представляли никакого интереса. Но теперь с восьми часов вечера для нее
существовало лишь окно с матовыми стеклами, на которых вырисовывались
черные тени завсегдатаев отдельного кабинета. Мадемуазель Саже установила,
что Шарве и Клеманс откололись от кружка: она перестала видеть их
угловатые силуэты на молочно-белом экране. Ни одно событие в отдельном
кабинете не оставалось тайной для мадемуазель Саже; оно внезапно
открывалось ей в безмолвных разоблачительных движениях всех этих рук и
голов. Старуха понаторела в своем искусстве: научилась разбираться в том,
что обозначают растопыренные пальцы, разинутый рот, презрительное
пожимание плеч, и, таким образом, столь точно устанавливала, шаг за шагом,
ход политического заговора, что могла бы каждый день сказать, в каком
положении находится дело. Однажды вечером ей стало ясно, что готовится акт
насилия. Она заметила тень гаваровского громадного пистолета, его
очертания, его длинный ствол, черневший на бледном стекле. Пистолет
возникал то тут, то там, словно пистолетов было множество. Именно об этом
оружии и рассказывала она г-же Кеню. Но на следующий вечер мадемуазель
Саже стала в тупик, увидев какие-то невероятно длинные куски материи; она
вообразила, что заговорщики делают патроны. На другой день она наведалась
в погребок к одиннадцати часам, якобы затем, чтобы попросить у Розы
свечку; тут-то она и увидела краешком глаза кипу красной материи на столе
в отдельном кабинете, которая чрезвычайно ее испугала. На следующий день
ее агентурные сведения приобрели решающий характер.
очень страшные дела там творятся. Я просто боюсь, честное слово. Ни за что
на свете не рассказывайте никому то, что я вам открою. Если они об этом
узнают, они перегрызут мне горло.
старуха рассказала о красных полотнищах.
пропитанные кровью... Логр - это тот, знаете, горбатый, - накинул материю
себе на плечи. Ну точно палач, право... Они наверняка замышляют что-нибудь
новое.
раскладывала на блюде ломтики свежепросольной свинины; она, по-видимому,
была в раздумье. Мадемуазель Саже тихо проговорила:
разузнать... Почему бы вам не подняться наверх, в комнату вашего деверя,
да и осмотреть ее?
тревожным взглядом, - ей показалось, что та разгадала ее намерения.
Мадемуазель Саже продолжала:
вам такого натворит... Вчера у госпожи Табуро зашел разговор о вас. Она
вам истинный друг, очень вам преданна. И госпожа Табуро говорила, что вы
слишком добры, на вашем месте она давно навела бы порядок.
послушать... Так постарайтесь же узнать, на что им понадобились эти
красные полотнища. И потом расскажете мне, хорошо?
жерве и улитки, видневшиеся сквозь гирлянды сосисок на витрине. Казалось,
она поглощена какой-то внутренней борьбой; у ее безмолвных губ залегли две
тонкие морщинки. Между тем старая дева заглядывала под крышки блюд,
стоявших на прилавке. Она бормотала, точно разговаривая сама с собой:
нарезать раньше времени... Ага! На кровяной колбасе шкурка лопнула.
Наверное, потому, что в нее ткнули вилкой. Надо бы убрать ее, она пачкает
блюдо.
нарезанные ломтики простой колбасы.
подарки, что перестала даже благодарить. Каждое утро она уносила обрезки
из колбасной. Она удалилась с намерением запастись десертом у Сарьетты и
г-жи Лекер после того, как наговорит им чего-нибудь о Гаваре.
спокойно обдумать свое решение. Уже неделю она была в крайней тревоге.
Как-то вечером Флоран попросил у Кеню пятьсот франков, разумеется исходя
из того, что у него есть на текущем счету деньги. Кеню отослал его к жене.
Флорану это было неприятно, он немного побаивался обращаться к красавице
Лизе. Но Лиза не стала прекословить и, не спросив, для чего Флорану
потребовалась такая сумма, поднялась к себе в комнату и вручила ему
пятьсот франков. При этом она сказала только, что списала эти пятьсот
франков со счета по его наследству. Через три дня он взял еще тысячу
франков.
Кеню, ложась в постель. - Видишь, я хорошо сделала, что сохранила наш
расчет... Погоди, я еще не записала ту тысячу франков, которую он взял
сегодня.
вычислениями. Затем добавила:
них сумму, которую он снимает с текущего счета... Теперь он все промотает
по мелочам... Я давно этого ждала.
