какой-то мере. Если не потребуешь особенного...

Ратша вскарабкался на загривок, начал пристегиваться ремнями, лицо злое и решительное, крикнул вниз:

- Кто со мной еще?

Мужчины в страхе отступили, но, к их удивлению, вперед выдвинулся один немолодой суровый воин в посеченных доспехах. Глаза смотрели прямо, на лице отражалась отвага.

- Что можешь ты, - сказал он кратко, - то смогу и я.

Ратша свесился, протянул руку. Послышался звучный хлопок, ладони сомкнулись, Ратша дернул на себя, но воин не взлетел, как ожидал Ратша, поднялся медленно, осторожно, сел сзади и начал по-хозяйски разбираться с ремнями.

- Как его заставить взлететь? - крикнул Ратша.

- Не надо этого делать, - сказал Иггельд. - Нехорошо. Но... как хочешь.

Он подошел к морде дракона, сказал громко:

- Слушай Ратшу. Вот он у тебя на шее. И... возвращайтесь поскорее!

Ратша тут же заколотил в нетерпении обеими ногами.

- Взлет!.. Вверх!.. Да быстрее, жаба с крыльями!

Кожаные шторы на глазах дракона медленно поднялись. Иггельду стало не по себе от устремленного на него непонимающего взгляда. В глазах дракона укор, изумление, немой вопрос.

- Ладно, - ответил Иггельд, морщась. - Здесь близко. А потом сразу завалимся есть и отдыхать. До-о-олго!.. Потерпи немного. Понимаю, ты устал... Давай, лети! Слушайся Ратшу.

И возвращайтесь скорее. Больше я никогда тебя не отпущу... без себя.

Ратша злился, выходил из себя, будто младший брат Придона не тащился на телеге, а уносился на крылатом драконе, Малыш наконец поднялся, присел было, чтобы метнуть себя в воздух, но в усталых лапах не осталось прежней силы, вздохнул, пробежался, пугая людей, лишь на дальнем конце площади тяжело поднялся в воздух, резко повернул, чтобы не удариться о высокие стены домов, пронесся над головами. Иггельд успел увидеть его морду и устремленный на него любящий взгляд, подумал, что это он, Иггельд, помнит только о своем Черныше, других в сердце не пускает, но этот Малыш его любит, обожает, любит верно и преданно, всегда старается угодить, понравиться, чтобы любимый родитель похвалил его, ведь он, Иггельд, и для него - обожаемый и всемогущий родитель...

- Возвращайся быстрее, Малыш, - прошептал он. - Ты... мой дракон. Мой ребенок. Я тебя очень люблю.

* * *

Ночь наступила непривычно рано, в горах привык встречать наступление темноты позже. В окна сыро тянуло болотом, фонтаны продолжают разбрасывать водяную пыль, звезды расплывчатые, подмигивают, как портовые шлюхи, в то время как в горах смотрят чисто и строго. Трупы из сада уже убрали, уцелевшие птицы в ночной тиши пели громко и старательно, словно отрабатывали щедрое жалованье.

До поздней ночи осаждали князья, беры, наместники, управляющие, а он, как мог, распоряжался, потому что все смотрели только на него, как на верховного распорядителя, только от него ждали этих самых правильных указаний, решений, законов. Только под утро, когда Черево вытолкал неуменьшающуюся толпу за двери, он сел на подкашивающихся ногах за стол. Черево сам поставил перед ним тарелку с холодным мясом, отправил слугу за вином, спросил встревожено:

- Что-то случилось?

Иггельд, белый как полотно, смотрел в окно. Звезды меняли цвет, подмигивали, расплывались в тумане. Показался узкий серпик, полупрозрачный, истончающийся на глазах.

- Ратша не вернулся, - проговорил он.

Черево взглянул быстро, в глазах промелькнуло нечто, чего Иггельд не уловил, повернулся к светильнику и добавил огня.

Иггельд по спине вельможи видел, что тот думает, но сказать не решается.

- Ратша - герой, - сказал он неуверенно. - Но там еще и Малыш... Малыш один может разогнать целую армию!

