в столовую, - вошла и остановилась в изумлении, глядя на смутно белевшую
постель, на стриженую костлявую голову, неподвижно лежащую на высоких
подушках.
Например, на одной курации мне попался больной, лицо которого менялось почти
ежечасно. Но это была не перемена - то, что я увидела, подойдя к Василию
Алексеевичу. Это было полное, окончательное исчезновение прежнего,
спокойного, медлительного, задумчивого, удивительно определенного в каждом
движении, в каждом слове человека и появление нового человека - высохшего
старика, с квадратным черепом, кости которого отчетливо проступали под
натянувшейся кожей, причем эта перемена произошла за несколько дней. При
электрическом свете желтый цвет лица - у Василия Алексеевича была желтуха -
обычно почти незаметен. Но уже не желтый, а странный зеленый отсвет лежал на
истомленном лице, на узких, беспомощно вытянутых вдоль тела руках. И этот
умирающий человек открыл глаза, когда мы вошли, и спустил на ковер тонкие
зеленые ноги, и Лена стала упрашивать отца, и было видно, что она старается
скрыть от него то страшное, безнадежное, что против воли сквозило в каждом
ее движении, в каждом слове.
посмотрит. Хочешь пить?
постель, дрожала.
бледно, бессознательно улыбнулась, когда Митя пошутил, что он всегда
является кстати. Теперь она умоляюще смотрела на него (Митя ласково уложил
больного и сел подле его постели), и мне стало страшно, когда в этом
измученном взгляде мелькнула надежда. Шепотом она попросила у Мити
разрешения остаться. Он покачал головой.
сказав Лене, что если бы его прежде лечили такие врачи, он давно избавился
бы от этой несносной желтухи. Выходная дверь была заперта, и дворничиха,
которую Митя насилу поднял с постели, узнав, из какой квартиры, спросила
сочувственно:
нес по мостовой первые желтые листья. Пролетка стояла у аптеки, в окнах
которой сонно просвечивали цветные шары.
и, очевидно, глубокий, с метастазами, потому что поражена и печень.
беспомощность! Чувствовать этот ужас ожидания, который гонит от себя
умирающий человек! Знать, что смерть приближается - неизбежно, неотвратимо,
- и не уметь не только остановить ее, но хотя бы облегчить мучения! Черт
побери! И подумать только, что едва я заговорил о вирусной природе рака...
Ну ладно! Все еще впереди.
в холод и в жар. Неужели я выдала себя, и он понял, что я не могла, не имела
права ответить Андрею "да", потому что... Но у Мити вдруг стало холодное,
недовольное лицо, как всегда, когда он уставал, и я подумала с тоской: "Нет,
не понял!"
думаете?
на меня.
Андрей не пришел, - прямо в Главное управление милиции.
день. Никуда не уйду.
соседки по комнате разбудили меня и, перебивая друг друга, стали
рассказывать, что ко мне приходил посыльный в красной шапке.
было от Андрея:
Филармонии. Я был и видел тебя. Когда ты прочтешь это письмо, я буду уже в
поезде: мне случайно удалось на один день вырваться в Ленинград - только
потому, что Ефимов (это была фамилия замнаркома), который неожиданно вызвал
меня, перенес наш разговор на завтра.
я каждый день уходил на Анзерку, а оттуда по каменистой - помнишь? - дорожке
к оврагам, к варницам и думал, думал о тебе. Да какое там думал! Я говорил с
тобой, я перебирал каждое твое слово. И странно - мне стало казаться, что не
одна, а две Тани были со мной в те дни. Одна - ответившая мне "да" и
убеждавшая себя в том, что она не могла ответить иначе. И другая -
ответившая "нет" и страдавшая, оттого что не решилась отнять у меня свое
слово. Я чувствовал твое раздвоение, а потом, после твоего отъезда, увидел
его так же ясно, как сейчас из окна гостиницы вижу высокий, узкий, темный
двор, - не правда ли, какие неприветливые дворы в Ленинграде?
она не любит меня".
что я упрекаю". Потом снова шли отчетливые, твердые, написанные без
колебаний строки:
такое далекое от всего, чем было полно мое сердце, и точно чья-то рука
направила свет фонаря на догадки, мерещившиеся мне в полутьме. Я понял, что
обманывал себя - и обманывал лишь потому, что мне не хотелось верить
печальной мысли: она не любит меня.
- и понял, что ты не сказала ему о том, что произошло между нами в Анзерском
посаде. Почему? Я ответил: потому, что она не любит меня.
приезжать к тебе и спрашивать: "Все то же?" Ты не должна думать, что я стал
меньше любить тебя.
вбежала в вестибюль и закричала швейцару:
станция - и, кажется, не ответила бы еще сто, если бы я с отчаянием не
ударила кулаком по автомату.
любое время дня и ночи повторявшая "занято", - в ответ на подобную просьбу
вдруг сказала:
минуты. Я оделась быстрее. Девочки стали приставать с расспросами, я что-то
ответила и, опрометью сбежав по лестнице, бросилась к площади Льва Толстого.
минут. Такси в те годы не было и в помине. Но как раз накануне Машка
Коломейцева рассказала мне об одном нашем студенте пятого курса, у которого
рожала жена и который, растерявшись, выскочил на улицу, остановил первую
попавшуюся машину и отправил жену в клинику. Этот случай смутно вспомнился
мне, когда, перебежав через площадь, я увидела издалека приближавшуюся по
Большому проспекту машину. Остановить! И с бьющимся сердцем я пошла по
мостовой навстречу машине.