веревки одно волокно, оно оказалось крепким, я соединил четыре таких,
привязал за колечко булавку -- получилась грубая и нелепая снасть метров
двенадцать длиной. Я насадил на булавку приличный шмат рыбьих внутренностей,
взял покрепче в руку другой конец этой дикой "жилки" и, присев у воды и
подкравшись чуть ближе к перекату, забросил свою могучую снасть на струю.
Насадка двинулась быстро вниз по течению, достигла переката, и в тот момент,
когда снасть натянулась -- возле нее вскипел бурун, я почувствовал резкий
удар в руку и, не давая снасти слабины, скоро выволок к своим ногам отличную
рыбину, граммов на шестьсот весом. Быстро я изловил вторую, почистил обеих,
выбросив внутренности в воду и накормив оставшихся на перекате рыб. Свою
рыбу промыл, протер краем рубашки, уложил в траву в рюкзаке, рюкзак -- за
плечи, снасть, намотав на веточку, -- в карман, и двинул по лесу дальше:
едой теперь я был обеспечен. Солнце стало еще более отклоняться от моего
пути, поднимаясь все выше и выше стало жарко в лесу, душно, влажновато, и я
снял куртку. Днем, сейчас, я куда меньше боялся зверей, тем более что город
был не так уж далеко, это звери должны были его бояться, а не я их, -- но
где же тогда взрывы и пальба, почему их не слышно, почему? Но выбора не было
-- я придерживался по ощущению курса винтокрыла: думаю, тогда а,Урку не было
смысла идти на Тарнфил какими-то финтами. И еще речки. Их я, шагая по лесу,
перешел вброд, наверное, четыре или пять, и все они текли в сторону моря:
все, я надеялся, было верно, хотя бы в смысле общего направления. Я шел уже
часа два, солнце близилось к зениту, правда, я не знал точно, где у них
зенит в это время года. Еще через час возле маленького ручья я перекусил,
отдохнул немного и двинул дальше, сообразив, что ручьев и речушек стало
побольше на моем пути, появились густые заросли растений, несколько похожих
на папоротники полукеды мои давно промокли и через речки я шагал, уже не
снимая их. Вдруг, поглядев наверх, я увидел странное существо, зверя, скорее
зверька (но я успел вздрогнуть). Он сидел высоко на ветке и глядел на меня.
Если сравнить его с нашими, земными, то получалось, что зверь он --
"комплексный". Хвост его, большой и пушистый, был как у лайки, только
закручен чуть ли не в три витка, да и сам зверь был очень пушистый,
коричнево-золотого цвета, в полоску, глаза у него были блюдечками, огромные,
как у лемура, но он был с ушами, широкими и тоже пушистыми, но и длинными,
как у зайца. Пожалуй, он был все-таки не зверек, но и не зверь, не зверище,
-- размером с крупного молодого поросенка. Он глядел на меня, помахивая
хвостом, с огромным любопытством, просто глаза у него были такие,
изумленные. Я сделал шаг вперед, он не испугался, не убежал, просто кашлянул
или крякнул -- что-то среднее. Я поднял руку -- и он снова крякнул. Тогда я
сделал два шага в его сторону, а он аккуратненько продвинулся по ветке шажка
на два к стволу дерева. Он похоже не собирался на меня прыгать или удирать,
и тогда я сделал вперед целых четыре более быстрых шага, -- тут уж он не
выдержал и быстро "взлетел" по основному стволу вверх, но выше не полез, а
повернул голову в мою сторону и пару раз снова крякнул. Я, как умел, крякнул
тоже, а он -- вроде как бы чихнул, я не быстро пошел к его дереву, и тут он
жалобно и плаксиво завопил, бросился вверх по дереву и исчез в густой кроне.
Славный был зверь. Я пошел дальше, повеселев, даже насвистывая что-то.
Вскоре я почувствовал под ногами нечто мягкое, поглядел -- вроде мох
какой-то, и действительно, лес вскоре поредел, и я вышел на болото.
