колоссальные, хотя и малонаселенные пространства на востоке Евразии,
сдерживая при этом агрессию Запада. Включение в Московское царство огромных
территорий осуществлялось не за счет истребления присоединяемых народов или
насилия над традициями и верой туземцев, а за счет комплиментарных
контактов русских с аборигенами или добровольного перехода народов под руку
московского царя. Таким образом, колонизация Сибири русскими не была похожа
ни на истребление североамериканских индейцев англосаксами, ни на
работорговлю, осуществлявшуюся французскими и португальскими авантюристами,
ни на эксплуатацию яванцев голландскими купцами. А ведь в пору этих
"деяний" и англосаксы, и французы, и португальцы, и голландцы уже пережили
век Просвещения и гордились своей "цивилизованностью".
5. Церковь и власть
ИСТОКИ РАСКОЛА
В XVII столетии Россию ждали события, потрясшие духовную основу государства
- Церковь. Мы уже упоминали о конфликтах XV-XVI вв., связанных с борьбой
между иосифлянами и нестяжателями. В XVII в. интеллектуальные споры
получили свое продолжение в крайней форме церковного раскола. Как и всегда
в акматической фазе, при всеобщем увлечении борьбой за власть дела более
прозаические: хозяйственные нужды, забота о просвещении, культуре и тому
подобное - не то чтобы игнорировались, но поневоле уходили на второй план.
Жизнь же - прежде всего проза, то есть обычай, обиход, традиция, а Смута
ввергла страну в большой беспорядок, даже в хаос.
Беспорядок обнаружился и в Церкви, которая не смогла выполнить роль
"духовного врача", хранителя нравственного здоровья народа. Естественно,
что после Смуты реформа Церкви стала самой насущной проблемой. Реформу
проводили не архиереи, а священники: протопоп Иван Неронов, духовник юного
царя Алексея Михайловича Стефан Вонифатьев, знаменитый Аввакум. Эти
"ревнители благочестия" действовали по двум направлениям. Во-первых, в
области "социального христианства", под которым подразумевались устные
проповеди и непосредственная работа среди паствы: закрытие кабаков,
устройство богаделен, приютов для сирот. Во-вторых, они занимались
исправлением обряда и собственно богослужебных книг.
Остро стоял вопрос о так называемом многогласии. В храмах Великороссии для
экономии времени практиковались одновременные службы разным святым и разным
праздникам, ибо службы были очень длинные и выстаивать их целиком
московитам было недосуг: то в Орду надо ехать, то в Тверь, а то с татарами
сшибка. В предшествующие времена многогласие никого не волновало. Иначе
взглянули на него в эпоху
бунтов и самозванцев: теперь казалось, и в этом был резон, что прихожане
выходят из-под влияния Слова Божьего. Это надлежало исправить и было
исправлено. Единогласие восторжествовало.
Однако конфликтная ситуация этим не была исчерпана, напротив, конфликт
только разрастался. Его обусловили различия в московском и греческом
обряде, прежде всего в перстосложении: великороссы крестились двумя
перстами, греки - тремя. Эти различия привели к спору об исторической
правоте. Фактически спор свелся к выяснению вопроса о том, появился ли
русский церковный обряд - двуперстие, осьмиконечный крест, богослужение на
семи просфорах, сугубая "аллилуйя", хождение посолонь, то есть по солнцу,
при совершении обрядов и так далее - в результате искажения невежественными
переписчиками богослужебных книг или нет.
Доказано (в частности, Е.Е.Голубинским - самым авторитетным историком
Церкви), что русские вовсе не исказили обряд и что в Киеве при князе
Владимире крестились двумя перстами - точно так же, как крестились в Москве
до середины XVII в. Дело в том, что в эпоху христианизации Руси в Византии
пользовались двумя уставами: Иерусалимским и Студийским, - которые в
обрядовом отношении разноречили. Восточные славяне приняли и соблюдали
первый; у греков, а вслед за ними и у других православных народов, в том
числе у малороссов, возобладал второй.
Вообще следует сказать, что обряды - это не догматы. Догматы должны быть
святы и нерушимы, обряды же могут меняться, что на Руси происходило не раз,
и притом без особых потрясений. Например, при митрополите Киприане: в 1551
г. Стоглавый собор понудил псковичей, употреблявших троеперстие, вернуться
к двуперстию. Но к середине XVII в. обстоятельства радикально изменились.
