были, Эвремонд..
просьбе моего соотечественника, откликнувшись на его письмо, которое лежит
перед вами. Я только о том и прошу, чтобы мне дали возможность как можно
скорей удовлетворить эту просьбу. Разве это не мое законное право?
листок песком и протянул его Дефаржу со словами: - В секретную.
его спиной тотчас же выросли два вооруженных патриота с мушкетами наперевес,
и они все вместе вышли из помещения.
Дефарж, когда они сходили с крыльца караульни, направляясь в город, - того
самого, что был заточен в Бастилии, которой больше не существует?
Может быть, вы слышали обо мне?
мрачным раздражением:
принесло во Францию?
верите, что это правда?
перед собой.
так ни на что не похоже, такой произвол и несправедливость во всем, что не
знаешь, как и подступиться. Вы не могли бы немножко помочь мне?
возможность общаться с внешним миром?
возможности ничего сказать в свое оправдание?
прежде не погребали заживо, да еще не в таких тюрьмах?
шагать, не разжимая рта. Чем больше он замыкался в это суровое молчание, тем
меньше было надежды смягчить его хоть немного, - так по крайней мере
казалось Дарнею, - и он поспешил сказать:
насколько это важно) дать знать мистеру Лорри в банк Теллсона, - это
англичанин, он сейчас здесь, в Париже, - что меня подвергли заключению в
Лафорсе, просто только самый факт, без всяких подробностей. Не возьметесь ли
вы это сделать для меня?
долг служить родине и народу. Я присягал в верности им обоим, я не с вами, а
с ними, против вас. Для вас я ничего не стану делать.
и гордость не позволяла ему так унижаться. Они долго шагали молча, и Дарней
невольно изумлялся, до какой степени народ привык к тому, что по улицам
водят арестантов, даже дети при встрече с ним не обнаруживали ни малейшего
любопытства. Кое-кто из прохожих обернулся ему вслед, погрозил аристократу,
но никого, по-видимому, не удивляло, что прилично одетого человека ведут под
стражей в тюрьму, это было столь же обычное зрелище, как встретить на улице
мастерового в рабочей блузе, идущего на работу. На какой-то грязной и темной
улочке они, проходя, видели оратора, который, стоя на табурете, взывал к
возмущенной толпе, оглашая многочисленные преступления короля и королевской
фамилии, совершенные ими против народа. Из того, что он успел уловить на
ходу, Дарией только теперь узнал, что король заключен к тюрьму и что все до
единого иностранные послы покинули Париж. За нее время своего путешествия он
нигде (за исключением Бове) ни о чем, ни от кого не слышал. Охрана и
неизменно окружавшая его бдительность совершенно изолировали его. Дарней
теперь понимал, что опасности, которым он здесь подвергался, гораздо
серьезнее, чем он мог предположить, когда уезжал из Англии. Он понимал, что
опасности эти увеличиваются с каждым днем, ибо атмосфера становится все
более неблагоприятной и угрожающей. Он признавался себе, что, если бы он мог
предвидеть события, которые разыгрались здесь за эти последние дни, он не
рискнул бы отправиться в это путешествие. И все же его положение отнюдь не
представлялось ему таким безнадежным, каким он увидел его несколько позднее
и каким оно оказалось в действительности. В смутной неизвестности будущего,
каким бы оно ни казалось темным, мелькала надежда, рожденная неведением. Мог
ли он представить себе, что через несколько суток в городе подымется
чудовищная резня, страшное кровопролитие, не прекращающееся ни днем, ни
ночью, которое оставит неизгладимый кровавый след на этом благословенном
времени жатвы. И откуда ему было знать о только что появившейся на свет
"зубастой женушке Гильотине", которую еще никто не видел в действии? Даже и
те, кто потом совершал с ее помощью неисчислимые злодеяния, вряд ли в то
время могли вообразить себе все эти ужасы. А человеку такого мирного склада,
как Дарней, конечно, и в голову не могло прийти ничего подобного.
надолго в тюрьму, обречь на жестокую разлуку с женой и ребенком, но дальше
этого его опасения не шли. Поглощенный этими мыслями, он не заметил, как они
подошли к воротам мрачного двора, в глубине которого высилась тюрьма Лафорс.
арестанта, сказал: "Эмигрант Эвремонд".
лицом.
ушел с обоими патриотами.
женой. - Да что же, это им конца не будет?
хотелось успокоить мужа. "Что же делать, приходится терпеть, голубчик", -
сказала она. Трое сторожей, явившихся на ее звонок, тотчас же поддакнули ей,
а один из них прибавил: "Во имя свободы", что прозвучало по меньшей мере
неожиданно в этом узилище.
невыносимо спертый. Удивительно, как скоро образуется этот особенный,
тяжелый, застоявшийся воздух в плохо проветриваемом помещении, где люди спят
вповалку, не раздеваясь.
бумагу. - Точно у меня везде не набито битком! Кажется, уж больше некуда!
полчаса, прежде чем он соизволил обратиться к арестованному. Все это время
Чарльз Дарней шагал из угла в угол под низко нависшими каменными сводами,
изредка присаживаясь на каменную скамью, а тюремщик и сторожа молча
наблюдали за ним: для этого его и задержали здесь, чтобы хорошенько
запомнить его лицо.
- Идемте со мной, эмигрант.
длинным коридорам, по каменным лестницам; много раз они останавливались, и
тюремщик, гремя ключами, отпирал и снова запирал железные двери, и, наконец,
они вошли в большое помещение с низким сводчатым потолком, тесно набитое
заключенными обоего пола. Женщины сидели за длинным столом, читали, писали,
вязали, шили, вышивали; мужчины стояли за их стульями или расхаживали взад и
вперед.
бесчестием, Дарней невольно отшатнулся при виде столь многочисленного
сборища. Но как и во время бесконечной езды с конвойными, когда у него вдруг
появлялось чувство, что все это ему только снится, так и сейчас он точно во
сне увидел, как вся эта арестантская компания поднялась ему навстречу и
приветствовала его с такой необыкновенной учтивостью и непринужденным
изяществом, точно его принимали во дворце.
грубым убожеством тюрьмы, что Дарнею казалось, будто его обступили выходцы с
того света. Призраки! Да, призраки красоты, величия, грации, призраки
гордости, легкомыслия, остроумия, юные и старые призраки, всех их прибило к
этому брегу отчаяния, где они ждут переправы, и смерть, наложившая на них
свою печать, едва они ступили сюда, уже глядит на него из этих глаз.
тюремные надзиратели, которые расхаживали по камере и были бы вполне на
месте среди обычного состава заключенных, так странно выделялись своей
неотесанной грубостью среди этих скорбных матерей, прелестных цветущих
девушек, среди всех этих призрачных видений, юных кокетливых красавиц,
величественных благородных дам, что Дарнея все сильнее охватывало чувство,
что этого не может быть в действительности, что все это ему только снится
или он в самом деле уже попал в царство теней. Все, что он видит, - это
призраки. И это его дикое путешествие, - что это, как не горячечный бред, от
которого он никак не может очнуться?
выходя вперед, человек благородной внешности и с манерами царедворца, - имею
честь приветствовать вас в Лафорсе и выразить вам наше сочувствие по поводу
постигшего вас бедствия, которое привело вас к нам. Желаем вам, чтобы все
Прозоров Александр
Буркатовский Сергей
Жюль Верн
Смит Кордвейнер
Сертаков Виталий
Суворов Виктор