Осторожно я сделал несколько шагов в глубь его и, чувствуя, как меня
затягивает, вернулся на менее топкое место, испугавшись, что болото может
быть длинным в обе стороны. Я пошел вправо, сделал, должно быть, шагов
шестьсот, и мне показалось, что болото стало уже, а может быть, и менее
топким. Я вновь вошел в него: действительно, меня уже почти не затягивало, и
осторожненько я пересек его и пошел обратно налево, среди каких-то
папоротников, но не зеленых, а почти черных, и, пройдя свои шестьсот шагов,
вновь повернул в сторону предполагаемого Тарнфила. А что, если снова болото,
и не одно, и тем более неизвестно какой длины? Я приуныл. Тропический лес --
не лужайка на берегу тихого пруда, даже постоянное перешагивание через
упавшие стволы показалось мне ерундой рядом с воображаемыми болотами.
Я продолжал идти, лес был такой же однообразный, разве что стал пониже,
посветлее, по-прежнему я перешагивал через павшие стволы и ручьи, переходил
вброд речки, но болота долго не попадались. Через час я так устал, но так
тем не менее втянулся в эту однообразную ходьбу, что без особой охоты
остановился быстро перекусить и снова зашагал по лесу: новая ночевка в лесу?
-- нет, это было сильнее усталости, хотя кто, в сущности, мог сказать, в
каких условиях я буду ночевать в Тарнфиле, если доберусь до него.
Еще через час началось нечто странное. Лес стал более редким, солнечных
лучей через крону пробивалось все больше и больше, но впереди себя я увидел
сплошную полосу дыма и вскоре вошел в нее, а точнее -- она сама вдруг, эта
полоса, надвинулась на меня, наплыла и окутала со всех сторон. Как я ни
втягивал в себя воздух -- ничем не пахло, это был какой-то странный
движущийся туман: я и глазами, и физически ощущал, как он быстро движется,
обтекая и меня, и деревья даже с каким-то легким дуновением и шорохом
деревья впереди меня то почти исчезали в тумане, то вновь выплывали, но не
только деревья иногда исчезали, но и полосы солнца, потом эти полосы вовсе
исчезли, хотя туман несколько поредел и стали видны ближние и дальние стволы
деревьев. Он рассеивался на моих глазах, этот странный стремительный туман,
но солнце не появилось увеличив темп, пока туман в лесу исчез, я поднял
голову и через просветы более редких крон увидел, что все солнце заволокло
тучами, и не успел я пройти еще с полчаса -- хлынул ливень. Я встал под
первое же попавшееся дерево, чтобы переждать этот ливень и страшный грохот
прямо над моей головой, а молнии секли небо то здесь, то там, казалось --
всюду. Вскоре я вымок до нитки и пошел дальше: надо было идти, если уж я
решил не ночевать в лесу еще раз. Пораженный, я вдруг увидел, что впереди,
вдалеке, мой лес вообще кончается. Я стоял не только на краю леса, но и на
краю явно сбегающей вниз горы, склон которой был и слева и справа от меня,
уходя на огромные от меня расстояния так, что терялся в дали и в дожде.
Глубоко внизу, под горой, снова начинался лес, какой он -- я просто не знал.
Гром все грохотал, резвились молнии, дождь стал слабее, а я все стоял
под деревом, теперь уже считая, что не могу идти прежним курсом, что,
спустившись вниз, надо, видимо, идти градусов на десять правее: с воздуха я
ни разу не углядел этой горы. И тут же чудеса политорской атмосферы
продолжились: грохот громовых разрядов начал стихать, уходить куда-то за
спину, а туча, закрывшая небо до горизонта, вдруг как бы оторвалась от него,
обнажив длинную и поначалу узкую полосу голубого неба вдалеке, и двинула
прямо в мою сторону, а та голубая полоса неба становилась все шире и шире,
тоже приближаясь ко мне, и наконец оказалась прямо над моей головой и
"уплыла" за спину, а туча успела за это время проскочить так далеко в
сторону Калихара, что снова над моей головой засияло солнце. И пока я,
спустившись чуть вниз прямо под лучи солнца, раздевался догола, чтобы
просушиться, и прятал под рюкзак от солнца рыбу, я вдруг ощутил нечто
странное: гром несколько стих, но явно маловато для той скорости, с какой
ушла туча, и он слышался не сзади меня, а впереди.