Черево наконец повернулся, взглянул прямо в глаза.

- Прикажи, утром пошлю туда отряд, - предложил он. - Думаю, уж прости, этот Ютлан, так он назвался, поехал дальше. А твой вспыльчивый друг и дракон... остались. Прикажешь похоронить их там?

Иггельд запустил обе пятерни в волосы, рванул. Боль не отрезвила, вскричал от боли в груди:

- Но почему?.. Почему я только теряю?.. Черныш, Яська, Антланец, Бакула, Худыш, да всех не перечислить, а теперь еще и Ратша? А Малыш, мой Малыш, я же мог тебя остановить, ты же не хотел лететь, ты все чувствовал, ты знал, но... послушался! Что за безумие пронеслось по нашим странам, выкашивая лучших, устилая землю телами молодых и сильных, а ручьи наполняя кровью?.. Боги, я все отдам, от всего откажусь, только сохраните мне Ратшу и... Малыша!

Черево в полнейшей беспомощности развел руками.

- Даже боги не могут свершившееся сделать несвершившимся. Иггельд, возьми себя в руки. А затем и страну. Если оставить так, как было при Тулее, то и получим, что было при Тулее. Как это ни противно нам, куявам, но кое-что надо взять от Артании. И даже от артанскости!

* * *

Мир застыл, потерял краски. Иггельд улетел на прекрасном драконе, растворился в синем безоблачном небе, шли дни, а вчера в Арсу прибыла повозка с гробом. Ютлан к Придону не успел, не успел... Волхвы сказали, что чужие маги сумели задержать в пути на целые сутки. Если бы застал Придона живым, все было бы иначе.

Знатные люди бережно сняли широкий гроб. Под толстой крышкой, залитые медом, мирно покоились два тела. Наконец-то мирно, наконец-то не слышно их рассерженных голосов. Каменотесы срочно расширяли семейный склеп Осеннего Ветра. Придона с Итанией сперва хотели поместить рядом с матерью, но Рокош велел для них сделать отдельную комнату, а место возле матери пусть ждет Осеннего Ветра. Пока не найдено его костей, пока нет тех, кто бы видел его гибель, он жив. И еще может вернуться. Герои бесследно не исчезают.

По всей Артании была печаль, но женщины ходили с гордыми, хоть и заплаканными лицами. Подростки расспрашивали стариков про Куявию, где растворилась огромная артанская армия, не иначе как хитростью и чародейством, сами мечтали поскорее получить право брать в руки боевые топоры и отомстить за гибель героев.

Она сидела у окна без мыслей, без дум, бесцельно смотрела вдаль. Сердце билось ровно, в груди разрасталась пустота. Не сразу обратила внимание на скачущих ко дворцу всадников, но, судя по их крику, случилось что-то необычное.

Потом увидела, как по широкой улице едут... куявы. Да не простые куявы, а куявские воины: в дорогих доспехах, высокие, крупные, настоящие богатыри, таких отбирают по всей стране. Впереди на белоснежном рослом жеребце слегка покачивается в такт красивый молодой гигант с белокурыми волосами, широкоплечий, в блестящем панцире, с плеч ниспадает дорогой пурпурный плащ. Только он с непокрытой головой, остальные в шлемах. Иггельд, вскрикнуло сердце. Конь выступает гордо, помахивает роскошной гривой, Блестка издали оценила его стремительную красоту, силу продолговатых мышц и звериную выносливость.

Всадники, сопровождающие куявских наездников, выглядели просто жалко вблизи этих великолепных героев, подъехали к дворцу, остановились. Некоторое время ничего не происходило, Блестка извелась, Иггельд выглядит блестящим красавцем, но она видит усталые складки у губ, заострившиеся скулы, напряжение и отчаянность во взоре. Он устал, измучен, даже истерзан, неизвестно, что скажет, артане пока просто ошеломлены такой дерзостью, как ни обезлюдела Артания, горстку героев сотрут в песок...

На крыльцо, где каменные ступени сразу начали проседать под тяжестью, вышел все тот же высокий старик с короткой седой бородой.

