их них... как его звали... - Леди Дот покосилась на свой монитор. - Дидбан
ад-Дивана Абу-л-Касим Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали... Но на самом деле он
никакой не Сирадж и уж тем более - не Навфали... Он вообще не араб, Уокер! Вот
его супруга - иное дело. Принцесса из рода ад-Динов, последний потомок святой
Фатимы... Оч-чень любопытно!
четвертому, мэм? Это самое "оч-чень" или более подробные сведения?
перешлите ее Саймону. Я полагаю, он не ищет компрометирующих сведений об
эмире... тут что-то другое... более интересное... связанное с трансгрессором...
поймете. А теперь... - Она хотела отключить связь, но ее рука остановилась на
половине дороги. - Последнее, Уокер. Поставьте в известность Ньюмена о том, что
пятьдесят четвертому предоставлен десятидневный отпуск. Только об этом! Все
остальное я доложу сама. Директору.
взирал на него, потом откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
постараться, справка будет у Саймона к вечеру. Надо бы постараться... Парень
ждет.
парк, проскользнул подобно тени среди шерстистых пальмовых стволов, миновал
бассейн и купальню и углубился в благоухающие заросли жасмина. Вскоре они
закончились, и начался лес, примыкавший к дворцовым садам; тут росли вперемешку
остролисты и буки, а кое-где торчали темные свечи кипарисов - словно космолеты,
устремленные в звездные небеса. Тропинок в лесу не было никаких, но это Саймона
не смущало; он знал, что с дороги не собьется. Над горизонтом поднималась луна,
и ее сияющий лик, исчерченный темными ветвями деревьев, служил ему путеводным
маяком.
Азиз ад-Дин Абдаллах! Странную и действительно похожую на сказку... Будто бы
задолго до Исхода, в самом начале двадцать первого столетия, жила на свете
прекрасная девушка с глазами газели и губами ярче пунцовых пионов - Азиз ад-Дин
Захра, принцесса, наследница титула и богатств семьи, происходившей от
фатимид-ских халифов. Семейные богатства были не столь уж огромными, и тягаться
с каким-нибудь нефтяным шейхом из Объединенных Эмиратов родитель Захры не мог,
но в общем-то род их считался не только древним, но и весьма состоятельным. И
Захра училась во многих западных странах, дабы приобрести нужный царственный
лоск, и знание языков, и все прочее, необходимое для принцессы, наследницы
древней фамилии. Училась она в Америке, во Франции и в Англии, а превзойдя там
все науки, отправилась в Россию, в город Санкт-Петербург, на берега холодного
стылого моря. Поехала она туда, как объяснял Абдаллах, по той причине, что был
этот город прекраснее прочих городов, даже самого Багдада, а еще потому, что в
Петербургском университете были великие мудрецы, изучавшие Восток и знавшие об
арабах такое, чего сами арабы про себя не знают. Словом, проучилась прекрасная
Захра в Петербурге пару лет, а войдя в возраст зрелости (ей исполнилось
двадцать пять), вернулась на родину, в фамильные поместья под Багдадом. Но
привезла она с собой не одни лишь знания и умения, а еще и супруга, высокого,
темноволосого и синеглазого. И от их союза родился сын Касим, тоже с синими
глазами, и с той поры этот признак стал в роду ад-Динов наследственным и даже
как бы почетным - в память о Касиме ибн-Сирадже и его отце, супруге прекрасной
Захры.
восторгов. Во-первых, он был иноверцем - даже хуже, убежденным безбожником и
атеистом, не заключившим священного договора ни с Аллахом, ни с Христом. А
во-вторых, род его был малопочтенным, происходившим от смеси русской, еврейской
и татарской кровей, и за последние сто лет в том роду встречались простые
врачи, учителя да инженеры, от коих до царственных особ как от Земли до Луны. И
сам супруг Захры был то ли ученым, то ли инженером, каким-то физиком или
компьютерщиком, не способным даже произнести славословие в честь Аллаха
милостивого, милосердного.
прошествии пары лет смирение их перешло в почитание, а затем - в самый
искренний и жаркий восторг. Ибо супруг Захры был богат, так богат, словно
приехал он не из полунищей в ту пору России, а по крайней мере из Калифорнии -
где, как знает всякий, доллары зреют прямо на деревьях, рядом с грейпфрутами и
ананасами. И еще он был щедр, так щедр, будто не знал ни меры деньгам, ни цены
им; и его рука, творящая благо, не оскудевала ни на миг. Но это являлось лишь
самым малым из его достоинств, ибо супруг Захры обладал загадочными свойствами
и таинственными качествами, присущими тем, кто избран самим Аллахом. Он
воистину творил чудеса: мог предвидеть грядущее, подчинять своей воле события и
людей и узнавать все, что случалось в мире, даже самое тайное и секретное,
будто не было для него ни стен, ни расстояний, ни преград. И когда люди
уверились в этих его необычных качествах, то стали толковать, будто супругу
Захры подчиняется джинн, но джинн добрый, так как никому повелитель джинна не
творил зла, а одно лишь благо и всемерную помощь. И были для такого мнения
веские причины, ибо никто не сомневался, что этот человек, овладев властью над
джинном,пожелал того же, чего желает всякий из людей, особенно в молодые годы:
богатство и прекрасную принцессу. Пожелал - и получил! Но Захра была не обычной
принцессой, вроде тощих королевских отпрысков из Британии или Бельгии; Захра
стояла неизмеримо выше, так как происходила от самого пророка! И какой бы
мужчина ни пожелал ее (а таких насчитывалось великое множество), и какие бы
силы ни помогали ему в том желании, без воли пророка - а значит, самого Аллаха!
