особу. За это ты подлежишь имперскому суду и заслуживаешь быть объявленным
вне закона и стать изгнанником, лишенным всех прав состояния. Но ты сделал
не только это - ты сделал больше. Ты преступил не только законы
человеческие, за что заслуживаешь человеческой казни, - ты преступил законы
божеские: ты вломился в храм господень, наложил руки на служителя церкви,
осквернил святилище кровью и грабежом, ты совершил святотатство...
требовал от меня.
мне больше начала, не то горе твоей седой голове! - И он откинулся на спинку
кресла, заскрежетав зубами, особенно сильно напоминая в эту минуту дикого
зверя, чье имя он носил.
решимостью, - теперь выслушай условия, которые я как милосердный государь,
как христианин и духовный отец, забывая все личные обиды и прощая все
оскорбления, могу тебе предложить. Брось свой предводительский жезл,
распусти войско, освободи пленных, возврати награбленную добычу, раздай свое
имущество тем, кого ты сделал сиротами и вдовами, надень на себя власяницу,
посыпь голову пеплом, возьми в руку посох и босой ступай в Рим... Мы же со
своей стороны обещаем тебе лично ходатайствовать перед Ратисбонским
имперским сеймом за твою жизнь и перед нашим святым отцом папой за твою
грешную душу!
тоном, словно это он сидел на епископском троне, а у его ног валялся
преступник, на коленях вымаливающий прощение, де ла Марк, изумление которого
мало-помалу уступало место бешенству, медленно приподнимался в своем кресле,
и, когда епископ умолк, он только взглянул на Никкеля Блока и молча поднял
указательный палец. В тот же миг разбойник нанес удар, как будто на бойне, и
епископ без стона, без крика упал мертвый к подножию собственного трона.
Льежские горожане, совершенно не подготовленные к такой ужасной развязке и
ожидавшие, напротив, что переговоры окончатся мирным соглашением, вскочили
со своих мест, как один человек, с громкими криками ужаса и негодования.
Как вы смеете восставать против Дикого Арденнского Вепря! Вам только впору
валяться в грязи Мааса! Эй вы, кабанье отродье (кличка, которой он сам и
многие другие часто называли его солдат), покажите-ка ваши клыки этим
фламандским свиньям!
вперемежку со своими недавними союзниками, быть может предвидя возможность
такого случая, то каждый схватил за шиворот своего ближайшего соседа, и все
обнажили кинжалы, ярко сверкнувшие при свете месяца и факелов. Оружие было
занесено, но никто не наносил удара - может быть, потому, что жертвы были
слишком поражены, чтобы защищаться, а может быть, и потому, что де ла Марк и
не собирался проливать кровь и хотел только попугать своих миролюбивых
союзников.
вдобавок побуждаемого в эту минуту чувством, которое придает человеку силу и
отвагу, дало совершенно неожиданный поворот всему делу. По примеру солдат де
ла Марка Квентин, в свою очередь, бросился на сына Дикого Вепря - Карла
Эберсона и, легко одолев его, приставил к его горлу кинжал с громким криком:
думаете, что я могу обидеть моих добрых друзей и союзников - льежских
граждан! Прочь руки, ребята, и по местам!.. Да убрать отсюда эту падаль,
чуть было не вызвавшую ссору между друзьями, - добавил он, толкнув ногой
тело епископа. - Выпьем за примирение и зальем вином воспоминание о глупой
размолвке!
нерешительно поглядывая друг на друга, словно сомневались, друзья они или
враги. Квентин Дорвард поспешил воспользоваться этой минутой.
он. - А вы, молодой человек, стойте смирно, - добавил Квентин, обращаясь к
юноше, сделавшему было попытку вырваться из его рук. - Я не причиню вам
вреда, пока не услышу какой-нибудь новой неуместной шутки!
Марк, - что осмеливаешься ставить условия и брать заложников в присутствии
того, кто сам веем приказывает и никому не уступает?
стрелок его шотландской гвардии, как вы могли догадаться по моему говору и
костюму. Я прислан сюда, чтобы наблюдать и донести обо всем, что здесь
происходит, королю, и, к удивлению, вижу, что вы поступаете скорее как
язычники, чем как христиане; как безумные, а не как люди в здравом уме.