- Я Рокош, - сказал старик. Голос без звонкости, но и без старческого дребезжания, сильный густой голос. - Рокош Длинноволосый. Это моего правнука привезли в гробу... с его женой! Я шестьдесят лет назад оставил великую и радостную Арсу, но, как видишь, пришлось вернуться... Да, великую и радостную Арсу оставил, и вот сейчас на ступенях опустевшего дома... Ты будешь говорить со мной, пришелец!

Иггельд, не слезая с коня, сдержанно поклонился.

- Я готов говорить с любым, кто принимает решения. Меня зовут Иггельд, я - пастух драконов. Волею судьбы мне пришлось спуститься с гор... на равнине встретил, как я понимаю, твою правнучку Блестку. Ты однажды оставил Арсу великой и радостной, но и сейчас можешь оставить ее... хотя бы мирной. А с миром придет и величие, Артания залечит раны. Я убил, хоть и не своей рукой... Придона, я отвечаю за его смерть. Это большая потеря, я хочу возместить... предложив себя взамен.

На площади наступила мертвая тишина. Старик спросил неторопливо, Иггельду почудилось, что уже все понял, но спрашивает для других:

- Как?

- Я прошу тебя, - сказал Иггельд громко, - как старшего и как взявшего власть в свои руки... прошу отдать мне Блестку в жены.

За спиной, а затем и по всей площади пронесся рокот, словно ветер пробежал по густому пшеничному полю. Мужчины глядели с ненавистью, все едины.

Рокош смотрел исподлобья. Молчание длилось долго, Иггельд успел передумать все на свете, наконец Рокош перевел взгляд на толпу, голос прозвучал сдержанно, ровный, похожий на поверхность покрытого льдом озера:

- Да, мы уже знаем, ты не пастух, хотя на этот раз не на драконе. Но послушаем, что скажут наши мудрые...

Вперед вышел, опираясь на палку, сгорбленный старик, борода едва ли не до земли, седые волосы скрывают лицо. В толпе говор начал затихать. Он остановился, откинул волосы, показалось коричневое, изрезанное морщинами лицо. Заговорил старческим дребезжащим голосом, но в нем звучала мощь волхва, который умеет пользоваться голосом и умеет ставить слова так, что становятся словами того, кто слушает:

- Мы не можем противиться воле своих богов, Артания - открытая страна. Любой чужак может стать артанином, если докажет силу, отвагу и мужество, если блюдет честь в чистоте и не роняет достоинства... Любой чужак может посвататься к артанке, взять в жены и остаться жить у нас или увести в свои земли, но... если докажет, что достоин быть ее мужем. Поступить иначе - потерять лицо Артании. Да разве не так вели себя куявы, когда наш доблестный Придон посватался к их принцессе? Начался говор, быстро перешел в ликующие, гневные и просто веселые вопли. Рокош, который слушал старика, нахмурившись, вскинул руки и прокричал:

- Достойные слова! Так и поступим. А пока, друзья, расходитесь и принимайтесь за свои дела. Мы будем решать... как поступить. А ты, неустрашимый... можешь сойти с коня, как и твои спутники. Вас и ваших коней покормят и напоят, пока решим, в чем твое испытание.

Иггельд слегка наклонил голову:

- Спасибо. Не сомневаюсь, что коней покормите раньше, чем нас.

- А как же иначе? - спросил Рокош.

- Да... гм, - сказал Иггельд, смешавшись, - я думал, только мы так поступаем по отношению к драконам.

Рокош сказал на диво мирным голосом:

- В чем-то даже куявы - люди.

- Спасибо, - ответил Иггельд.

Князь Рогоза уже слез, стоял бледный, рука на рукояти меча. Признался, вздрагивая:

- Я уж думал, что нас разорвут!

- Да, - согласился Иггельд мрачно, - Артания не слишком-то обеднела героями... Вот посмотри на те морды!

Рогоза зябко повел плечами.

- Да-а... Я думал, тут уже все пусто. Эх, жаль, что так получилось с твоим Малышом. Мы все его любили. На нем можно бы налететь, схватить Блестку и увезти без всяких артанских испытаний! А ну как пошлют собирать обломки меча, как мы заставили Придона?

