Чтение 59–й страницы книги ~Образ врага~

домой, уже завтра будут в Москве. Если бы славный американец Деннис Шервуд
не начал прихлестывать за соседкой по гостинице, выполняя свой служебный
долг, был бы сейчас жив.

Дорога стала петлять. Из-за поворота на небольшой скорости выехал белый
седан, остановился и резко просигналил. Из открытого окна появилась рука,
пришлепнула мигалку к крыше машины. Алиса съехала к обочине. Из седана вышел
полицейский.

- Куда вы направляетесь, мэм? - спросил он по-английски.

- В Тель-Авив.

- Откуда?

- Из Эйлата.

Этот вопрос каждый раз задавали на контрольных пунктах солдаты, после
чего с улыбкой желали счастливого пути. Но полицейский был настроен иначе.

- Пожалуйста, ваши документы.

Алиса протянула в окошко водительские права.

- Паспорт, пожалуйста.

Максимка заворочался на заднем сиденье. Полицейский долго разглядывал
документы, потом вежливо попросил пройти в его машину.

- А в чем дело? Я ничего не нарушала.

- Вы превысили скорость.

- Ничего подобного. Я ехала, как положено, девяносто километров.

- Будьте любезны, пройдите в мою машину, мэм. Оставалось подчиниться.
Документы были у него.

- Малыш, не волнуйся, я сейчас вернусь, - сказала она Максиму, заметив,
что он приоткрыл глаза.

- А что? Почему? - сонно пробормотал ребенок, поднимаясь.

- Ничего страшного. Говорят, скорость превысила. В полицейской машине на
специальном табло светилась цифра "сто". Алиса не сомневалась, что почти всю
дорогу ехала на скорости девяносто, а то и восемьдесят километров.

- Ваша аппаратура неисправна, - сказала она, - здесь не правильные
показатели.

- Вы нарушили, мэм, и обязаны заплатить штраф.

- Хорошо. Сколько? - Она открыла сумочку.

- Нет. Не здесь и не сейчас, - покачал головой полицейский, - я выпишу
вам квитанцию. В Тель-Авиве вы заплатите по ней в любом банке.

- Сколько?

- Тысячу шекелей.

Алиса поперхнулась. Это больше трехсот долларов. У нее на карточке
осталось двести долларов, и около пятидесяти в шекелях лежит в кошельке..

- Простите, я не ослышалась? Тысяча шекелей за нарушение, которого не
было? - медленно произнесла она, глядя в ледяные серые глаза.

- Вы превысили скорость. На этой трассе ограничение девяносто километров.
Вы ехали со скоростью сто, следовательно, подвергали опасности себя, своего
ребенка, а также других водителей. - Он уже заполнял какой-то бланк на
иврите.

- Самая большая опасность на этой дороге - встреча с вами, сэр.

- Я понимаю, - кивнул он, продолжая заполнять бланк.

- Подождите, офицер. Могу я взглянуть на ваши документы?

- Пожалуйста. - Он сунул ей в лицо маленькую пластиковую карточку с
цветной фотографией.

- Я не знаю иврит. Напишите мне английскими буквами ваше имя, фамилию,
звание.

- Да, конечно. Если вы хотите пожаловаться, оспорить штраф, вы можете
обратиться в суд в Тель-Авиве.

- Какой суд? Мы улетаем сегодня ночью. У меня просто нет этой суммы.

- В таком случае вас не выпустят из страны. Алиса достала из кошелька
сорок шекелей и протянула полицейскому.

- Возьмите, офицер. И давайте разойдемся по-хорошему.

- Вы предлагаете мне взятку, мэм?

У него было совершенно неподвижное, чистое, гладкое лицо. Чуть вздернутый
нос, тонкие губы. Никаких эмоций эта физиономия не выражала. Вообще никаких.
Только рот двигался, как отдельный механизм.

- Я хочу с вами договориться по-человечески, - Алиса заставила себя
улыбнуться, - возьмите деньги, офицер, и простите меня, если вам показалось,
будто я нарушила правила.

- Вы хотите дать взятку должностному лицу? Это грубое нарушение закона. Я
вас арестую, мэм.

- Слушайте, вы не сумасшедший? - спросила Алиса, прищурившись и
внимательно вглядываясь в серые застывшие глаза.

- Уберите деньги, мэм. Вот ваша квитанция. Здесь на полях я написал свое
имя и звание по-английски.

- Вы соображаете, что творите? Вы офицер полиции, должностное лицо,
занимаетесь грабежом на дороге! Я ничего не нарушала. Я иностранка, сегодня
улетаю домой. Даже если я на каком-то участке пути и превысила скорость, все
равно это абсурд. Ни в одной стране мира нет таких огромных штрафов...

