обыгрывала сюжет - купание зимою в проруби. Это был самый ходовой товар для
экранов Европы, ибо вполне отвечал представлению иностранцев о бытовой
стороне жизни русского человека как человека чрезвычайно сильного и
здорового, для которого посидеть в обледенелой проруби - это сплошное
удовольствие! В 1908 году на русский экран энергично вышел сам Столыпин,
запечатленный на пленке "Вечер у П.А.Столыпина в Елагином дворце", но фильм
был сразу же запрещен, и я подозреваю, что тут не обошлось без зависти
царицы, которая тоже снималась в фильме с мало интригующим названием. "Их
императорские величества высочайше изволят пробовать матросскую пищу на
императорской яхте "Штандарт" во время плавания в шхерах в 1908 году". Я не
думаю, что на фильм с таким названием публика повалила!..
тактичен по отношению к царям. Дерзость его дошла до того, что однажды он
принял за своим столом офицеров при оружии (что полагалось только за столом
царским). Прослышав об этом, Алиса ядовито заметила: "До сих пор у нас было
две царицы, но показалась и третья!" Она имела ввиду себя, Гневную и жену
премьера, Ольгу Борисовну. Вспомнив про Мишку, царского брата, и его
метрессу Наталью, она добавила: "Не исключено, в скором времени их будет уже
четыре..."
пребыванием подле вас некоего Григория... Но царь тут же прервал его:
секретарю звать Курлова... Он ему сказал:
Манасевича-Мануйлова... Этот вундеркинд жирует по шантанам, его часто видят
в Суворинском клубе, где он шикарным жестом бросает червонец "на чай"
швейцару. Все зубы у него, блестящие от золота, целы, и ни один из них еще
не пошатнулся!
9. ВУНДЕРКИНД С САХАРНОЙ ГОЛОВКОЙ
распутинщины; безжалостно разрывая ткань событий, он вторгается в наш роман,
наглый и опасный, и не заметить его мы не вправе.
не состоит из добреньких людей!
****
того, что "тянула акциз". В каждом подвале стоял примитивный станок, и никто
не ленился: дети мазали краской печатный валик, женщины вращали ручку
станка, а бандероль струилась в почтовый мир верстовою лентой. Понятно, что
никто уже не стремился покупать бандероль казенную, ибо фальшивая стоила
дешевле...
поставил на широкую ногу капиталистического гешефта. Он сплотил евреев в
могучую фабричную кооперацию. Теперь они "тянули акциз" гораздо быстрее,
нежели это поспевала делать государственная типография. Фальшивые бандероли
опоясывали всю Российскую империю (Об этой гигантской афере Т. Манасевича
подробно сказано в книге М. Д. Бонч-Бруевича "Вся власть Советам"
родимой пейсаховки, и подрастал у него сыночек с мыслительным аппаратом
конической формы, вроде головки сахара, отчего старые раввины говорили так:
"Сразу видно гениального ребенка! Сладкая сахарная головка зреет в доме
нашего умного и дельного ребе Тодреса..." Все шло хорошо, пока русская казна
не подсчитала колоссальные убытки. Полиция вдрызг разнесла станки фабрик, а
гешефтмахера на вечные времена закатали в Сибирь, где он и умер. "Сахарную
головку" усыновил богатый купец из евреев Мануйлов, который вскоре приехал в
Петербург и здесь, вместе с приемным сыном, перешел в лютеранскую веру. В
крещении приемыш стал называться Иваном Федоровичем Манасевичем-Мануйловым,
а перед смертью купец завещал Ванечке сто тысяч рублей, но с твердым
условием, чтобы он получил их лишь по достижении 35-летнего возраста...
СЕКРЕТНО, ВЫДАЧЕ В ДРУГИЕ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА НЕ ПОДЛЕЖИТ. Жандармы
фиксировали:
педерастов...
него рано развилась пагубная страсть к роскоши, кутежам и швырянию денег".
прессы. Великосветские развратники устроили свою "фею" в "Императорское
Человеколюбивое Общество", где он получил первый чин. Под капиталы, лежавшие
в Сибирском банке, хватал деньги у ростовщиков, и вскоре от богатого
наследства остался пшик на постном масле. Тогда паразит предложил свои
услуги царской охранке, где бытовал жесткий, но остроумный закон: "Бей по
воробьям - попадешь и в сокола!"
