Чтение 59–й страницы книги ~Дженни Герхард~

этого мне не нравилась ни одна женщине кроме вас, да и то - буду
откровенным до конца - я вовсе не был уверен, что хотел бы жениться на
вас. Мне казалось, что женитьба вообще не для меня. И я сказал себе; лишь
бы Дженни стала моей, а потом, когда надоест, можно и расстаться. Я
позабочусь о том, чтобы она не нуждалась. Прочее мне будет безразлично. И
ей тоже. Понимаете?

- Понимаю, - ответила она.

- Так вот, Летти, из этого ничего не вышло. Она женщина совсем особого
склада. Ее душевный мир необычайно богат. Она не образованна в том смысле,
как мы понимаем это, но обладает врожденной утонченностью и тактом. Она
прекрасная хозяйка, безупречная мать. У нее какой-то неиссякаемый источник
любви к людям. Отцу и матери она была предана всей душой. Ее любовь к
дочери - это ее дочь, не моя - не знает границ. Светскости в ней нет ни на
грош. Она никогда не блеснет метким словечком, неспособна поддержать
легкий, остроумный разговор. И думает она, вероятно, медленно. Самые
серьезные ее мысли даже не всегда выражаются в словах, но нетрудно понять,
что она все время и думает и чувствует.

- Вы чудесно говорите о ней, Лестер, - сказала миссис Джералд.

- А как же иначе, Летти, - отвечал он. - Дженни хорошая женщина. Но что
бы я ни говорил, порою мне кажется, что меня привязывает к ней только
жалость.

- Сомневаюсь! - И она погрозила ему пальцем.

- Да, да, но мне много пришлось вытерпеть. Теперь-то я вижу, что должен
был сразу жениться на ней. Но потом возникли такие осложнения и столько
было споров и уговоров, что я как-то запутался. А тут еще отцовское
завещание. Я, если женюсь, теряю восемьсот тысяч и даже гораздо больше,
поскольку компания теперь реорганизована в трест. Да, пожалуй, два
миллиона. Если я не женюсь, я через два года, даже меньше, лишаюсь всего
решительно. Конечно, можно бы сделать вид, будто я с ней расстался, но
лгать я не хочу, Это было бы слишком мучительно для ее самолюбия, она не
заслуживает такой обиды. Положа руку на сердце, я сейчас даже не могу
сказать, хочу я расстаться с ней или нет. Честное слово, просто не знаю,
что мне делать.

Лестер умолк, закурил сигару и устремил невидящий взор в окно.

- Да, это очень, очень трудная задача, - сказала Летти, опустив глаза.

Потом она встала и, подойдя к Лестеру, положила руку на его крупную,
красивую голову. Чуть надушенный желтый шелк ее платья касался его плеча.

- Бедный Лестер, - сказала она. - Ну и узел же вы затянули! Но это
гордиев узел, мой милый, и придется его разрубить. Почему бы вам не
поговорить с нею начистоту, вот как сейчас со мной, и не выяснить, что она
сама думает?

- Это было бы очень жестоко, - сказал он.

- Но что-то нужно сделать, Лестер, уверяю вас, - настаивала Летти. -
Нельзя больше плыть по течению. Вы себе страшно этим вредите. Жениться я
вам не могу посоветовать - и право же, я забочусь не о себе, а впрочем, я
с радостью вышла бы за вас, хотя вы когда-то и пренебрегли моей любовью.
Не скрою; все равно, придете вы ко мне или нет, я вас люблю и всегда буду
любить.

- Я это знаю, - сказал Лестер.

Он встал, взял ее руки в свои и заглянул ей в глаза. Потом отвернулся,
Летти перевела дух, взволнованная его взглядом.

- Нет, Лестер, - продолжала она, - такой большой человек, как вы, не
может успокоиться на десяти тысячах годового дохода. И нельзя вам сидеть
сложа руки - вас слишком хорошо знают. Вы должны снова занять свое место и
в деловом мире и в свете. Никто не станет чинить вам помехи, никто не
заикнется о вашем прошлом; только получите свою долю отцовского состояния
- и вы сами можете диктовать условия. А она, если узнает правду, наверное,
не будет возражать. Если она вас любит, как вы говорите, она охотно пойдет
на жертву. В этом я не сомневаюсь. Вы, разумеется, щедро обеспечите ее.

- Дженни не деньги нужны, - мрачно возразил Лестер.

- Ну, все равно, она может прожить и без вас; а если у нее окажется
много денег, ей будет и легче жить и интереснее.

- Пока я жив, она ни в чем не будет нуждаться, - торжественно заявил
он.

- Вы должны от нее уйти, должны, - твердила Летти все более настойчиво.
- Каждый день дорог. Почему не решить и не сделать это теперь же - сегодня
же. Почему?

- Не спешите, - возразил он. - Это - дело нелегкое. Сказать по правде,
меня страшит объяснение с Дженни. Это так несправедливо по отношению к
ней, так жестоко. Я ведь, как правило, не распространяюсь о своих личных
делах. И до сих пор я ни с кем не хотел говорить, даже с родителями. Но в
вас я почему-то всегда чувствовал близкого человека, а со времени нашей
последней встречи мне все думалось, что нужно вам об этом рассказать. И
хотелось. Вы мне очень дороги. Не знаю, может быть, это покажется вам
странным при нынешних обстоятельствах, но это так. Я даже не подозревал,
что вы мне настолько близки и как человек и как женщина. Не хмурьте брови.
Вы ведь хотели слышать правду? Вот вам правда. А теперь, если можете,
объясните мне, что я такое.