Я протер ладонью мокрое еще лицо и глаза и буквально впился взглядом в
ту голубую даль, откуда и доходил до меня этот грохот. О! Он был уже совсем
с другими паузами, нежели грохот грома, разрывы и какое-то глухое буханье не
напоминали гром, я не ошибся, нет, я даже различал на голубом небе слои дыма
и даже, кажется, видел маленькие острые пики домов над лесом... Вдалеке и
точно, правее градусов на десять, был Тарнфил, и я слышал гром и грохот
войны.
Когда я обсох и высохли на солнце мой рюкзак, "плеер" и коммуникатор, я
надел трусики, штаны и полукеды, рубашку и куртку подвязал к рюкзаку и начал
спускаться вниз, но уже сразу под нужным углом и запоминая, как но отношению
ко мне "стоит" солнце, -- в нижнем лесу я бы уже не видел дым над Тарнфилом
и концы-иголочки высотных домов с шарами. Что там в нижнем лесу, сколько мне
идти до Тарнфила, проскочу я в него или нет -- я не знал. Одно было
очевидно: сумей я пробраться в город -- ключ-пластины от дома были в нашей
машине и стало быть у папы. Я углубился теперь уже в настоящую чащу, хотя --
хвала небу! -- поначалу не такую уж невообразимую, просто более трудную для
ходьбы, чем на плато.
Здесь, в нижнем лесу, деревья были более тонкими, стоили плотнее, было
влажно и душно, жарко, липко как-то, и, несмотря на это, мне пришлось надеть
и рубашку, и куртку: появилось много кустов, через которые я продирался
обойти их, казалось, заняло бы больше времени. Валяющиеся на земле стволы
были и тут в избытке, никуда не делись, да и трава была повыше, разве что
ногами я не чувствовал, что почва более болотистая, и я этому обрадовался
(не рано ли?). Птиц здесь было ничуть не меньше, чем на плато. Довольно
быстро от жары, духоты и ходьбы я промок, но пару часов я шел в приличном
темпе, не думая ни о чем. Гуще лес не становился, но над головой появилось
некоторое подобие лиан, иногда густых, по ним сновали маленькие птички и
какие-то зверьки вроде белок, но не хвостатые. Иногда под высокой травой
оказывались лужицы поглубже. Одна лужа была почти по колено, а за ней и еще
несколько, и я почувствовал, что почва стала более вязкой. Вскоре я уткнулся
в узкое болото, я сделал маневр вправо, но болото оказалось длинным, я
вернулся и с час времени потратил на собирание мелких, тонких, павших
деревьев и на устройство прохода через болото. Очень мило будет, решил я,
если болота пойдут одно за другим, а павших деревьев рядом не будет. Оч-чень
мило! Пошел с Оли немного поблеснить -- и вот я уже тут, в гиблом каком-то
лесу. Речки и ручьи все с более вязким дном попадались все чаще, и я
почему-то с каким-то напряжением стал думать, что вот идеальное место для
криспы-тутты, а то, что город рядом, тутте плевать, не такая она умная, как
кольво, чтобы бояться города. Несмотря на усталость, внимание мое
обострилось, и я держал руку с пристегнутым револьвером наготове. Еще через
час я так намаялся от напряжения, выбранного темпа, рваного какого-то ритма,
из-за продирания через кусты и вечного перешагивания через стволы и ручьи,
что, перейдя вброд очередную речку и зацепившись за невидимый в траве
упавший ствол, я грузно, как мешок, упал и с непонятной охотой минут десять
лежал неподвижно в мокрой траве, в какой-то луже, лишь бы не шевелиться, не
идти, не продираться через кусты все это похоже было на "да ну все к
лешему, никуда дальше не пойду!", на самом же деле я просто поддался