Чтение 59–й страницы книги ~Взлетная полоса~

ГЛАВА 16

Первым версию Сергея принял Бочкарев. Он не просто отказался от своего предположения, он убедился, все глубже вдаваясь в результаты испытаний, что Сергей и на сей раз оказался прозорливее их всех. Несколько позднее к аналогичному выводу пришли Заруба и Окунев. Сергей был рад: они снова, все четверо, могли работать сообща. А сейчас это было особенно важно. У него появились кое-какие конкретные мысли по переделке объектива «Фотона». Но только все вместе смогли бы они осуществить такую работу в кратчайшие сроки. Кстати, на мысли эти его неожиданно натолкнул Владимир. Случилось это как-то после их очередного совместного полета. Вернувшись на аэродром, они, как обычно, обменивались впечатлениями. Сергей посетовал на то, что прибор слишком мало времени находится над целью.

– Ты хочешь, чтобы я сбавил скорость? – спросил Владимир.

– Не знаю, – признался Сергей.

– Ну так я тебе скажу: никто ее сбавлять не станет. Боком такая затея в два счета выйдет, если, конечно, летать придется не над испытательным полигоном.

– Да дело даже не во времени, – уточнил свою мысль Сергей. – Хорошо бы, одним словом, захватывать цель в объектив еще на подлете.

– Видеть вперед?

– И назад.

– Ну, милый, для этого надо было стрекозой родиться, – усмехнулся Владимир.

– Почему стрекозой? – не понял Сергей.

– Только она на все триста шестьдесят видит. Ты вспомни, какие у нее фары.

– При чем тут фары? Я тебе о деле говорю, – буркнул тогда, вроде бы даже обидевшись, Сергей и сразу забыл об их разговоре. Но уже под утро он вдруг увидел эти глаза во сне, сначала неясно, сквозь дымку каких-то других ночных видений, потом совершенно отчетливо: огромные, желтоватые, с зеленым отливом, полусферы, утыканные сотнями бусинок-фасеток. Сон оборвало, словно кто-то сдернул с Сергея одеяло и окатил холодной водой. Он вскочил и сел на постели. Мысль работала необычайно четко: «Не один объектив, а много маленьких, как фасетки, сделать, как у стрекозы, скопировать природу… Спасибо Володьке, натолкнул на мысль…»

С тех пор Сергей был занят только этой идеей. По достоинству ее оценила и вся группа. Конструкторы с увлечением взялись за дело. И как-то сам собой интерес к проводившимся испытаниям ослаб. Александр Петрович высказал группе по сему поводу замечание. Владимир сделал новую серию снимков. Но когда в испытаниях наступила очередная пауза, шеф разразился уже негодованием. На сей раз он приказал Ирине передать непосредственно Бочкареву или, в конце концов, Кольцову, что считает такое их отношение к делу возмутительным. Ирина немедленно села за телефон. Ибо помимо этого у нее было и еще кое-что, о чем следовало рассказать Сергею. С Бочкаревым она, естественно, связываться не стала, а соединившись с Есино раз-другой, все же напала на Сергея. Она справедливо решила, что больше всего шансов отыскать его в инженерном доме. И именно рабочие кабинеты конструкторов взяла под телефонный обстрел.

Сергей обрадовался ее звонку, ибо давно уже с ней не разговаривал. А главное – получил возможность узнать, что с Юлей, почему она совсем перестала звонить. И говорил с ней, как всегда, в шутливом, ласковом тоне, каким обычно взрослые разговаривают с детьми. Однако Ирина сразу же почувствовала в его голосе большую усталость. Работа, очевидно, давалась нелегко. Она сказала ему об этом.

– Мы тут, Ирочка, все как лунатики: ночью бродим по кабинетам, а днем спим.

– Значит, я вас разбудила? – приняла его тон Ирина.

– К сожалению, нет. Спим мы только теоретически. И глаза у нас красные, как у белых кроликов.

– По той же, очевидно, причине вы опять перестали посылать нам пленки? – снова спросила она.

– Нет. По другой.

– По какой же?

– А зачем повторяться? Зачем без нужды небо коптить, жечь напрасно горючку и транжирить моторесурсы? Все и так понятно.

– Кому?

– Нам.

– А нам нет. И потом, такое объяснение я шефу уже передавала. Оно его не устроило.