продал охранке якобы японские секретные коды, которые на поверку оказались
страницами, вырванными наугад из англо-японского словаря.), где Ванечка все
казенные денежки спустил в шантанах. Покровители спасли его от тюрьмы,
зачислив свою любимую "фею" в департамент духовных дел, который отправил его
прямо... в Ватикан! Ломай голову сколько угодно, но такого не придумаешь:
иудей по рождению, лютеранин по вере, он в центре мирового католицизма
выступал как ярый защитник православия. Помимо этого, он следил в Риме за
русской и польской эмиграцией, пролез в редакцию социалистической газеты
"Аванти". Но и тут не удержался: навербовав для охранки кучу платных
агентов, Ванечка платежные деньги прокутил. Обманутые шпионы слали угрозы в
Петербург - лично царю! "Этого вундеркинда, - велел император, - уберите-ка
из Рима в Париж, я от своего имени дам ему десять тысяч франков".
Russe", в котором хлестко доказывал Европе, как благоденствуют люди русские
под мудрейшим царским попечением. Война с Японией обогатила его баснословно;
по пятьдесят тысяч в год урывал только от охранки "на борьбу с революцией",
не считая того, что приворовывал (он умудрился ограбить даже тертого попа
Гапона, обчистив кассу его "рабочих" организаций). Из МВД его вышибли, и
Ванечка ушел, печально бряцая орденами: русским - святого Владимира,
испанским - Изабеллы Католической и персидским - Льва и Солнца. "Теперь, -
объявил он, - мне ничего не остается делать, как только стать писателем..."
Сувориными - из "Нового Времени" в "Вечернее Время". Вокруг себя он поставил
густую дым-завесу: мол, слухи об отставке неверны, я по-прежнему в охранке,
а потому его и боялись. Мерзавец повадился писать театральные рецензии на
молоденьких актрис. "Обильные ужины в ресторанах, дорогие подарки - все
пускалось в ход, лишь бы удовлетворить этого высокого покровителя
искусств..." Он заставлял юных актрис продаваться ему за хорошую рецензию.
"Иначе я тебя уничтожу", - говорил он, обворожительно сверкая золотыми
коронками. Набеги Ванечки на сады, вроде сада "Олимпия", напоминали
нашествие варягов. Владельцы садов сначала кормили его в отдельном кабинете,
подсаживая к нему хорошеньких певичек, а потом говорили:
следовало возвышенное описание садовых забав и воспевалась примерная гигиена
отхожих мест. В это время его подобрала актриса Надя Доренговская, хорошая
женщина, для которой этот роман обернулся трагедией. Впрочем, если верить
знатокам жизни, то порядочные женщины чаще всего и влюбляются в негодяев!
****
обаянием дантиста-экстрактора; берясь за страшные щипцы, он радушно говорит:
половину трудового дня Манасевич посвящал усиленной работе на благо
процветания общества. Список клиентов, жаждущих, чтобы их обезжирили, был
велик: Минц, Шапиро, Беспрозванный, Якобсон, Гуревич, Шефтель, Рабинович -
несть числа им... Ванечка выходил с улыбкой: "Стройся по ранжиру! Которые
побогаче, те с правого фланга, победнее - в конце, а кто денег не имеет -
подожди на лестнице, когда заведутся". Пресловутая черта оседлости угнетала
евреев, они всячески цеплялись за жизнь в столице. Один хотел открыть
типографию для печатания визитных карточек, другой мечтал варить мыло,
пахнущее непременно нарциссом, третий видел себя владельцем магазина
пуговиц. Ванечку евреи страшно боялись, а сионисты лютейше ненавидели за
отсутствие соплеменного патриотизма, ибо Ванечке было плевать на мифы об
Израиле, его заботила только дневная выручка, и потому, когда он замечал,
что еврей жульничает, он мстил ему жестоко: "Сейчас часовых дел мастера не
нужны. Своих девать некуда. Зато есть у меня один роскошный блат... на
Путиловском заводе!
почтения, Манасевич-Мануйлов имел особый телефон, не подключенный к
телефонной станции. Но клиент этого, конечно, не знал, и Ванечка в его
Орлов Алекс
Маккарти Кормак
Орлов Алекс
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Круз Андрей