Уходила в прошлое "светлая Русь" с ее относительным единством в
мировоззрении и поведении людей. Стране предстоял троякий выбор:
изоляционизм (путь Аввакума); создание теократической
вселенско-православной империи (путь Никона); вхождение в "концерт"
европейских держав (выбор Петра), с неизбежным подчинением Церкви
государству. Присоединение Украины сделало проблему выбора еще актуальнее,
ибо приходилось думать о единообразии церковного обряда. Появившиеся на
Москве еще до присоединения Украины киевские монахи, самым замечательным из
которых был Епифаний Славинецкий, стали настаивать на исправлении церковной
службы и книг в соответствии со своими представлениями.
В этот острый момент умер патриарх Иосиф (1652). Нужно было избрать нового
патриарха; без патриаршего благословения в ту пору на Москве никакого
государственного, а уж тем паче церковного мероприятия провести было
невозможно. Сам царь Алексей Михайлович, человек благочестивый и набожный,
был сильно заинтересован в скорейшем избрании патриарха и хотел видеть на
патриаршем престоле своего "собинного друга" - новгородского митрополита
Никона, которого очень ценил и с которым всегда считался.
ЦАРЬ И ПАТРИАРХ
Типичный человек акматической фазы, будущий патриарх московский Никон был
человеком крайне тщеславным и властолюбивым. Происходил он из мордовских
крестьян и в миру носил имя Никиты Минича. Сделав головокружительную
карьеру, Никон прославился твердым нравом и суровостью, характерной не
столько для церковного иерарха, сколько для светского властителя. Не
удовлетворяясь своим огромным влиянием на царя и властью над боярами и
руководствуясь принципом "Божее выше царева", Никон задумал узаконить свои
права, получив власть в государстве, равную царской.
Вопрос об избрании Никона на патриарший престол был решен заранее, так как
многие бояре поддержали желание царя и в пользу кандидатуры Никона
высказались в своих посланиях православные патриархи Востока:
константинопольский, иерусалимский, антиохийский и александрийский. Никон,
конечно, знал об этом, но, желая иметь абсолютную власть, прибег к
давлению. Во время процедуры поставления в патриархи он в присутствии царя
демонстративно отказался принять знаки патриаршего достоинства. Все были
потрясены, сам Алексей Михайлович опустился на колени и со слезами на
глазах умолял Никона не отказываться от сана. И тогда Никон сурово спросил,
будут ли его в случае избрания чтить как отца и архипастыря и дадут ли ему
устроить Церковь в соответствии с его желаниями. Лишь получив царское слово
и согласие на это всех присутствовавших, Никон согласился взять символ
патриаршей власти - посох первого жившего в Москве русского митрополита
Петра.
Царь исполнил свое обещание. Никон получил огромную власть и аналогичный
царскому титул "Великого Государя" (1652). Но, будучи человеком
пассионарным, Никон в соответствии с духом времени не всегда был сдержан,
распоряжаясь своей властью, не только по отношению к людям Церкви, но и по
отношению к князьям и боярам. Поэтому Алексею Михайловичу иногда
приходилось браться за перо и в письмах просить Никона быть помягче к тому
или иному вельможе, который имел несчастье прогневать патриарха.
"Ревнители благочестия" поначалу совсем не опасались вновь избранного
патриарха, ибо были с ним коротко знакомы и принадлежали к числу его
единомышленников. Так же как и они, Никон был сторонником введения
единогласия и сам в начале своего патриаршества крестился двумя перстами.
Но Епифаний Славинецкий не терял времени даром: через некоторое время он
сумел убедить Никона, что его друзья не правы и исправлять церковные книги
все-таки необходимо. В Великий пост 1653 г. Никон в особой "памяти"
(меморандуме) предписал своей пастве принять троеперстие. Сторонники
Вонифатьева и Неронова воспротивились этому - и были Никоном сосланы. Тогда
же в Москву прибыл горячий поклонник (а после столь же горячий противник)
Никона - антиохийский патриарх Макарий, и в стране было официально
объявлено о введении троеперстия, а те, кто продолжал употреблять при
молитве двоеперстие, были преданы церковному проклятию. Позднее (1656)
церковный собор подтвердил такой порядок, и пути Никона и его бывших друзей
разошлись окончательно.
Интересно, что именно отношение к своим бывшим друзьям ярко характеризует
императивы поведения Никона. Когда Иван Неронов, сосланный Никоном, решил
примириться с нововведениями, он был немедленно прощен - Никон отнесся к
нему великодушно. Его, как видим, интересовало лишь беспрекословное
подчинение своей патриаршей власти. Но те, кто, как протопоп Аввакум, не
пожелали поступиться своей совестью и склониться перед властью Никона,
продолжали оставаться в ссылках. Вот поведение, характерное для человека
акматической фазы, стремящегося к идеалу победы: ему не важны доводы или
поиски истины в интеллектуальных спорах. Для него важно, чтобы все признали