--Я же умею летать на облаках!". "Хорошо, -- сказал Бог. -- Если ты сумеешь
долететь до конца Вселенной, то увидишь там пять колонн, на которых держится
мир. Облети вокруг каждой колонны и оставь на них знак, что ты там был".
"Это легко!--сказал Сон Гоку. --Я позову самое высокое облако и полечу
туда!". И он вскочил на самое высокое облако и полетел. И через какое-то
время он долетел до конца Вселенной и действительно увидел там пять
гигантских колонн. Он облетел одну колонну и расписался на ней. Потом
подлетел ко второй колонне и расписался на ней тоже. Потом -- к третьей. И
так он облетел все 1 колонны и расписался на них. А потом вернулся к Богу и
сказал: "Ну, ты видишь -- я выполнил твое испытание! Я всемогущий! Я такой
же сильный и могучий, как ты!". "Ты уверен?" -- спросил у него Бог.
"Конечно! -- сказал Сон Гоку. -- Я же долетел до конца Света и расписался на
всех колоннах!"
этих пальцев Сон Гоку увидел свою подпись. "Ты узнаешь свою подпись?" --
спросил Бог. "Узнаю..." -- тихо сказал Сон Гоку. Он понял, что то, что он
считал всей Вселенной, было всего только ладонью Бога.
я и был этим Сон Гоку. Но даже если я Сон Гоку, то кто же Бог?
горячее. Впрочем, "подали" -- не то слово, извините. Официант выкатил из
кухни стальную этажерку с тридцатью тарелками на полках, подкатил ее к
нашему столику и ушел--берите, мол, сами, еще обслуживай вас!
гарнир -- недоваренный рис. Вот и весь ужин за месячную зарплату Горбачева.
Я оставил тарелку, подсел к Норману Берну и сказал ему тихо, чтоб не слышали
остальные: -- Sir, насколько я понял, твои чемоданы теперь пусты? --Да. А
что?--спросил он.
обратно в Москву. Не смотри на меня так, пей чай. Я догоню вас в Таллинне.
Но я не хочу тащить в Москву свои вещи, мне нужно, чтобы мой чемодан был
пустой. Ты понял?
тихо по-русски:
гостинице "Виру" в девять утра. Если вас не будет до десяти, я буду
вынуждена... Вы понимаете? -- Я буду, Оленька. Не волнуйтесь. --
Гостиница"Виру". Вам записать? -- Оля, когда вы первый раз в жизни сказали
слово "мама", эстонцы в Таллинне уже называли меня "куратом" и "оккупантом".
Я проходил там службу в армии и даже лежал
в девять ноль-ноль, как штык! Честное партийное слово! Give me a smile,
please [Улыбнитесь, пожалуйста].
indeed! -- ответил я и опять поймал на себе встревоженный взгляд Мичико
Катояма. Ее темные кукольные глазки явно пытались понять, что я еще затеваю.
Но я никого, кроме Оли и Нормана, не собирался посвящать в свои планы. А все
эти легенды про Сон Гоку -- пошли они к чертям!
пиджака охранительную бирку "International Press Association". И еще одну
такую же бирку я снял со своего чемодана. С этой минуты я превращался в
простого советского гражданина. Никакой английской речи, никаких "экскыоз
ми" и никаких улыбок на морде -- внушал я себе. Советские люди не улыбаются
друг другу.
закончился в июне. На стоянке такси стояло человек десять, я стал последним.
Минут через восемь подкатило такси, но молоденький водитель в застиранной
майке с ходу отшил первого из очереди, потом --вторую пару, третью. Чем они
ему не понравились, не, знаю, но точно знаю, что в СССР не пассажиры
выбирают такси, а таксист выбирает пассажира, словно богатый курортник
уличную проститутку. ,
на подсолнух--желтоволосый, круглолицый и с юношеским пушком на густо
веснушчатом лице. -- На Московский вокзал, плачу вдвойне, -- сказал я.
