Чтение 59–й страницы книги ~Каторга~

* Часть третья. ОБОРОНА *

Вероятно, сахалинская эпопея не

останется без разоблачения ее секретов,

и тогда получится фарс с довольно

трагическим финалом.

Н. Д. Дмитриев (1908).

САХАЛИНСКИЙ "ВАРЯГ". Пролог третьей части

Двадцать восьмого июля 1904 года наша порт-артурская эскадра вышла в
Желтое море, чтобы принять неравный бой с японским флотом. Эта битва
закончилась для нас трагически. Но бригада крейсеров отважно проломилась
через японские заслоны; отстреливаясь, наши крейсера на полных оборотах
винтов выходили из боя, и средь них рвался крейсер I ранга "Новик" - лучший
"ходок" русского флота, "чемпион" самых дальних дистанций.

На следующий день в немецкой колонии Циндао (Кыо-Чао), где Германия
имела гавань для своих кораблей, появился "Новик", и немецкие офицеры вполне
сочувственно пересчитывали пробоины в бортах славного русского крейсера:

- Для вас война уже закончилась, не лучше ли интернироваться в нашем
Циндао, откуда можете разъезжаться по домам...

"Новик" имел слишком громкую славу! Даже японцы восхищались подвигами
крейсера, считая, что он был "заколдован" от поражений. Токийский
корреспондент лондонской "Тайме" писал: "Не раз японские моряки
благословляли свою судьбу, что им приходится иметь дело только с одним
"Новиком" - иначе вся история этой морской войны могла бы выглядеть
совершенно иначе". Командовал крейсером молодой кавторанг Михаил Федорович
Шульц, благодаривший немцев за их учтивость:

- Но война для "Новика" не закончилась. Дайте нам своего шаньдунского
угля, мы отбункеруемся, и больше вы никогда не увидите нас в вашем
прелестном Циндао...

В кают-компании крейсера было решено:

- Прорываться во Владивосток открытым океаном, избегая опасных узостей
Цусимы, где нас непременно ждут. Мы обогнем Японию с востока, дозаправив
бункера в Корсаковске уже сахалинским углем. Все понимают, что идти
предстоит в экономическом режиме котлов и машин, дабы поберечь запасы
топлива.

Как ни уговаривали их немцы спустить Андреевский флаг, чтобы
интернироваться в Циндао, крейсер через десять часов уже вышел в море.
"Новик" был еще очень молод, его машины стучали исправно, как сердце
здорового человека. В носовом артиллерийском плутонге мичман Санечка
Максаков уселся в пушечное кресло перед прицелом, разгладил складки на белых
брюках. Комендор Архип Макаренко провернул по горизонту штурвал наводки, а
мичман сказал ему:

- Ну, Архип, считай, что мы уже дома.

- Не накаркайте беды, ваше благородие. Кто же говорит, что он дома,
ежели до Владивостока еще винтить и винтить...

Океан, тяжко ворочая свои водяные турбины, легко поднимал крейсер на
гребень волны, выдерживал его там секунды две-три, а потом с шумом низвергал
вниз; в плюмажах холодной пены крейсер снова начинал штурмовать высоту, с
которой ему дальше виделось вдоль черты горизонта. В тесных рубках
радиотелеграфисты прослушивали эфир, говоря озабоченно:

- У японцев все береговые станции заняты трепотней. Ни хрена не понять,
только слышно - "Новик" да "Новик". Видать, они нас потеряли, а теперь
ищут-рыщут.

- Горизонт чист, - докладывали с вахты, и это утешало...

Обычная походная жизнь. Офицеры отдыхают в каютах, почитывая в койках
романы Поля Бурже и Мопассана, матросы на рундуках или в "подвесушках",
качаясь под потолками кубриков, как беззаботные дачники в гамаках,
перелистывают дешевые сытинские издания "для народного чтения". По ночам
наблюдали далекие россыпи огней японских городов, исчезающих по левому
борту, - крейсер держался только нордовых румбов, на которых, как надеялись,
его не могли ожидать японские силы адмиралов Камимуры и Катаоки. Лишь бы
скорее пронесло мимо огни, лишь бы не напороться на "нейтрала", который
сболтнет в эфир, что встретился с русским крейсером. В котлах камбузов коки
доваривали порт-артурские запасы, рассуждая:

- До собачины дело не дошло - пока свинина! А вот чем угостят на
Сахалине? Сказывают, у них там самим жрать нечего. Коли солдат из топора суп
варил, так на Сахалине, наверное, жирный навар с кандалов получается...