раз, когда его жена отпирала секретер, откидная доска издавала надрывающий
душу, унылый скрип. Кеню даже дал себе слово отчитать брата и помешать ему
разоряться на сестриц Меюден, но так и не решился с ним поговорить. А
Флоран через два дня попросил еще полторы тысячи франков. Как-то вечером
Логр сказал, что, будь у них деньги, все пошло бы гораздо быстрей. На
следующий день Логр с радостью увидел, что его слова, брошенные наудачу,
обернулись столбиком золотых монет, - и он, ухмыляясь, положил их к себе в
карман, а горб его так и прыгал от радости. С этих пор потребности
организации беспрерывно росли: такая-то секция просила ссуду для найма
помещения; такая-то должна оказать помощь бедствующим патриотам; кроме
того, деньги требовались на покупку оружия и боеприпасов, на всякие
подкупы и на взятки полиции. Флоран готов был отдать все. Он вспомнил о
наследстве, вспомнил советы Нормандки. И черпал средства из секретера
Лизы; сдерживал его лишь безотчетный страх перед ее суровым лицом. Но ведь
деньги эти идут на святое дело, думал Флоран. А Логр, в полном упоении,
стал отныне носить изумительные розовые галстуки и лакированные ботинки,
на которые мрачно косился Лакайль.
скажешь? Недурно, правда? Если так будет продолжаться, его пятидесяти
тысяч хватит на четыре месяца, самое большее... А старику Граделю
понадобилось сорок лет, чтобы скопить эти денежки!
наследстве?
то, что приходится давать ему деньги, а то, что он, наверное, неразумно
ими распоряжается... Я давно твержу тебе: пора с этим покончить.
которого терзала скупость.
пятьдесят тысяч франков могут уйти за какие-нибудь четыре месяца. Из
болтовни мадемуазель Саже колбасница догадалась, куда деваются деньги
Флорана. Когда старуха позволила себе намекнуть на наследство, Лиза даже
воспользовалась случаем довести до сведения обитателей квартала, что
Флоран получил свою долю и распоряжается ею по собственному усмотрению.
Несколько минут Лиза еще боролась с собой; она окинула взглядом колбасную;
у колбасной был унылый вид, висящие свиные туши, казалось, были чем-то
недовольны. Подле банки с лярдом сидел Мутон со всклокоченной шерстью и
мрачным взглядом, какой бывает у кота, которому не дают покойно
переваривать пищу. Тогда Лиза кликнула Огюстину и, поставив ее вместо себя
за прилавок, поднялась в мансарду.
постели была нарушена, на кровати ярким пятном выделялись красные шарфы,
свешиваясь до самого пола. На камине, между золочеными бонбоньерками и
старыми банками из-под помады, валялись красные нарукавные повязки
вперемешку с пачками кокард, похожих на огромные, расплывшиеся капли
крови. Стены, оклеенные тусклыми серыми обоями, были украшены, как
стягами, полотнищами материи, висевшими на всех гвоздях, четырехугольными
знаменами - желтыми, синими, зелеными, черными, - колбасница поняла, что
это знамена двадцати секций. Казалось, младенчески простодушная комната
охвачена смятением перед этим убранством революции. Глупенькая,
грубовато-наивная обстановка, которая сохранилась и после Огюстины,
беспорочная белизна занавесок и мебели были сейчас залиты отблесками
зарева; а фотография Огюста и Огюстины как будто помертвела от страха.
Колбасница обошла комнату, осмотрела знамена, повязки, шарфы, ни к чему не
прикасаясь, словно боясь обжечься об эти страшные лоскутья. Лиза увидела,
что догадка ее была правильной: вот куда уходили деньги Флорана. С ее
точки зрения, это было святотатством, чем-то невообразимым, против чего
возмущалось все ее существо. Ее деньги, деньги, нажитые так честно, служат
для организации бунта, расходуются на бунт! Лиза остановилась, глядя на
распустившиеся цветы гранатового деревца на балконе, - они напоминали ей
кровавые кокарды; она прислушалась к пению зяблика, - это пение звучало
для нее как далекое эхо перестрелки. Тогда она вдруг подумала: а что, если
восстание должно начаться завтра или, может быть, сегодня вечером? Знамена
Лукьяненко Сергей
Посняков Андрей
Гюго Виктор
Лукин Евгений
Лукин Евгений
Майер Стефани