- Не я устанавливаю суммы штрафов. Вы нарушили правила и обязаны
заплатить. Еще раз предупреждаю, что в случае неуплаты вас не выпустят из
страны. Счастливого пути, мэм.

- Подождите. Объясните мне, зачем вам это нужно? Вот лично вам - зачем?
Если так хочется денег - я вам их предлагаю. Но этот штраф - вы же не
положите его в свой карман! Или вам идет надбавка с каждой жертвы?

- Я вас больше не задерживаю, мэм. Вот ваши документы и квитанция.

- Человек в полицейской форме грабит женщину с ребенком посреди пустой
дороги, причем не для себя лично, а в пользу государства. Да вы бандит,
самый настоящий! - не выдержала Алиса. - Вы хуже бандита. Административный
зомби, вот вы кто.

- Вы оскорбляете меня при исполнении служебных обязанностей. Я вас
арестую, мэм.

- Если будете продолжать в том же духе, сэр, кто-нибудь рано или поздно
пристрелит вас на этой дороге. И будет совершенно прав. Я вам этого не
желаю.

Алиса не кричала, говорила вполне спокойно, но в голосе и в глазах
предательски дрожали слезы. Еще не хватало разреветься при этом дегенерате.
Она чувствовала свою абсолютную беспомощность перед ним и почему-то вдруг
вспомнила такое же гладкое, такое же мертво-неподвижное лицо с механическим
ртом. Майор ФСБ Харитонов разговаривал с ней примерно так же много лет
назад.

- А пошел ты... - Алиса вылезла из полицейской машины и, прежде чем
подойти к своей, вытащила из паспорта квитанцию, на глазах у полицейского
быстро разорвала ее в мелкие клочья и сдунула с ладони прямо в ветровое
стекло его машины.

Глава 27

- Надеюсь, вы не будете храпеть, партайгеноссе? - спросил Натан Ефимович,
когда Карл погасил свет в каюте.

- Разве я храпел прошлой ночью?

- После бедуинской палатки и грязных циновок, на чистом белье, в
нормальной постели я спал как убитый. Если бы яхта взорвалась, я бы вряд ли
услышал.

- Болячка вам на язык! - рассмеялся Карл.

- Типун, а не болячка, - поправил Бренер.

- Мне очень нравятся русские пословицы и поговорки, но я постоянно путаю
слова. Кстати, что такое типун? Разве не то же, что болячка?

- Не совсем. Это птичья болезнь, хрящеватый нарост на кончике языка.

- Какая гадость...

- Карл, так вы храпите или нет?

- Кажется, нет. А вы? Я ведь тоже спал, как убитый сурок.

- Опять запутались в словах, - улыбнулся Бренер, - а насчет храпа - не
знаю. В последние три года мне не у кого было спросить об этом.

- Вам одиноко после смерти жены?

- Да. Мы прожили вместе почти сорок лет.

- Можно позавидовать, - по голосу Карла было слышно, что он улыбается,
знаете, я с детства терпеть не мог то, что принято называть спокойной
семейной жизнью. Мои родители, скучные пошлые люди, классические бюргеры,
привили мне стойкое отвращение к однообразию семейного быта. Я привык
слоняться по миру, ночевать где придется, мне нравится риск, постоянная
смена декораций. Но сейчас вдруг позавидовал вам. Вы с женой любили друг
друга, растили сына, и сорок лет вам, вероятно, никогда не было скучно
вместе. Или я ошибаюсь?

- Нет, - тихо произнес Натан Ефимович, - вы не ошибаетесь. Нам с Марией
Даниловной действительно никогда не было скучно вместе. Ни разу за сорок
лет. А к чему вы клоните, Карл? Рисуете благостную картину тихого семейного
счастья, чтобы настроить меня на сентиментальную волну, а потом пригрозить
гибелью моего сына и внуков? Хотите поставить мне очередные условия? Я
догадываюсь, что утром мы причаливаем, не знаю, правда, куда именно. Но
причаливаем. Вы готовите меня к разговору с заказчиком, чтобы я был
покладистей и не возражал?

Бренер не видел в темноте лица Карла, но почувствовал тяжесть его
взгляда. В тишине стало отчетливо слышно, как бьется вода в круглый темный
иллюминатор.

- Утром мы будем на Кипре, - сказал наконец Карл, - там действительно вы
встретитесь с тем, кого называете заказчиком.

- А дальше?

- Не знаю. Дальше ему решать, что с вами делать. Моя часть работы
выполнена. Мы с вами завтра распрощаемся, и мне, честно говоря, даже грустно
немного. Я успел к вам привыкнуть, профессор. Мне приятно говорить
по-русски. Почему-то на этом языке проще всего вести задушевные беседы.

- Вы не похожи на человека, у которого есть потребность в задушевных
беседах, - заметил Бренер.