безумная, не зная языка, бродила по Москве.
врезами, с синеватыми бритыми черепами, ставших начдивами и комкорами, о
том, как эти люди казнили и миловали, и, покидая конницу, бросались за
полюбившейся женщиной... Он рассказывал о комиссарах полков и дивизий в
черных кожаных буденовках, читавших Ницше "Так сказал Заратустра" и
предостерегавших бойцов от бакунинской ереси... Он рассказывал о царских
прапорах, ставших маршалами и командармами первого ранга.
Давыдовичем, - и в его грустных глазах, тех, какие бывают у умных больных
толстяков, появилось особое выражение.
щипковых инструментов. Играл он всегда один мотив: "По улице ходила
большая крокодила, она, она зеленая была..." В любых случаях, и в атаку
идя, и хороня героев, нажаривали эту "крокодилу". В жуткое отступление
приехал к нам Троцкий дух поднимать, - весь полк погнали на митинг,
городишка пыльный, скучный, собаки брешут, поставили трибуну посреди
площади, и я помню: жарища, сонная одурь, и вот Троцкий с большим красным
бантом, блестя глазами, произнес: "Товарищи красноармейцы", - да так, с
таким рокотом, словно гроза всех ошпарила... А потом оркестр нажарил
"крокодилу". Странная штука, но эта балалаечная "крокодила" больше
сводного оркестра, который "Интернационал" играет, с ума свела, хоть на
Варшаву, хоть на Берлин с голыми руками пойду...
начдивов и комкоров, которых потом расстреливали как врагов народа и
изменников родины, он не оправдывал Троцкого, но в его восхищении
Криворучко, Дубовым, в том, как уважительно и просто называл он имена
командармов и армейских комиссаров, истребленных в 1937 году,
чувствовалось, он не верит, что маршалы Тухачевский, Блюхер, Егоров,
командующий Московским военным округом Муралов, командарм второго ранга
Левандовский, Гамарник, Дыбенко, Бубнов, что первый заместитель Троцкого
Склянский и Уншлихт были врагами народа и изменниками родины.
государственная мощь создала новое прошедшее, по-своему вновь двигала
конницу, наново назначала героев уже свершившихся событий, увольняла
подлинных героев. Государство обладало достаточной мощью, чтобы наново
переиграть то, что уже было однажды и на веки веков совершено,
преобразовать и перевоплотить гранит, бронзу, отзвучавшие речи, изменить
расположение фигур на документальных фотографиях.
времен, по-новому переживали свою уже прожитую жизнь, превращали самих
себя из храбрецов в трусов, из революционеров в агентов заграницы.
могучая, логика правды. Никогда такие разговоры не велись до войны.
крови своей. Зря их угробили...
хозяином квартиры, которую снимали Соколовы. Жена Артелева возвращалась со
службы к вечеру. Двое сыновей его были на фронте. Сам Артелев работал
начальником цеха на химическом заводе. Одет он был плохо, - зимнего пальто
и шапки не имел, а для тепла надевал под прорезиненный плащ ватную
кацавейку. На голове он носил мятую, засаленную кепку и, уходя на работу,
натягивал ее поплотней на уши.
улыбаясь людям, сидевшим за столом, Штруму казалось, что это не хозяин
квартиры, начальник большого цеха на большом заводе, а неимущий сосед,
приживал.
скрипнуть половицей, стоял у двери и слушал Мадьярова.
что-то на ухо. Он испуганно затряс головой, - видимо, отказывался от еды.
рассказывал, что на него дело возбуждено в фронтовой партийной комиссии,
набил морду лейтенанту. Во время гражданской войны таких случаев не было.
сказал Штрум.
говорит "ты", а скажешь ему "товарищ Шурьев" - обидится, нужно - "Леонтий
Кузьмич". На днях в цеху разозлил его старик химик. Шурьев пустил его
матом и крикнул: "Раз я сказал, то выполняй, а то дам коленом в ж..,
полетишь у меня с завода", - а старику семьдесят второй год пошел.
жертвам: до войны идет подготовка к войне, во время войны все для фронта,
а после войны профсоюз призовет ликвидировать последствия войны. Где уж
тут стариком заниматься.
на худенькие плечи Марьи Ивановны, скользнувшие в полуоткрытую кухонную
дверь.
себе, что такое свобода печати? Вот вы мирным послевоенным утром
открываете газету, и вместо ликующей передовой, вместо письма трудящихся
великому Сталину, вместо сообщений о том, что бригада сталеваров вышла на
вахту в честь выборов в Верховный Совет, и о том, что трудящиеся в
Соединенных Штатах встретили Новый год в обстановке уныния, растущей
безработицы и нищеты, - вы находите в газете, знаете что? Информацию!
Представляете себе такую газету? Газету, которая дает информацию!
режиме в Бутырской тюрьме, спор, нужен ли Беломоро-Балтийский канал, вы
читаете о том, что рабочий Голопузов высказался против выпуска нового
займа.
энтузиазм и кражи со взломом; пуск шахты и катастрофу на шахте;
разногласие между Молотовым и Маленковым; вы читаете отчеты о ходе
забастовки по поводу того, что директор завода оскорбил семидесятилетнего
старика химика; вы читаете речи Черчилля, Блюма, а не то, что они "заявили
якобы"; вы прочитываете отчет о прениях в палате общин; вы знаете, сколько
человек вчера покончили самоубийством в Москве; сколько сшибленных было
доставлено к вечеру к Склифосовскому. Вы знаете, почему нет гречневой
крупы, а не только то, что из Ташкента в Москву была доставлена самолетом
первая клубника. Вы узнаете, сколько грамм получают в колхозе на трудодень
из газет, а не от домработницы, к которой приехала племянница из деревни
покупать в Москве хлеб. Да, да, и при этом вы целиком и полностью
остаетесь советским человеком.
человеком, читаете американских, английских, французских философов,
историков, экономистов, политических обозревателей. Вы сами разбираетесь,
в чем они не правы; вы сами, без няни, гуляете по улицам.
неся горку чайной посуды.
зазвенела, - видимо, руки у нее задрожали.
продержалась. Хорошо, что Марья Ивановна не слышала этой крамолы.
Буржуазные демократии провалились.
демократия в Финляндии столкнулась в сороковом году с нашим централизмом,
и мы попали в сильную конфузию. Я не поклонник буржуазной демократии, но
факты есть факты. Да и при чем тут старик химик?
Ивановны, слушавшей его.
государство обнаружило и свои преимущества, и свои слабости.
сказал Мадьяров. - Вон, видите, на Волге воюем.
унтер-офицерская вдова сама себя расстреляла в тридцать седьмом году?
этом споре странно ведет себя: едва Мадьяров начинает критику государства,
- Штрум спорит с ним; но когда Соколов набрасывается на Мадьярова, Штрум
начинает критиковать Соколова.
речью, но становился твердокаменным, едва разговор заходил о главной
линии. А Мадьяров, наоборот, не скрывал своих настроений.
Березин Федор
Белоусов Валерий
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Майер Стефани
Лондон Джек