– Да? – задумался Сергей. – Ему там, конечно, видней, чем нам здесь заниматься, а чем – нет.

– Так что ему передать?

– Завтра получит все необходимое, – пообещал Сергей. – Скажите: не летали – ждали непогоды. Было ясно и неинтересно. А сегодня накрапывает. И мы это не упустим.

– Хорошо, Сережа, – похвалила его Ирина.

– А как ваша подруга, Ирочка? Здорова? Что-то ее совсем не слышно, – как бы между делом заметил Сергей.

Ирина ждала этого вопроса. Заранее решила, что ответит на него, не выказывая никаких эмоций, как и обычно отвечала на подобные вопросы раньше:

– Она в Речинске.

– Когда же она туда уехала? – явно удивился Сергей.

– Почти две недели, как там.

– И долго еще пробудет?

– Дня через два вернется.

– Понятно, Ирочка. Будет звонить – передайте привет, – попросил Сергей и уже хотел было попрощаться, как Ирина неожиданно объявила:

– А у меня для вас новость.

– Какая же?

– А разве Юрий Михайлович вам ничего не говорил?

– Нет…

– Так вот, он уходит от вас. И вообще от нас.

– Кто сказал? – не поверил Сергей.

– Известно кто. Наш кадр. Он теперь со мной очень дружит.

– Он что, совсем ополоумел? – оторопел Сергей.

– Не думаю. Я видела подписанный приказ.

– Вы меня убили, Ирочка, – признался Сергей. – А кого же к нам?

– Этого я не знаю, – призналась Ирина.

– А Бочкарев об этом знает?

– Вряд ли шеф успел ему сказать…

Новость ошеломила Сергея и обидела, хотя она и не явилась для него полной неожиданностью. Бочкарев еще весной говорил ему о своем намерении уйти на учебную работу. Но дальше разговора тогда дело не пошло. А вскоре о том разговоре и вовсе забыли. А если иногда Сергей и вспоминал, то уже никак не думал, что Бочкарев исполнит свое намерение, не закончив работу над «Фотоном», оставив группу на полпути, в самый ответственный период испытаний. Но коли верить Ирине, а не верить он не мог, именно так все и случилось. Для Сергея это было не просто неприятность. Это был удар. После Юли Бочкарев был для него самым близким в КБ человеком. С ним Сергей охотно делился всеми своими планами. С ним быстрее, чем с кем-либо другим, находил общий язык и взаимопонимание при решении самых сложных вопросов. К его советам и замечаниям всегда прислушивался с охотой и готовностью.

– Так когда же вы будете отдыхать? – услышал Сергей сразу вдруг ставший глухим голос Ирины.

– Не знаю, Ирочка. Теперь я ничего не знаю. Я вам позвоню, – ответил он и положил трубку.

Первым его намерением после этого сообщения было немедленно отыскать Бочкарева и все выяснить у него. Сергей даже выбежал из комнаты, спустился по лестнице. Но на крыльце остановился, решив: «Что толку от всех разговоров, если приказ уже подписан?» Он вернулся в свою комнату, сел за стол и закурил. «Значит, будем заканчивать работу втроем, – подумал он. – Ну что ж, Остап и Олег – ребята толковые. Правда, оба ершистые и не всегда и не обо всем с ними можно договориться. Но это уже детали. А главное – надеяться теперь следует только на себя. И надо спешить, спешить и скорее оформить предложение. Еще две-три серии снимков – и Кулешов вызовет с отчетом. И ехать тогда, очевидно, уже придется мне. И очень может тогда случиться скверно, если что-нибудь не будет готово». И опять он подумал, что за широкой спиной умного, доброго Бочкарева, который, несмотря на свою принципиальность, отлично умел ладить со всеми, работать и ему и всей группе было куда как спокойно. Но дело было даже не только в этом. Теперь, впервые за все время его работы в КБ, ему предстояло решать все вопросы непосредственно с Кулешовым: ему докладывать, перед ним отчитываться, от него получать задания, выслушивать замечания, с ним советоваться. Но вот именно этого-то, последнего, без чего совершенно немыслима какая бы то ни была творческая работа, Сергей абсолютно себе не представлял. И в первую очередь потому, что еще никогда, ни разу их точки зрения не совпадали. И, наоборот, все, что представлялось значительным и интересным одному, как правило, решительно отвергалось другим.