Коротким кивком головы подсолнух показал мне на сиденье рядом с собой. Я
забросил на заднее сиденье свой
только так нужно ездить в русских такси. Юный подсолнух рванул с места, и мы
помчались по светлому ночному Ленинграду. Я никогда, даже в Нью-Йорке, не
ездил в такси на такой бешеной скорости. Или просто амортизаторы советских
машин такие, что от тряски любая скорость кажется сумасшедшей?
что машины, которые откатили от гостиницы одновременно с нами, сначала
отстали от нас, а потом и вообще пропали. Значит, меня пока не "ведут".
Сначалазаверни по этому адресу. -- Ого! Ничего себе "заверни"! -- сказал он.
-- Все будет оплачено, сэр. Он ухмыльнулся: -- Оплачено, но как? -- Два
счетчика, -- сказал я.
порылся правой рукой под сиденьем и вытащил пачку магнитофонных кассет.
Зубами выбрал из этой пачки одну кассету и вставил ее в магнитофон, который
валялся на полу у него в ногах. "Не учите меня, не учите! Я буду жить, как
хочу", -- закричал-запел юный женский голос. Мне очень хотелось узнать, кто
это поет, но я побоялся выдать себя незнанием популярного шлягера.
заднего сиденья свой чемодан, вошел в довольно чистый подъезд старого,
дореволюционного дома и по широкой лестнице поднялся на третий этаж. Здесь,
возле двери с цифрой "9", я вытащил из кармана связку уникальных ключей,
которые дал мне Костя. Один ключ был длинный, как отвертка с особой
насечкой, второй-- в виде складного
С помощью этих ключей я открыл дверь Костиной квартиры. В центре двери, чуть
ниже цифры "9", была узкая и окованная железом щель для почты. Эту щель,
уходя, я должен был бросить ключи.
замка, заодно подивившись их уникальной конструкции -- Это были не просто
замки, а замки-засовы. Широкими стальными задвижками, как щупальцами, они
запирали тяжелую металлическую дверь со всех четырех сторон. Словно сейф.
не меньше трех миллионов долларов. Но в квартире у Кости (две комнаты, кухня
и совмещенный санузел) стояла стандартная финская мебель, телевизор "Рубин",
магнитофон и пишущая машинка "Эрика". Ну, еще был ковер. Вот и все ценности.
Но эти "ценности" меня не интересовали, я сразу прошел на кухню к
старенькому холодильнику "Газоаппарат". Рядом с "Газоаппаратом" стоял
большой новый холодильник "Ладога", но я-то уже знал, что мой фильм -- в
маленьком. Я дернул за ручку и... Два темно-серых ящика, две круглые
жестяные банки с крышками, забинтованными старой изоляционной лентой, -- вот
где одиннадцать лет пролежал мой фильм! Костя сказал, что сначала он
действительно прятал эти банки за городом, в подвале дома своей троюродной
тетки (причем сама тетка об этом не знала), и лишь в январе этого года
перевез фильм в свою квартиру.
кухонным ножом срезал старую и сухую уже изоляционную ленту и нетерпеливыми
руками сорвал присохшие крышки. Пять чистых алюминиевых коробок с табличками
"Зима бесконечна" лежали в первом ящике и еще четыре -- во втором. Девяносто
минут экранного времени...
из нее тяжелую бобину широкой пленки и спустил первые кольца с цифрами от
"1б" до "О". После "О"
промороженный ночной Свердловск и темный поток рабов, идущих в проходную
"Уралмаша"!
снова слышал скрипучий хруст ботинок и валенок по грязному снегу, снова
видел их лица в фурункулах и с клубами пара над головами... Нетерпеливые
гудки такси послышались с улицы. Я опомнился, подскочил к окну.
свои ручные часы.
все девять коробок с фильмом запихнул в свой чемодан, где были только две
пары рубашек, пара трусов, носки и сумка с Остатками американских сувениров.
А когда подошел к двери и стал снова открывать замки-засовы, только тут до
меня дошло, что это ради сохранности моего фильма Костя соорудил тут такую
систему защиты.
втором этаже. Длинный и узкий, как пенал, этот зал был до отказа забит
потной толпой. Только чтобы приблизиться к кассам, нужно было простоять в
очереди минут двадцать. Правда, очереди эти двигались быстро, потому что
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Соломатина Татьяна
Майер Стефани