Иггельд сглотнул ком в горле.

- И что я докажу? Докажу совсем другое...

Глава 13

Коней распрягли, Иггельд вежливо поблагодарил, отказавшись идти в хоромы, все двенадцать его героев расположились в тени огромного раскидистого дуба. Старейшины совещались долго, из дома вынесли стол, поставили под деревом, а молчаливые подростки, серьезные и очень угрюмые, расставили кувшины с напитками и отварами.

Солнце перешло на западную половину, те же подростки вынесли на деревянных блюдах груды мелких жареных птиц. Иггельд, стараясь не показывать виду, жадно всматривался во все окна. На них смотрели отовсюду, но так и не заметил, чтобы мелькнуло лицо Блестки, ее узнал бы сразу.

Князь Рогоза прислушивался к разговорам артан, мрачнел, тихонько подсел к Иггельду.

- Мы сунули головы в пасть льву, - сказал он тихо. - Рокош сумел убедить артан, что твой приезд за Блесткой - оскорбителен. Мы что, хотим новую войну?

Князь Цвигун услышал, сказал раздраженно:

- Какую войну? Все герои Артании остались в нашей земле.

- В Артании герои рождаются каждый год, - возразил бер Кольцо, уже бер. - Тысячи пятнадцатилетних, которым в прошлом году еще было нельзя в походы, в этом садятся на коней. Артане всегда готовы к подвигам, не то что мы. Они беднее, им нечего терять...

Рогоза зябко передернул плечами.

- Боги упаси! Знаю их подвиги!

- Артане не считают, что потерпели страшное поражение, - сказал Цвигун. - Они вообще в упор не видят поражения!.. Слышите победные песни?.. Еще бы, разгромили Куявию, поставили на колени, это час их величайшей славы!.. Погибли герои? Но им уготованы места за столом рядом с богами. Для артан главное - красиво жить, красиво умереть. Они погибли красиво: Придон, Аснерд, Вяземайт, Меривой, Меклен, Ральсвик... О них уже поют песни! Ими гордятся, их именами назовут детей по всей Артании. Если ты надеялся, что они сломлены, - ты жестоко ошибся. И наш приезд может вызвать новую войну!

Иггельд прервал хмуро:

- Я не считаю артан сломленными. Но я приехал не затем, чтобы что-то доказывать. Я приехал потому, что... Вы знаете, зачем я приехал... Я не могу уехать без Блестки. Если не смогу увезти, то сам сложу голову.

Облака наливались багровым, солнце наполовину скрылось, жутко и зловеще смотрело через пелену, словно огромный налитый кровью глаз. Уже не подростки, а крепкие молодые воины сменили посуду на столе, принесли из холодных погребов настои жги-травы и плакун-корня. За всем следил немолодой мужчина с золотой серьгой в ухе, с бритой головы свисал длинный клок волос, лицо сильное, значительное, властное. Вообще-то следить за ними лишнее, тем более такому человеку, в нем чувствовалась сила рожденного двигать тысячами, а не тремя слугами, Иггельд посматривал украдкой, не удивился, когда тот приблизился, слуги задвигались быстрее, он проследил, как на столе расставляют чаши и кубки, словно невзначай поинтересовался:

- А что сейчас в Куявии? Кого выбрали тцаром?.. К нам вести доходят поздно.

Иггельд ответил с полнейшим равнодушием:

- Меня.

Человек с золотой серьгой внимательно всмотрелся в его лицо.

- И ты даже не упомянул о такой... малости?

- На то и малость, - ответил Иггельд. И добавил изменившимся голосом: - А вот Блестка - это все.

Человек с серьгой проговорил медленно:

- Я волхв Валдай и, когда вижу мудрого, ставлю выше героев топора и магии. Ты мудр не по годам. И когда поручил другому брать Куябу - тцарское решение. Дело тцара - думать о стране, а не бросаться на стены! Ты мудр, Иггельд.

- Да? Почему же только сейчас понял, что Артания... своим вторжением спасла Куявию?

Валдай невесело улыбнулся.

- Боюсь, наши так далеко не заглядывали.

