распевать веселые песенки, показывать фокусы с чернильницей и коробочкой
облаток, ловить сразу три апельсина одной рукой, балансировать табуретом на
подбородке и перочинным ножом на носу, а также проделывать сотни других
столь же поразительных фортелей, ибо во время отлучек мистера Брасса
подобные развлечения помогали Ричарду рассеивать томительную скуку своего
вынужденного заточения в конторе. Эти светские таланты, которые мисс Салли
обнаружила в новом писце совершенно случайно, мало-помалу оказали на нее
такое действие, что она стада частенько просить мистера Свивеллера отдохнуть
от трудов и поразмяться, невзирая на ее присутствие, чем мистер Свивеллер
охотно пользовался. Таким образом, между ними зародилась дружба. С течением
времени мистер Свивеллер стал, подобно мистеру Брассу, смотреть на мисс
Салли как на своего собрата по профессии. Он обучил ее таинствам игры в
орлянку и в карты - на фрукты, имбирный лимонад, жареную картошку и даже на
скромную чарочку, пригубить которую не отказывалась и она сама. Он часто
подсовывал ей свою порцию переписки, в добавление к ее собственной, и - чего
ж больше! - иной раз вознаграждал ее за это дружеским похлопываньем по спине
и называл "славный малый", "душа-человек" и тому подобное, а она нисколько
не обижалась и выслушивала его комплименты с благосклонностью.
то, что маленькая служанка неизменно пребывала где-то в недрах земли, под
улицей Бевис-Маркс, и появлялась на поверхности лишь по звонку одинокого
джентльмена и вскоре немедленно исчезала. Она никогда не выходила наверх, не
заглядывала в контору, не снимала своего заскорузлого передника, видимо
никогда не умывалась, не выглядывала из окон, не выскакивала за дверь
подышать чистым воздухом, не знала ни отдыха, ни развлечений. Ее никто не
навещал, о ней никто не говорил, о ней никто не заботился. Мистер Брасс
высказал однажды предположение, будто их служанка "дитя любви" (а это
значило все что угодно, только не "любимое дитя"), но других сведений о ней
Ричарду Свивеллеру так и не удалось собрать.
Салли Брасс. - Я подозреваю, что первый же мой вопрос сразу положит конец
нашей дружбе. Между прочим, любопытно, действительно она дракон или ближе к
русалочьей породе? В ней есть что-то чешуйчатое. Но русалки обожают
глядеться в зеркало, что ей совсем ни к чему. И они обычно только и знают
что расчесывать волосы, чего за ней не водится. Нет! Она, конечно, дракон!"
- Вы куда собрались, старина? - сказал Дик вслух, когда мисс Салли привычным
жестом вытерла перо о свое зеленое платье и поднялась с табуретки.
маленькая служанка никогда ничего не ест".
ненадолго.
гораздо дальше, в заднюю комнату, где братец и сестрица делили свои трапезы.
взад и вперед по конторе. - Дорого бы я дал, - если б у меня было хоть
сколько-нибудь в наличности, - чтобы узнать, как они обращаются с этим
ребенком и где они его держат. Моя матушка, вероятно, была очень любопытная
женщина, во мне явно сидит где-то вопросительный знак. Я чувства побороть
свои сумею, но ты, виновница волнений и тоски...* Нет, в самом деле!.. -
воскликнул мистер Свивеллер, обрывая себя на полуслове и в раздумье
опускаясь в кресло для клиентов. - Я должен знать, как они с ней обращаются!
дверь с намерением шмыгнуть через улицу за стаканом легкого портера, но в
этот миг перед ним мелькнул коричневый головной убор мисс Брасс, уплывающий
вниз по лестнице. "Черт побери! - мысленно воскликнул Дик. - Никак она идет
кормить служанку! Ну! Теперь или никогда!" Перегнувшись через перила и
дождавшись, когда головной убор исчезнет в темноте, он ощупью сошел вниз и
добрался до кухни следом за мисс Салли, которая вошла туда с блюдом холодной
баранины в руках. Кухня была весьма убогая - сырая, темная, с низкими
потолками; стены все в трещинах, в разводах плесени. Из подтекающего крана
капала вода, и капли эти с болезненной жадностью лизала заморенная голодная
кошка. Широкая решетка очага была завинчена так туго, что между ее прутьями
виднелись лишь тоненькие язычки огня. Все здесь было на запоре: на двери в
угольный подвал, на свечном ящике, на солонке, на шкафу - всюду висели
замки. Тут ничем не удалось бы поживиться даже таракану. Жалкий, нищенский
вид этой кухни сразил бы насмерть и хамелеона. Он сразу бы распробовал, что
здешний воздух несъедобен, и с отчаяния испустил бы дух.
склонила голову.
