Чтение 59–й страницы книги ~Любимец женщин~

с ней секрет, - ты сможешь рассказывать какие угодно истории и не будешь
ничьим рабом.
Я и сейчас вижу, как она стоит передо мной в своем обычном черном
платье с седыми, забранными в пучок волосами и счастливо улыбается, очень
довольная тем, что мы все так хорошо придумали.
- Но хочу дать тебе один совет, - добавила бабушка, убрав коробку. -
Когда ты вырастешь и будешь, как все мужчины и как твой бедный дед
когда-то, ухаживать за женщинами, - не торопись с выбором. Помни, твое
наследство должно достаться только той, которая напоследок закроет тебе
глаза".

ТОЛЕДО (6)

Морис умолк, грустно глядя на свой стакан. Его рассказ растрогал всех
собравшихся у стола - даже тех, кто слышал его лишь в моем переводе.
Но вот Малютка Лю наклонилась к уху Китаезы-Деньгам-Угрозы и что-то ему
сказала. Тот мягко спросил:
- Быть может, мой благороднейший противник соблаговолит указать место,
где теперь находится содержимое коробок из-под сахара?
- В банке. Разумеется, в швейцарском.
Чжу Ян обратил глаза-щелки к своей верной подруге. Та в знак согласия
опустила нескончаемые накладные ресницы.
- Прекрасно, - проговорил он, - сыграем на наследство вашей
достопочтенной бережливейшей бабушки.
И он пододвинул старый носок с жемчугом к середине стола.
Морис первым взял карту. Я стояла у него за спиной, и сердце чуть не
выпрыгнуло у меня из груди, когда я увидела у него в руках бубновый туз. С
видом победителя он бросил карту на стол перед Чжу Яном. Зрители загудели,
а Вирджиния Косентино, не удержавшись, захлопала в ладоши и вслух выразила
свою радость. Лишь китаец и китаянка смотрели бесстрастно. Чжу Ян
осторожно положил карту поверх карты Мориса.
Мы взглянули - туз пик.
- Свара! - впервые за все время игры произнес китаец.
И снова каждый вытянул по карте. Я опять заглянула Морису через плечо,
и по нашим лицам все поняли, что ему не повезло. Он с досадой бросил
семерку, генерал покрыл ее десяткой.
Чжу Ян не стал терять времени на выражение бесплодных соболезнований и
всякие там китайские церемонии. Он вытащил из кармана кителя блокнот и
ручку.
Дождь между тем перестал. Было совсем светло, и я увидела, как Морис,
совершенно уничтоженный, начинает писать долговую расписку.
Я не могла на это смотреть и крикнула:
- Нет! Подождите! Француз не все еще проиграл!
Я сорвала с головы шапочку и с вызовом, со слезами на глазах стала
надвигаться на бритоголового генерала.
- У него еще есть я!
Невозможно описать овладевшее всеми замешательство. Вирджиния
Косентино, не в силах выговорить ни слова, в ужасе схватила меня за руку.
Морис вскочил, желая удержать меня. Яростно вырвавшись, я взглянула
китайцу в глаза. Откинувшись на спинку стула и положив руки на стол, он
процедил:
- Не нуждаюсь!
Я кинулась к аптечному шкафу. Достала оттуда и бросила на стол семь
бельевых прищепок. Обычных деревянных прищепок - когда-то я сняла их с
веревки за кухней, где сушили белье. Что можно сотворить с этими семью
прищепками - даже и не спрашивайте, все равно не скажу.
Замешательство сменилось у зрителей испугом. Только Морис снова уселся,
подперев голову руками, и Малютка Лю опять принялась нашептывать что-то на
ухо своему другу. Пока она говорила, устремленные на меня глаза
Китаезы-Деньгам-Угрозы сужались все сильнее, пока не превратились в две
черные полоски на каменно-неподвижном лице.
В конце концов Чжу Ян сгреб обеими руками прищепки и, ни слова не
говоря, пододвинул их на середину стола.
Я снова стояла за спиной Мориса, судорожно вцепившись в его плечо. Я
чувствовала, как мало-помалу к нему возвращается мужество и плечи у него
расправляются. Воцарилась такая тишина, что слышно было, как над рисовыми
полями кричат птицы.
В колоде оставалось всего четыре карты. Китаец хотел было перетасовать
отыгранные и присоединить их к колоде, но Морис, что сидел понурившись,
поднял ладонь и остановил его.
Все мускулы у него напряглись, когда он сказал:
- Сперва ты. Твой черед!
Китаец взял карту, Морис тоже и взглянул на нее снизу, не
переворачивая, так что я ее не видела. Китаец выложил десятку. Все затаили
дыхание.
Но Морис, вместо того чтобы открыть свою карту, положил ее рубашкой
вверх.
- Моя старше, - произнес он тихо и не без некоторой жестокости, глядя
на своего противника. - Я отыграл наследство, но ты, если хочешь, тяни
еще. Иду ва-банк! Ставлю все против всего.
В колоде теперь оставались только две карты. Слушая, что ему
нашептывала Малютка Лю, Чжу Ян несколько раз кивал в ответ. А после
произнес:
- Мой высокочтимый противник, надеюсь, отдает себе отчет в серьезности
сказанного? Я не ослышался, было произнесено "Все против всего"?
- Нет, ты не ослышался, - ответил Морис.
Тогда Чжу Ян вытащил правой рукой из рукава что-то длинное, блеснувшее
черным лаком. Прежде чем положить это что-то между собой и Морисом на
стол, он раскрыл его, и мы увидели лезвие бритвы.
Все инстинктивно отпрянули - все, кроме меня. Я еще не поняла, в чем
дело, и по-прежнему держалась за плечо Мориса.
- Все против всего, - медленно проговорил Чжу Ян. - Деньги, радости
плоти, ничтожная наша жизнь - что это в сравнении с красотой игры?
Я взмолилась:
- Нет-нет! Только не это!
Но меня оттащили от Мориса. Он кивнул мне - мол, не беспокойся. Щелкнув
ногтем по рубашке своей карты, он сказал:
- Ты стал что-то уж слишком разговорчивым, генерал. Чего ждешь? Играй!
Китаец протянул руку и, немного помедлив, взял полагавшуюся ему карту.
С непроницаемым лицом какое-то время смотрел на нее, затем положил на
стол. Ему достался пиковый валет.
Теперь все взгляды были устремлены на Мориса, но и его лицо оставалось
непроницаемым. Казалось, он смотрит в глаза своей судьбе. А что, если он
сблефовал? Все мы задавали себе только этот вопрос. Чжу Ян и Малютка Лю не
сомневались, что так оно и есть. Морис щелчком перевернул карту: червонная
дама!
На радостях все бросились обниматься. Сержант Уилкинсон заиграл на
гармонике буги-вуги. Вирджиния Косентино пошла отплясывать с одним из
наших. Я пустилась в пляс с британцем.
Морис по-прежнему сидел, подперев рукой подбородок. Его гавайская
рубаха почернела от пота. Генерал Чжу Ян молча поднялся из-за стола. Надел
на голову фуражку, забрал бритву и удалился своим обычным размеренным
шагом. Лишь минуту помедлил он у входа в палатку, вдыхая свежий утренний
воздух, а затем исчез.
Никто так и не узнал, что сталось с Китаезой-Деньгам-Угрозой. Может
быть, он покончил с собой, может быть, нет. Однако у нас в Бирме, в дельте
Иравади, говорили, что именно он выдал беглого француза.
Последнее, что осталось у меня в памяти от той кошмарной ночи, - это
неподвижно стоящая перед столом Малютка Лю. В своем шелковом платье с
глубоким вырезом она стояла выпрямившись, устремив загадочный взгляд
огромных глаз на Мориса, и посасывала длинный мундштук, словно бы
безучастная ко всему на свете.