Сергей, обдумывая сложившуюся ситуацию, склонился над своими записями, которые с каждым днем обретали все более конкретный характер. Он буквально заставил себя отключиться от всего и слиться со своими расчетами. Он знал одну свою особенность, главную, ту, которая определяла его характер: в деле он забывал обо всем, в том числе и о самом себе. А сейчас как раз это ему и надо было. Ведь сколько раз вот так, за работой, он спасался от иссушающей сердце и душу тоски о Юле! Он разумно решил, что ни о чем Бочкарева спрашивать не станет. Сделает вид, что знать ни о чем не знает. Надо будет, Бочкарев все расскажет сам. А его дело – не упустить время.

Два дня шел мелкий дождь. Дважды Владимир поднимался в воздух и привозил новые пленки. Оба раза, как и обычно, их отправляли в КБ. Бочкарев звонил в Москву, разговаривал с Кулешовым, интересовался качеством результатов. Все шло нормально. Сергей ждал, что после какого-нибудь очередного такого разговора он объявит им о своем уходе. Но Бочкарев молчал.

После третьего полета Владимир спросил:

– Надолго у вас такая волынка?

– Неужто уже надоело? – усмехнулся Заруба.

– В отпуск пора. У меня отпуск по плану, – объявил Владимир. – И вообще…

– Что «вообще»? – поинтересовался Окунев.

– Испытывать ваши фотоаппараты – словно молоко возить: того и гляди прокиснешь вместе с ним.

– Ясно. Не хватает остроты ощущений, – уточнил Заруба.

– Летать разучишься.

– Перестань канючить. Без тебя тошно! – не сдержался Сергей. – Как будто нужно делать, лишь что хочется.

Владимир вздохнул:

– Брат, сдаюсь. Ты всегда прав. Но с отпуском-то как?

– Поедешь. Закончим съемку – и поедешь, – пообещал Сергей. И посмотрел на Бочкарева. Хотел от него услышать подтверждение своих слов. Но Бочкарев почему-то воздержался от каких бы то ни было высказываний. Сергею это не понравилось. И тогда он высказал предположение, которое должно было исходить от Бочкарева как от руководителя группы: – В четверг закончим вчерне разработку нового объектива. Доложим свои соображения шефу. И надо думать, на время дальнейшие испытания прекратим. Вот и твой отпуск.

– А сегодня, между прочим, мы, кажется, получим тот вариант, которого давно ждем, – глядя в окно, проговорил вдруг Бочкарев.

Все посмотрели на него.

– Да-да, – подтвердил он. – Вот уже и дождь кончился. И ветер переменился. И потеплело. Значит, к ночи наверняка наползет туман.

Теперь все стали смотреть в окно. И хотя по лужам на асфальте еще барабанили капли, а ветер и вовсе стих и мокрый конус беспомощно повис над домиком у полосы, всем очень захотелось поверить в предсказание Бочкарева.

– Я тоже думаю, может наползти, – сказал Владимир. – Точно, теплом дохнуло. Пойду-ка я к своему коню.

– Давно бы так, – буркнул ему Сергей и снова уселся за свои записи.

Вскоре в комнате никого не оказалось. У всех нашлись какие-то дела, и коллеги его разошлись кто куда. Сергей несколько раз перечитал лежавшую перед ним на столе страницу, но понял, что на сей раз сосредоточиться не сможет, и снова взглянул в окно. То ли он не заметил этого несколько минут назад, то ли погода действительно менялась буквально на глазах, но сейчас он увидел совершенно ясно, как сплошную пелену туч во многих местах уже разорвало и сквозь образовавшиеся проемы проглядывает голубое, теплое небо. А где-то совсем у горизонта через проемы уже пробились на землю солнечные лучи, и оттого край аэродрома у леса необычно просветлел и словно бы даже приблизился к инженерному дому. Такое быстрое и неожиданное потепление могло, весьма кстати, вызвать туманы. Но Сергей подумал сейчас не о представившейся возможности испытать «Фотон» в новой и сложной погодной обстановке, а о том, что Бочкарев фактически самоустранился от разработки нового объектива. А это можно было объяснить только тем, что ему также уже было известно о приказе.

Зазвонил телефон. Сергей машинально снял трубку, ответил в своей обычной манере: