Чтение 59–й страницы книги ~Место под солнцем~

вот, когда почувствовал, что нервы на пределе, решил освежиться, побаловать
себя красотой и полным одиночеством.

Он так устал, что не хотел брать с собой вообще никого. Купил билеты, сел
в самолет, потом взял напрокат машину в аэропорту Тенерифе Рьена София и
отправился на Пьясо-дель-Тьеде, три тысячи семьсот километров над уровнем
моря.

Дорога оказалась сложной и опасной. Сонные испанские деревни с безлюдными
булыжными улочками, беспризорными велосипедами у крошечных баров попадались
все реже, серпантин поднимался все выше, становился совсем узким, давал
такие крутые зигзаги, что даже щекотало под ложечкой. Наплывал тяжелый
туман, обволакивал машину слепой молочной белизной, сердце подпрыгивало на
крутом повороте от ощущения, что движешься страшно высоко над землей, сквозь
облака, в полном одиночестве. Где-то далеко внизу осталось море, яркая
курортная жизнь, кубики отелей.

Над облаками светило солнце, дорога шла сквозь буковый лес. Трехсотлетние
деревья росли совсем близко, обступали узенькое шоссе, прикасались тугими
сочными листьями к окнам машины. В чистом разреженном воздухе краски
казались совсем другими, более насыщенными, зелень, пронизанная солнцем,
была изумрудно-прозрачной. Свет стал ярче, тени гуще и черней.

Потом начиналась застывшая вулканическая лава, бурая, как запекшаяся
кровь, редкий сухой кустарник, абсолютная, космическая пустота и тишина.

Номер в полупустой одинокой гостинице стоил совсем недорого, Егор
Николаевич с аппетитом поужинал в маленьком уютном ресторане и перед сном,
взглянув на огромные, ослепительные звезды в черном небе, почувствовал себя
лет на двадцать моложе.

Первые два дня он отсыпался, наслаждался бездельем и тишиной, прозрачным
горным воздухом. На третий день, прогуливаясь после обеда, он зашел в
заброшенную гулкую кирху и замер. У алтаря, задрав вверх голову и
рассматривая разбитые цветные витражи, стояла Катя Орлова.

Он удивился. Но не столько самой встрече, сколько своей внезапной
радости. Если и хотел он кого-то вот так, случайно, увидеть в этом красивом
безлюдном месте, то, пожалуй, только ее, Катю Орлову. Она была здесь очень
кстати, как бы вписывалась в космический пейзаж и казалась невероятно
красивой в длинном бледно-голубом платье из какой-то легкой, летящей ткани.
Не успев даже поинтересоваться, одна ли она здесь, собирается ли пожить в
этой гостинице, или просто приехала с побережья на несколько часов
посмотреть кратер потухшего вулкана, Баринов бросился к ней с объятиями и
поцелуями.

Она поздоровалась удивленно, приветливо, мягко устранилась от объятий.

- Егор? Надо же, как странно... А мы с Глебом приехали вчера на неделю,
живем в отеле в Лос-Кристьянос, на побережье. Он остался загорать на пляже,
а мне захотелось съездить на вулкан.

- И ты решилась одна вести машину по такому опасному серпантину?
Катенька, Господи, как же я рад! Сто лет тебя не видел! А ты рада? Ну хоть
немножко?

- Немножко рада, - улыбнулась она, - а ты здесь с женой?

- Я один. Вырвался на неделю. Устал как собака. Ну, расскажи, как ты?

Они вышли из кирхи, прошли пешком по шоссе, довольно далеко, к буковому
лесу. Он сам не заметил, что говорит без умолку, вдохновенно жалуется ей на
свою тяжелую, запутанную жизнь, на бессонницу, на холодную, совсем чужую
женщину, с которой недавно торжественно отпраздновал серебряную свадьбу, на
то, что не с кем поговорить, хотя целые дни проходят в разговорах, и никто
его, бедного, не понимает, не жалеет, не любит.

- Я знаю, твой Калашников тоже не подарок. Если бы ты тогда не убежала...
это ведь вышло совсем случайно, а ты даже не захотела выслушать меня.

- Не надо, Егор, - поморщилась Катя, - это было давно и неправда.

- Это правда. Возможно, это единственная правда, которая была в моей
жизни. Ив твоей тоже. Ты была совсем молоденькой, а потому - максималисткой
и совершенно не умела прощать. Наверное, сейчас уже научилась?

- Научилась. Но дело не в этом. Мы бы все равно расстались рано или
поздно. Слишком уж все было красиво. Конечно, лучше бы мы не так расстались.
Но сейчас - какая разница?

- У меня потом было столько баб, столько... Наверное, в этом ты виновата.
Все могло бы сложиться совсем иначе у нас обоих, но ты не простила, и я
пустился во все тяжкие... А сейчас, к старости, все надоело, обрыдло, извини
за грубость.

Она взглянула на часы.

- Егор, пойдем назад, здесь рано темнеет. Я хочу вернуться засветло.

Он резко развернулся, схватил ее за плечи, притянул к себе и выдохнул ей
в лицо хриплым, отчаянным шепотом:

- Останься.

Она передернула плечами, скидывая его руки, отступила на шаг и тихо
произнесла:

- Нет.