ТОЛЕДО (7)

В последующие дни никто уже нам не говорил о возвращении на родину.
Каких только слухов ни ходило по госпиталю, каждый старался что-то узнать
по своим каналам, но прошла целая неделя, потом вторая, а о нас, казалось,
забыли начисто, вот разве что медсестры, и я в том числе, получили анкеты
для желающих остаться на сверхсрочную.
Из нас всех одна только Падди пожелала остаться в Военно-морских силах.
У нее не было ни семьи, ни дружка. Как-то разоткровенничавшись со мной,
она рассказала, что однажды плавала на минном тральщике и за все три
недели после Гуадалканала ни одному из экипажа ни разу не помешали такие
мелочи, как пластинка на зубах или несоразмерная задница. Потом я получила
от нее открытку со штемпелем одной из оккупационных частей в Токио с одной
только фразой: "Погрязла в соблазнах".
Сама я, пока мне не доставили мой личный "соблазн" на носилках, думала,
что вернусь во Флориду, разыщу Бесси Дункан, свою подружку с "Пандоры", и
мы снова заведем какое-то дело. Например, можно на мои сбережения и
пособие по демобилизации приобрести в кредит славную яхточку и вывозить
туристов на ловлю крупной рыбы в открытое море. Или, скажем, открыть
погребок с кубинской музыкой, или издавать газету частных объявлений, или
торговать на пляже горячими сосисками. Теперь я уже и не знала, что буду
делать.
Не могу же я уехать в Америку и бросить Мориса на произвол судьбы. И