свое время Геннадий Павлович и сам нередко задумывался над тем, как был создан
мир, в котором он живет, и что за причуда породила его, Калихина, таким, какой
он есть, не похожим ни на одного из других живущих, способным думать, мечтать,
помнить прошлое и видеть сны, осознающим свою индивидуальность и подсознательно
уверенным в том, что мир существует лишь до тех пор, пока он способен его
воспринимать? На каждый из этих вопросов можно было дать вполне рациональный
ответ. Но лишь рассматривая их по отдельности. Вкупе же они порождали клубок
немыслимых противоречий. Претендуя на собственную исключительность, разум
протестовал как против низведения его до примитивных форм материи, так и против
признания божественного акта творения, наделившего сознанием нанизанную на
кости плоть.
напрямую связана с чьим-то сном. - Симулякр поднял руки к груди, повернул их
открытыми ладонями от себя и развел в стороны, отодвигая любые упреки, которые
могли быть ему предъявлены. - Готов ли ты к этому?
Геннадий Павлович.
пытался передразнить его. - Обретая новую жизнь в собственном сне, ты
становишься един в двух лицах - ты одновременно и творец, и объект своего
творения. А это есть уже не что иное, как приближение к божественной сути. Став
же богом, ты сможешь создать свой мир - такой, каким ты хотел бы его видеть.
ноги. - Это не для меня.
использовал этот шанс.
хотелось затевать новый спор, в котором не могло быть победителя, - ведь
спорил-то он, по сути, с самим собой. - Ты остаешься здесь? - спросил он у
симулякра.
кажется, что мы находимся в комнате без окон, а для меня это целый мир.
ведь и сам не понимаешь, во что ввязался. - Предупреждая вопрос Геннадия
Павловича, он быстро добавил: - Я тоже не имею об этом ни малейшего
представления. Но предчувствия у меня дурные.
что сотворил с ним Геннадий Павлович. Он, должно быть, исчез сразу после того,
как за Калихиным закрылась дверь. Солнце уже скрылось за крышами домов, но
прохладнее от этого не стало. Прямоугольные блоки жилых зданий и черный асфальт
к вечеру начинали работать, как термогенераторы, отдавая набранное за день
тепло. Геннадию Павловичу страшно не хотелось возвращаться в огромную,
наполненную вечерним полумраком коммуналку. Он чувствовал отвращение, вспоминая
свою убогую комнатенку, в которой ему приходилось жить последние месяцы, -
сколько точно, Калихин не помнил, но за это время он привык называть ее домом.
Он ненавидел тех, кто заставлял его верить в то, что такая жизнь является
единственно возможной. И все же, по привычке, а может быть, потому, что ему
больше некуда было податься, Геннадий Павлович обычным путем шел к большому
дому, сложенному из серых стандартных блоков, - тому, кто проектировал этот
дом, явно не пришлось напрягать фантазию.
познавательной, ожидаемых результатов не принесла. А вот то, как поступил
Геннадий Павлович с охранником, было откровенной глупостью, - уничтожив его, он
сам подал сигнал тревоги тем, кто наблюдал за ним. Но в тот момент ему море
было по колено, - он был уверен, что стоит ему только открыть дверь с табличкой
"А.Р. Арков", и всем его мытарствам придет конец. Конечно, было бы великолепно,
отыщи он запасной выход на том же месте, где оставил его в свое время, - кто ж
спорит! Но окно в потаенной комнатке оказалось заложенным, и нужно было искать
другой путь. И времени на это почти не оставалось. Самым страшным была даже не
тотальная слежка, которая теперь почти наверняка будет за ним установлена, а
то, что активация резервных блоков ложных воспоминаний, если таковые имелись,
могла вновь кардинальным образом изменить его личность. Уже сейчас Геннадий
Павлович сомневался, идет ли он домой по собственной воле или же выполняет
приказ тех, кто в его отсутствие взял эксперимент под свой контроль. Он
старался прислушаться к своему внутреннему голосу - что говорят ему чувства,
что нашептывает интуиция, - но все было тщетно - он так и не мог найти ответ на
вопрос. Ему только оставалось продолжать следовать намеченному плану. Хотя,
сказать по чести, и плана-то у него никакого не было, - одно желание как можно
скорее покончить с неопределенностью, в которой он чем дальше, тем вернее
запутывался.
асфальтированную дорожку, тянущуюся мимо подъездов, когда сзади его окликнул
знакомый голос:
Шпет и призывно махал рукой. Удивленный столь странным поведением соседа,
Геннадий Павлович приблизился к нему.
Павлович, - мельком улыбнулся Шпет. Он говорил полушепотом, то и дело озираясь
по сторонам, как будто боялся, что их могут подслушать. - Видите ли, пару часов
назад к нам в квартиру зашли двое человек. Прилично одетые мужчины, примерно
вашего возраста или, может быть, чуть помоложе. Они спросили вас. Узнав, что
вас нет дома, остались ждать.
они показали мне удостоверения.
удостоверения. Очень. С такими, уж вы поверьте мне, Геннадий Павлович, за порог
не выставишь.
естественно, ответил, что ключ есть только у вас. Предложил им подождать у
меня, но они прошли на кухню. Там сейчас, должно быть, и сидят. А я вот решил
выйти, чтобы вас встретить.
пришли...
нелетающая птица крыльями. - Я вас предупредил, а остальное уж ваше дело.
вытащив связку, крутанул ее пару раз на пальце.
Захарович. - Я еще немного прогуляюсь.
Павлович.
но в душе у него все, перевернулось, когда он узнал, что за ним пришли. Что это
могло означать? Да, в сущности, все, что угодно! Это могло быть окончанием
эксперимента. Двое с "солидными", как выразился Марк Захарович,
удостоверениями, представятся Геннадию Павловичу, посадят его в машину и
отвезут в лабораторию, где ложные воспоминания будут отфильтрованы из его
памяти. И он вновь вернется к своей привычной работе. О, работы у него теперь
будет море! Анализ и осмысление результатов эксперимента займут не один день. С
другой стороны, эта же парочка могла отвезти его в управление службы охраны
общественного порядка, где безработному Г.П. Калихину будет предъявлено готовое
обвинение. Есть человек - будет и статья. Ну, а после...
если эти двое открыли все же его комнату, обыскали и нашли в тайнике паспорт?
Геннадий Павлович почувствовал, как у него стынут кончики пальцев, - это в
тридцати-то градусную жару! - а все тело покрывается омерзительным липким
потом. Минут десять он стоял возле первого подъезда, на том самом месте где
состоялся разговор с Марком Захаровичем, и все не мог решить, как поступить.
Хотя, собственно, выбора у него не оставалось. У него не было другого дома, а
значит, рано или поздно, все равно придется подняться по лестнице, открыть
дверь коммунальной квартиры и войти в длинный полутемный коридор, в конце
которого находилась кухня, где и ждали его незваные гости. Была ли надежда на
то, что, просидев, скажем, часов до десяти и не дождавшись Геннадия Павловича,
гости встанут и уйдут? Сомнительно.
все ускоряя шаг, зашагал к своему подъезду. Черт с ним, пусть все летит прахом!
Нужно было наконец поставить во всей этой истории точку!
замок, Геннадий Павлович дважды повернул его вокруг оси и толкнул дверь от