- Ну почему? Ты скажешь, что не рискнула возвращаться по серпантину.
Действительно, рано темнеет, отсюда можно позвонить в отель, ему передадут,
я прошу тебя, останься. Я такое слышал о твоем муже, такое, что повторять
противно. Мир тесен, много общих знакомых...

- И не надо, не повторяй, - перебила его Катя.

- Но тебе ведь несладко с ним, даже странно, что вы приехали вместе...

Она молчала и быстро шла к шоссе по тропинке. Он едва поспевал за ней и
продолжал говорить, придумывая на ходу красивую сказку о том, как могло бы
все у них быть замечательно тогда, восемь лет назад, если бы она простила, и
сейчас, если останется. Он сам толком не мог понять, зачем ему это так
нужно, но чувствовал - если она уедет, опять начнутся мучительные потные
бессонницы, от которых уже не спасают ни успехи в карьере, ни разнообразие
интимного досуга. Придется пить на ночь снотворное, а это вредно, нехорошо в
его возрасте. Уснуть-то уснешь, но тоска и страх смерти никуда не денутся.

Чем ближе они подходили к небольшой автостоянке у гостиницы, тем
тоскливей казалась Егору Николаевичу его благополучная, богатая
впечатлениями жизнь.

- Хотя бы кофе выпьем в баре, - он взял ее за руку, - мы даже не
поговорили.

Он надеялся потянуть время. Скоро сумерки, ехать по узкому, мокрому от
тумана серпантину в темноте действительно очень опасно. Проще будет
уговорить.

- Нет, Егор. Мне пора.

- Ну почему? Объясни мне почему? Прошло столько лет, можно начать все
сначала, мы ведь не случайно здесь встретились. Это судьба, прямо мистика
какая-то... Мне плохо, одиноко, тебе тоже, я знаю. Если ты скажешь, что не
изменяешь своему драгоценному супругу, не поверю, извини; Ты не святая.

- Конечно, не святая, - усмехнулась Катя, - просто очень брезгливая.

- До сих пор не можешь забыть? Но это смешно, ты большая девочка...

- Егор, посмотри, как красиво вокруг. Охота тебе выяснять отношения,
которых уже восемь лет не существует? - Она достала из сумочки ключи от
машины.

У нее был новенький красный "Рено". Она открыла дверцу. На большом
пластмассовом брелке красовалась яркая эмблема той же фирмы, в которой Егор
Николаевич взял напрокат свой черный "Форд".

- Скажи хотя бы, в каком ты отеле? - Он придержал дверцу.

- Зачем?

- Я завтра спущусь с гор, сниму номер где-нибудь в Сан-Кристьянос, еще
три дня позагораю, поплаваю. Глупо получится, если мы будем так близко и не
увидимся. Так в каком ты отеле? Не бойся, я больше не стану донимать тебя
идиотскими разговорами.

- Отель называется "Ла Жаллетас". Все, Егор, до свидания. Очень рада была
тебя повидать.

Она быстро села за руль, захлопнула дверцу. Он стоял, смотрел вслед
маленькому красному "Рено" и запомнил номер. На всякий случай.

Остаток дня он провел в каком-то новом, приятном, почти юношеском
волнении. Ночь проспал спокойно и крепко. Рано утром расплатился с хозяином
гостиницы, плотно позавтракал, сел в машину и отправился вниз, к морю, в
курортный городок Лос-Кристьянос. Он забыл спросить, в каком она номере, но
не сомневался: найдет. Он не мучил себя вопросами - надо ли? что будет
дальше? Ему просто ужасно хотелось найти Катю, увидеть ее еще раз. Конечно,
это возможно было сделать давным-давно, в Москве, но по-настоящему
захотелось именно здесь и сейчас, после этой странной, фантастической
вчерашней встречи.

Отель "Ла Жаллетас" оказался пятизвездочным, одним из самых дорогих в
городке. Ну конечно, пижон Калашников не стал бы снимать номер где попало.
Хотя на самом деле пять звезд от четырех и даже от трех отличаются только
солидностью швейцаров, фонтанами в холлах, ценами в барах и ресторанах. Егор
Николаевич снял одноместный полулюкс и почти сразу, на пляже отеля, увидел
Катю. Она выходила из моря, осторожно ступая по горячему песку. Встряхнула
мокрыми волосами, щурясь, оглядела пляж. Егор Николаевич не раздумывая
прихватил большое махровое полотенце, побежал, увязая в горячем песке, ей
навстречу, как мальчишка.

Калашников, развалившись в шезлонге, потягивал пиво из банки, лениво
перелистывал какой-то яркий журнал, заметил жену как раз в тот момент, когда
поджарый пожилой мужик обнял ее, накидывая ей на плечи свое полотенце. Это
ему не понравилось. Он вскочил на ноги, приготовился дать хаму жесткий
отпор, узнал Баринова, и это ему не понравилось еще больше.

Довольно скоро Егор Николаевич догадался, что его присутствие
стремительно разрушает хрупкое семейное счастье, которое только начало
восстанавливаться здесь, на теплом острове Тенерифе. Они приехали, чтобы
помириться, но поссорились еще больше. Глеб, как большинство неверных мужей,
страдал патологической ревностью, но тщательно скрывал это. И страдал еще
больше.

Егор Николаевич лучезарно улыбался, как бы случайно сталкиваясь с
московскими знакомыми то в ресторане гостиницы за завтраком, то на пляже, то