- Я постараюсь взять не только Блестку, - сказал Иггельд.

Волхв улыбнулся одними глазами, понял, так же незаметно удалился.

Князья бурчали громче, Иггельд поднялся, не пора ли напомнить, но из дома на крыльцо вышел Рокош, за ним десятка два старейшин, среди которых Иггельд увидел и тех, кто в молодости явно ворочал горами. Последним вышел молодой гигант с красивым и яростным лицом, Иггельд вздрогнул, почудилось, что увидел помолодевшего Аснерда. Гигант прожигал его яростным взглядом, его держал за руку Валдай и что-то настойчиво шептал на ухо.

Рокош молча смотрел на куявов, все встали, Иггельд сделал несколько шагов вперед. Рокош остался на ступенях, смотрит сверху вниз, голос пророкотал медленно и властно, как неторопливый и сознающий свою мощь гром в исполинской туче:

- Мы совещались долго, ты это заметил... Горячие головы, они есть в любом возрасте, доказывали, что вы, куявы, поручили Придону вроде бы одно, но на самом деле, по своей куявской хитрости, сразу три... Тебе надо бы что-то подобное. В отместку! И - тоже на полгода. Но что-то подсказывает, что если так и мы, то это... ну, негоже. Будто куявы какие-то! Будто хотим избавиться трусливенько, мол, где-то да сгинешь. Нет, мы не куявы.

Иггельд слушал внимательно, сердце стучало часто и сильно.

- Мы решим все здесь, - добавил Рокош. - Готов ли ты?

- Готов, - ответил Иггельд.

Рокош повернул голову. Молодой гигант сделал шаг вперед, волоча вцепившегося Валдая.

- Это Тур, - произнес Рокош, - он рвется сразиться с тобой. Как ты уже догадался, вижу по тебе, это сын Аснерда... Все его братья погибли, как и отец, но сила погибших отныне в нем, ибо погибли праведно. Но волхвы решили иначе...

За его спиной раздвинулся народ. Из дома на крыльцо вышел, а затем и спустился во двор подросток. Он смотрел в землю, но когда поднял голову, Иггельд застыл, превратился в лед. В глазах подростка бушевал багровый огонь.

- Это Ютлан, - произнес Рокош. По его бледным губам промелькнула недобрая усмешка. - Младший сын Осеннего Ветра. Брат Блестки, как ты уже понял... Тебе надо всего лишь победить его в схватке. Но Ютлану еще полгода нельзя брать в руки оружие, так что схватка будет без оружия. Согласен?

Из дому вышла и остановилась справа от Рокоша Блестка. Лицо ее было смертельно бледным, она исхудала за эти дни, в глазах плескалось море боли.

Иггельд посмотрел на нее, в груди кольнуло, ответил ясным голосом:

- Да, конечно.

Рокош кивнул, пряча торжествующий блеск в глазах, сказал громко:

- И все засвидетельствуют, что схватка с твоего согласия. Победитель тот, кто бросит другого наземь. Если убьет или переломает кости... что ж, на то воля богов!

- Согласен, - ответил Иггельд. - Я на все согласен. Я умру, но не отступлюсь от Блестки!

Багровый огонь в глазах подростка стал злее, яростнее. Иггельд стиснул челюсти, в груди разрасталась тоска, но вместе с нею и облегчение, что вот сейчас решится, наконец-то избавится от терзающей его боли. Этот нечеловек, так легко разрушивший дворец Тулея, разрубит все узлы, ответит на все вопросы...

Рокош сказал громко:

- Тогда начинайте!..

Иггельд снял перевязь с мечом, угрюмые соратники приняли бережно, отступили. В напряженном молчании расстегнул пряжку второго пояса с ножнами двух ножей, отбросил в сторону. Показал пустые руки, сделал шаг вперед. Багровый огонь в глазах подростка стал пурпурным, он коротко оглянулся, отыскал взглядом Блестку, после паузы повернулся к Иггельду.

Немного боли, сказал себе Иггельд, и все... Муки прекратятся. Она увидит, что я погиб от руки ее младшего брата, сердце ее взвеселится... или хотя бы чуть дрогнет? Может, даже заплачет над его бездыханным телом?