- сказала мисс Салли.
шкаф, достала оттуда тарелку с несколькими унылыми холодными картофелинами,
не более съедобными на вид, чем руины каменного капища друидов*. Тарелку эту
она поставила на стол, приказала маленькой служанке сесть и, взяв большой
нож, нарочито размашистыми движениями стала точить его о вилку.
приготовлений кусочек баранины примерно в два квадратных дюйма и подцепив
его на кончик вилки.
словно стараясь разглядеть в нем каждое волоконце, и ответила "да".
мисс Салли. - На, ешь. Съесть это было недолго.
пискнула "не хочу". Обе они, вероятно, выполняли привычную процедуру.
предложили еще, но ты ответила "не хочу". Так не смей же говорить, будто
тебя держат здесь впроголодь. Слышишь?
уставившись на маленькую служанку, не спускала с нее глаз до тех пор, пока
та не доела картофель.
что иное могло заставить ее без всякой на то причины ударять девочку ножом
то по рукам, то по затылку, то по спине, точно, стоя рядом с ней, она
прямо-таки не могла удержаться от колотушек. Но мистер Свивеллер изумился
еще больше, увидев, как мисс Салли - его собрат по профессии - медленно
попятилась к двери, видимо насильно заставляя себя уйти из кухни, потом
вдруг стремительно ринулась вперед и с кулаками набросилась на маленькую
служанку. Ее жертва вскрикнула сдавленным голосом, боясь и заплакать-то
по-настоящему, а мисс Садли подкрепилась понюшкой табаку и вслед за тем
поднялась наверх, едва дав Ричарду время вбежать в контору.
ГЛАВА XXXVII
он каждый день черпал оттуда что-нибудь новенькое, - числилось совершенно
исключительное и непреодолимое пристрастие к Панчу. Из какой бы дали не
доносился голос Панча до улицы Бевис-Маркс, одинокий джентльмен, услышав его
даже сквозь сон, вскакивал с кровати, наскоро одевался, бежал на этот голос
со всех ног и вскоре возвращался во главе целой толпы зевак, в центре
которой шествовали кукольники с ширмами. Ширмы тут же ставили перед домом
мистера Брасса, одинокий джентльмен садился у окна второго этажа, - и
представление, сопровождавшееся волнующими звуками флейты и барабана, а
также громкими возгласами зрителей, шло полным ходом, к великому ужасу всех
солидных обитателей этой тихой улицы. Следовало бы предположить, что после
конца представления актеры и зрители удалялись. Какое там! Эпилог оказывался
ничем не лучше самой пьесы, ибо, лишь только дьявол испускал дух, одинокий
джентльмен немедленно требовал обоих кукольников к себе наверх, угощал их
спиртными напитками из своих запасов и затевал с ними длинные разговоры,
содержание которых оставалось для всех непостижимой загадкой. Но
таинственность этих бесед сама по себе не имела особенного значения. Все
дело было в том, что, покуда они велись. скопище народу около дома не
уменьшалось, мальчишки били кулаками в барабан и передразнивали Панча своими
пискливыми голосами, приплюснутые носы затуманивали окно конторы, в замочной
скважине входной двери все время поблескивал чей-нибудь глаз, - и стоило
только одинокому джентльмену или одному из его гостей высунуть хотя бы
кончик носа в окно верхнего этажа, как их встречал разъяренный рев
обездоленной толпы, и она продолжала выть и кричать, не внимая никаким
уговорам, до тех пор, пока кукольники не спускались вниз и не увлекали ее за
собой в другое место. Короче говоря, все дело было в том, что это народное
движение произвело полный переворот на улице Бевис-Маркс и тишина и мир
покинули ее пределы.
но, будучи не в силах лишиться столь выгодного жильца, он благоразумно
прятал в карман вместе с платой за квартиру и свою обиду на него, а злость
вымещал на осаждавших контору зеваках, пользуясь всеми доступными ему
способами отмщения, которые были, правда, весьма несовершенны и сводились к
обливанию этих зевак помоями из леек, бомбардировке их с крыши обломками
черепицы и штукатурки и подкупу кэбменов, с тем чтобы те нежданно-негаданно
выезжали из-за угла и карьером врезались в толпу. Кое-каким простачкам на
первый взгляд, может быть, покажется странным, почему причастный к сословию
стряпчих мистер Брасс не притянул к суду лицо или лица, повинные в этих
безобразиях, но пусть они вспомнят, что, подобно лекарям, редко пользующим
самих себя, и духовным особам, не всегда следующим своим проповедям,
законники не любят путаться с законом по собственному почину, зная, что этот
острый инструмент ненадежен, требует больших затрат при пользовании им и,
кроме всего прочего, бреет начисто - причем не всегда тех, кто этого