- Я не хочу с вами спорить, Лестер, - сказала она мягко, коснувшись его
руки. - Я хочу только любить вас. Я прекрасно понимаю, как это все
сложилось. Мне грустно за себя. И грустно за вас. И грустно... - она
запнулась, - за миссис Кейн. Она - обаятельная женщина. Она мне нравится,
очень нравится. Но не такая женщина вам нужна, Лестер. Поверьте мне, вам
нужно другое. Нехорошо, конечно, что мы с вами говорим о ней такие вещи,
но ведь это правда. У каждого свои достоинства. И я убеждена, что если
высказать ей все так же, как вы сейчас высказали мне, она поймет и
согласится. Будь я на ее месте, Лестер, я бы отпустила вас, правда. Я
думаю, вы мне поверите. Всякая порядочная женщина поступила бы так же. Мне
было бы очень больно, но я отпустила бы вас. И ей будет больно, но она вас
отпустит. Уверяю вас. Мне кажется, я понимаю ее не хуже вас, даже лучше,
потому что я женщина. Ах, - добавила она, помолчав, - если бы я могла сама
поговорить с ней! Я бы ей все объяснила.

Лестер глядел на Летти и дивился ее рвению. Она была хороша,
притягательна, она так много обещала...

- Не спешите, - повторил он. - Дайте мне подумать. У меня еще есть
время.

Летти приуныла, но не сдалась.

- Действовать нужно сейчас же, - повторила она, подняв на Лестера
взгляд, в который вложила всю душу. Она добивалась этого человека и не
стыдилась показать ему это.

- Так я подумаю, - сказал он смущенно и, поспешно распростившись с нею,
ушел.

51

Лестер уже достаточно долго и серьезно обдумывал свое положение; он,
пожалуй, и предпринял бы что-нибудь, и очень скоро, если бы жизнь в его
доме не омрачило одно из тех печальных обстоятельств, которые так часто
нарушают наши планы: здоровье Герхардта стало быстро сдавать.

Постепенно ему пришлось отказаться от всех своих обязанностей по дому,
а потом он слег. Дженни заботливо ухаживала за ним. Веста навещала его по
несколько раз на дню, заходил и Лестер. Кровать Герхардта стояла у окна, и
он часами глядел на деревья сада и видневшуюся за ними улицу, думая о том,
как-то идет хозяйство без его надзора. Он был уверен, что кучер Вудс
небрежно чистит лошадей и сбрую, что почтальон неаккуратно доставляет
газеты, а истопник изводит слишком много угля и все-таки в доме
недостаточно тепло. Эти мелкие заботы составляли всю его жизнь. Он был
прирожденным домоправителем. Сам он неуклонно выполнял добровольно взятые
на себя обязанности и теперь серьезно опасался, что без него все пойдет
вкривь и вкось. Дженни подарила ему роскошный стеганый халат, крытый синим
шелком, и мягкие теплые ночные туфли, но он их почти не носил. Он
предпочитал лежать в кровати, читать Библию и лютеранские газеты да
выслушивать от Дженни домашние новости.

- Ты бы сходила в подвал, посмотрела, что делает этот молодчик. Вон
какой холод в комнатах, - жаловался Герхардт. - Я-то знаю, чем он
занимается - сидит и книжку читает, а о топке тогда только вспомнит, когда
весь уголь прогорит. И пиво у него там под рукой. Ты бы заперла чулан.
Почем ты знаешь, что он за человек. Может быть, негодяй какой-нибудь.

Дженни пробовала убедить отца, что в доме достаточно тепло, что
истопник - очень славный и вполне порядочный американец, что, ели он и
выпьет стаканчик пива, вреда от этого не будет. Герхардт сейчас же начинал
сердиться.

- Вот вы всегда так, - твердил он запальчиво. - Ничего не понимаете в
экономии. Чуть я недосмотрю - все распускаются. "Славный!" Откуда ты
знаешь, что он славный? Топит он как следует? Нет! Дорожки подметает? Нет!
Все они хороши, за ними нужен глаз да глаз. Тебе надо самой за хозяйством
присматривать.

- Хорошо, папа, я присмотрю, - ласково успокаивала его Дженни. - Ты не
тревожься. А пиво я запру. Принести тебе чашечку кофе с сухариками?

- Нет, вздыхал Герхардт, - у меня что-то желудок не в порядке. Хоть бы
поскорей поправиться!

Дженни пригласила к отцу доктора Мэйкина, старого, опытного врача,
считавшегося лучшим в этой части города. Он рекомендовал покой, горячее
молоко, сердечные капли, но предупредил Дженни, что на полное
выздоровление надеяться нельзя.

- Как-никак, годы берут свое. Он очень ослабел. Будь он на двадцать лет
моложе, я поставил бы его на ноги, а так... Впрочем, дело его не совсем
плохо. Он, возможно, еще поживет; может быть, даже встанет с постели;