Юный мичман Санечка Максаков, зевая в ладошку, сидел в навигационной
рубке, с ленцой наблюдая, как штурманский карандаш выводит прокладку
генерального курса на север:

- Ага, идем между Иессо и Шикотаном, а там уже и Лаперуз, там и
Корсаковск... Честно говоря, - признался мичман, - согласен облобызать даже
сахалинскую землю, ибо целых полтора года качался вне России, а у меня в
Петербурге мама... переживает! Уже старенькая.

- Сколько ж лет твоей маме? - спросил штурман.

- Ой, уже тридцать пятый год пошел.

- Да-а, - посочувствовал штурман, - совсем уже дряхлая. Когда вернемся
с моря, даст бог, живы и невредимы, я за твоей старушкой согласен еще
поухаживать...

На мостике возникла суматоха, вскинулись бинокли:

- Британский торгаш "Кельтик"... Нарвались! Офицеры проводили его
долгим взором, и тут радиотелеграфисты доложили: "Кельтик" начал передачу в
эфир. Санечка Максаков искренно огорчился:

- Врезать бы этому болтуну фугасным под ватерлинию, чтобы он заткнулся.
Да нельзя - нейтрал...

Настроение в команде крейсера заметно испортилось. Но виноват в этом
оказался не только "Кельтик", союзный Японии. Входя на рассвете в пролив,
они не знали, что их уже заметили с японского маяка "Атойя", что работал на
острове Шикотан, и точно в 7 часов 40 минут 6 августа Токио был оповещен о
проходе русского "Новика" в Лаперузов пролив.

Адмирал Камимура сказал адмиралу Катаоке, что японские крейсера
"Читоза" и "Цусима" уже посланы в этот район:

- "Читозе" лучше остаться в стороне, потому что он уже не раз сражался
с "Новиком", а русские запомнили его выразительный силуэт. Надо послать на
поиск "Цусиму", которая имеет три трубы и две мачты, делающие ее похожей на
русского "Богатыря", что и введет "Новик" в выгодное для нас заблуждение.

Трудно вообразить суматоху, возникшую в Корсаковске, когда стало
известно, что не надо удирать в тайгу с узлами домашнего барахла, - это не
японский, а русский крейсер, и с берега уже разглядели его гордый
Андреевский стяг. Барон Зальца торопливо облачился в мундир, прицепил шпагу.

- Сам черт его принес! Обязательно на своем хвосте притащит беду на
наши головы... Зовите городского старосту. Пусть берет поднос, чтобы
встречать гостей хлебом-солью.

Из города как раз гнали стадо коров на выпас, и среди мчащих животных
метались люди, спешащие к пристани. Местный оркестр готовился грянуть
бравурным маршем Радецкого, а чины полиции с тревогой посматривали на
"Новик":

- Вот как шарахнет - мы и костей не соберем! Судебный следователь
Зяблов тоже был в мундире:

- Да за что ему нас шарахать? Мы же православные. От святого причастия
никогда не отворачивались.

- А крейсеру все равно... От флотских добра не жди. Они там
какие-нибудь стрелки перепутают, и по своим - бац, мое почтение! У них же
столько всего из математики и геометрии наворочено, что они сами не
разберутся...

Шульц, сойдя на берег, едва козырнул Зальца:

- Сейчас не до церемоний! В эфире слышны переговоры противника, потому
срочно берем воду и бункеруемся.

- Вам дать каторжников для погрузки? У меня ведь Корсаковская тюрьма
битком набита этой сволочью.

- Не надо, - отвечал Шульц барону, - на флоте все каторжные работы
обязаны исполнять наши матросы...

Однако жители Корсаковска столь были рады "Новику", что в ряд с
матросами работали не только ссыльные, но даже старики и женщины, набежали
дети, все хотели помочь крейсерским. Но эфир все время потрескивал от
активных переговоров японцев, и скоро с мостика последовал доклад:

- С моря подходит наш "Богатырь"!

- Да какой там "Богатырь", если это "Цусима"...

- Прекратить погрузку! - распорядился Шульц.

Горнисты призвали к бою. Крейсер, дрожа от напряжения, как человек
трясется от ярости, устремился в атаку. Оптика прицела боковой пушки поймала
в крестовину наводки тень японского крейсера, Макаренко сказал Максакову:

- Я же говорил - не каркайте, что мы дома. В ответ нога мичмана
нащупала упругую педаль боя:

- Огонь! Лучше уж, Архип, дома помирать... Издали силуэты японских
крейсеров казались скользкими, словно рыбины, и, как рыбины, они
выскальзывали из прицела. Японцы передали открытым текстом по-русски:

"Честь вашему мужеству. Предлагаем почетную капитуляцию". На это
"Новик" озлобленно отвечал работою пушечных плутонгов - с носа и с кормы,
избивая и уродуя надстройки "Цусимы", пока та не стала удаляться, кренясь на