Ютлан не двигался, Иггельд чувствовал, что проще сдвинуть гору, чем поднять этого подростка, зато он в состоянии весь отряд поднять одной рукой и так швырнуть оземь, что обратятся в прах даже кости. Ютлан все еще не шевелился, Иггельд снова заметил его быстрый цепкий взгляд, брошенный на бледное лицо Блестки. Когда он повернул голову к Иггельду, огонь в глазницах стал оранжевым.

- Я не стану с ним бороться, - сказал он. Иггельд вздрогнул, впервые услышав голос младшего брата Придона. - Я признаю себя побежденным.

Он даже не взглянул на Иггельда, повернулся и пошел обратно. Ошеломленный Иггельд видел, как Блестка ухватила младшего братца и крепко-крепко прижала к груди. Рокош застыл, потом медленно, Иггельду послышался скрип суставов, повернулся к Ютлану.

- Ты признаешь...

- Да, - прервал Ютлан.

- Ты признаешь себя побежденным куявом?

Ютлан спросил:

- А что такое - куявы?

Бледное лицо Рокоша побагровело, налилось дурной кровью, губы стали синими. В руках воинов закричал и начал вырываться Тур. Рокош стал шире, раздулся, глаза засверкали, но после короткой страшной паузы плечи опустились, повернулся к Иггельду, голос захрипел, как у пса, что подавился костью, слова выкатились тяжелые, злые, раздавленные признанием поражения:

- Боги на твоей стороне... Ты победил... бери ее.

Иггельд взглянул на Блестку. Она поцеловала Ютлана, крепко-крепко обняла, сошла вниз и остановилась на самой нижней ступеньке. Взгляды их встретились.

- Что мне боги, - обронил он с болью. - Есть и выше власть.

Лицо Блестки было спокойным, веки чуть приспущены, только на щеках метался лихорадочный румянец. В огромном дворе стояла мертвая тишина. Оба чувствовали на себе сотни пар глаз, воздух застыл, а взметнувшийся ввысь листок остановился, будто попал в незримую глыбу янтаря.

- Я тебя выиграл, - сказал Иггельд.

- Да, - ответила Блестка, - ты победил.

Рокош сказал громко:

- Да не усомнится никто в нашем слове! Ты выполнил все. Ты завоевал ее, наше сокровище, нашу несравненную Блестку. Бери, она пойдет за тобой всюду. Это не куявка, что не может оставить свое теплое гнездо... Артанская женщина всюду идет с мужем, в радости и горести, в здоровье и в болезнях. Будешь ли на вершине славы или будешь изгнан и будешь влачить жизнь жалкого нищего - она останется верной и преданной женой!

В толпе неуверенно закричали, в воздух взлетели шапки.

Иггельд пристально смотрел на Блестку. На ее бледных щеках проступил румянец. Она впервые подняла на него глаза. Он задохнулся от обилия света в этих бездонных коричнево-лиловых озерах. Она смотрела на него неотрывно, губы ее слегка шевельнулись.

- Блестка, - сказал он тихо. - Они думают, что я тебя завоевал... Наивные! Они не понимают, что тебя так завоевать нельзя. Невозможно. Но я знаю, ты пойдешь со мной, как будто я тебя в самом деле завоевал. Но я только сейчас понял... Я понял, я все понял! Я думал раньше, что все понял и все уже знаю, но только сейчас, вот в эту минуту... Блестка, я снова дурак, я совершил ошибку. Я не должен вот так. Это нехорошо, это нечестно!.. Так завоевывать женщин нельзя. Так нельзя завоевывать любимых женщин. Так поступать с любимыми нельзя, но я понял только сейчас, благодаря вам, артанам. Я люблю тебя, Блестка! Я очень тебя люблю.

Он обернулся, Кольцо бегом подвел коня. Телохранители вскакивали в седла. Рокош, не веря ушам, спустился на пару ступенек. Пальцы сжались, но рукояти боевого топора в них нет, кожа жутко заскрипела, как мельничьи жернова.