- брак их заключиться не мог. Никак не мог! Ибо Аллах превыше всего, и Мухаммад
- его единственный посланник!
склонил слух свой к мольбам принцессы и заключил договор с Аллахом, приняв
арабское имя - по всем древним канонам и традициям. Его аламом, или личным
именем, стало Сирадж, что значит "светоч", а его насаб, имя отца, звучало как
Мусафар, что значит "странник" или "гость"; и были эти имена созвучны тем,
которые он носил в России. Прежняя его фамилия стала нисбой, или названием
рода, и превратилась в Навфали, что значит "щедрый", а еще - "дарящий".
Поскольку стал он отцом Касима, то мог принять кунью Абу-л-Касим; а кроме того,
выбрал он про-звище-лакаб Дидбан ад-Дивана, означавшее "страж блаженного". И
само это произвище как бы служило намеком, что Дидбан ад-Дивана Абу-л-Касим
Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали связан с потусторонними силами, с ифритами,
джиннами или даже со всемогущим Аллахом.
ад-Дин говорилось, что Сирадж относился к своей предполагаемой связи с джинном
не без юмора и в какой-то момент повелел вырезать статую кошки (а кошек он
очень любил), утверждая, что в ней, в этой статуэтке, заключена магическая
сила, в точности такая же, как в сказочной аладдиновой лампе. Надо только
знать, где потереть и как потереть! Но эту тайну он не открыл даже сыну своему
Касиму, зато оставил ему такое несметное богатство, что Касим, буду-чи уже в
летах и являясь почтенным главой семейства, смог откупить на Аллах Акбаре
целую страну, благоустроить ее, возвести селения и города, разбить сады и
выбрать лучших из лучших - среди того людского потока, что прихлынул к его
границам. Сотворив все это, Азиз ад-Дин Касим ибн-Сирадж объявил себя эмиром и
стал править в Счастливой Аравии, и правил он так справедливо и мудро, что
никто не мог упрекнуть Касима, что отец его - не араб, а какой-то чужак из
России, без рода и племени. Ну и что с того? Аллах выбирает, Аллах дарует,
Аллах наделяет благородством тех, кто приятен его сердцу!
но с Землей не расстался и был похоронен вместе с супругой своей Захрой в ее
родовых владениях. Воистину, прожили они прекрасную жизнь, в счастье, любви и
согласии, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница
собраний! Мир им обоим!
поскольку имелся у Саймона и другой материал для размышлений, присланный с
Колумбии, из главной штаб-квартиры. И в точных сухих словах справки (несомненно
составленной Уокером) было такое, что временами Саймон испытывал холод в животе
и непривычную дрожь в коленях. Пальцы его тоже, случалось, подрагивали - ведь
вскоре по милости Аллаха, милосердного и справедливого, ему предстояло
коснуться тайны.
ловкостью и сноровкой: преодолел лесок, не хрустнув ветвью, не шевельнув листа,
выбрался на склон возвышенности, увенчанной утесами-руинами, залез на холм и
углубился в скалы. Теперь уже не луна, а безошибочное чутье и ночное зрение
служили ему проводниками. Он улавливал токи воздуха: редкие случайные порывы
ночного ветра и очень слабую, но постоянную тягу, воздушные течения,
струившиеся меж камней, среди всех этих рухнувших замковых башен, подобия стен,
колонн и лестниц, сложенных из неровных щербатых плит. Он шел, повинуясь
инстинкту и ощущая, как крепнет незаметный воздушный поток, как он становится
все более устойчивым и сильным. Совсем чуть-чуть, но Саймону этого хватало. Он
знал, что приближается к расселине, к одной из многих отдушин, идущих вниз, в
пещеру Али-Бабы.
подземный музей, и город Басра, и вся Счастливая Аравия - и, в определенном
смысле, все Разъединенные Миры - являлись творением совсем другого человека,
столь же реального, как, к примеру, Пандус. А вот Пандус был его творением
непосредственным, и чем бы еще он ни осчастливил мир, Пандус оставался самым
важным, самым драгоценным из его даров.
повелитель, безусловно, существовал. Это подтверждалось справкой, пришедшей с