Войско Карла Бургундского не замедлит выступить против вас, и, если вы
рассчитываете на поддержку Франции, вы должны вести себя иначе. А вам,
граждане Льежа, мой совет разойтись по домам. Того же, кто станет
препятствовать вашему свободному выходу из Шонвальда, я объявлю врагом моего
государя, его величества милостивого короля Франции!
этот подхватили многие другие горожане, которые снова воспрянули духом
благодаря смелой речи Квентина.
вместе с ним!
метнуть его в сердце смелого оратора; но, оглянувшись кругом, он прочел во
взглядах своих солдат нечто такое, перед чем даже он должен был отступить.
Многие из них были французы, и все они знали о поддержке людьми и деньгами,
которую получал их начальник от французского короля; к тому же многие были
возмущены совершенным на их глазах святотатственным убийством. Имя Карла
Бургундского, который, как все знали, придет в сильнейшее негодование,
услышав о происшествиях этой ночи, прозвучало для них страшной угрозой, а
неосторожность де ла Марка, чуть было не поссорившегося со своими союзниками
и вдобавок готового возбудить недовольство французского короля, так их
встревожила, что с них даже хмель соскочил. Одним словом, взглянув вокруг,
де ла Марк убедился, что если бы в настоящую минуту он решился на новое
насилие, то не встретил бы поддержки даже со стороны своих солдат; поэтому,
стараясь придать своему лицу и голосу более мягкое выражение, он заявил, что
если и обидел своих друзей, льежских горожан, то сделал это без всякого
умысла, и что, разумеется, они вольны выйти из Шонвальда, когда им
вздумается, хотя он надеется, что они не откажутся от участия в празднестве
в честь общей победы. К этому он добавил (с не свойственной ему
сдержанностью), что он готов хоть завтра вступить в переговоры о дележе
добычи и принятии мер для общей обороны. "Надеюсь, - закончил он свою речь,
- что господин шотландец, во всяком случае, не откажется принять участие в
нашей пирушке в Шонвальде".
решение зависит от господина Павийона, к которому, собственно, и направил
его французский король, но что, разумеется, он воспользуется случаем
посетить де ла Марка в первый же раз, как господин синдик отправится в его
лагерь.
всеуслышание заявить почтенный синдик, - вам придется немедленно оставить
Шонвальд, а если вы намерены вернуться в этот замок не иначе, как в моем
обществе, то вряд ли вы его скоро увидите.
последствий, которые могли навлечь на него эти слова, если бы они были
услышаны, но все-таки не в силах промолчать.
он к своей страже, - и мы постараемся как можно скорее выбраться из этого
разбойничьего вертепа.
синдика, и вряд ли они так искренне радовались тогда, когда с торжеством
входили в Шонвальдский замок, как теперь, когда надеялись выбраться из него
подобру-поздорову. Они вышли из замка без всякой помехи, и радости Квентина
не было пределов, когда наконец грозные стены Шонвальда остались позади.
спросить графиню, как она себя чувствует.
бога, не останавливайтесь, не спрашивайте!.. Не будем терять времени на
разговоры... Бежим, бежим!
бы от изнеможения. С нежностью матери, спасающей своего ребенка, молодой
шотландец поднял на руки драгоценную ношу, и в ту минуту, когда рука
испуганной Изабеллы, забывшей обо всем, кроме желания спастись, обвилась
вокруг его шеи, он подумал, что не согласился бы избежать ни одной из тех
опасностей, которым подвергался в эту ночь, если такова была награда.
его верный советчик Петер и еще другой из его молодцов. Так, задыхаясь от
быстрого бега, они добрались до берега реки, встречая по дороге толпы
горожан, горевших нетерпением узнать подробности осады и удостовериться,
насколько справедливы были уже успевшие распространиться слухи о том, будто
победители перессорились между собой.
стараниями Петера и нескольких его товарищей достали наконец лодку и таким
образом получили возможность хоть немного отдохнуть, что было необходимо не
только Изабелле, все еще лежавшей почти без чувств на руках своего
избавителя, но и почтенному бургомистру, который, поблагодарив в нескольких
прерывистых словах Дорварда, слишком занятого своими мыслями, чтобы
отвечать, завел, обращаясь к Петеру, длинную речь о своем мужестве и
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Фазиль Искандер
Муркок Майкл
Соломатина Татьяна