Чтение 59–й страницы книги ~Рай без памяти~

назови.

Я мысленно повторил за Зерновым: "Лаборатория поля", - и в мерцающей
стене открылась лиловая щель.

- Шагай, - подтолкнул меня Зернов, и, шагнув в знакомую лиловую гущу
газа, мы вышли снова на дневной свет, но уже совсем в другой зал, именно
зал, а не комнату.

Из глубины его, заполненной сверкающими металлическими формами, вышел
навстречу человек в белом, совсем земном халате, только белизна его тоже
сверкала, как белая крышка рояля, отражая окружающий мир. Издали этот мир
казался путаницей безугольных геометрических построений, преимущественно
труб, сфер и цилиндров. Но за человеком с той же скоростью двигалась
высокая, как цунами, волна лилового газа, в которой гасла и таяла
сверкавшая металлом стереометрия. В конце концов газ срезал зал, обратив
его в комнату с таким же туманным полом и потолком и такими же мерцающими
тусклыми стенами. Человек в халате оказался Зерновым-вторым, на этот раз
отличавшимся от моего спутника только глянцевым белым халатом.

- Нет, не нейлон, - сказал он Зернову-первому. - Тоже химия, только
другая.

- Мысли читаешь, Вольф Мессинг? - усмехнулся тот.

- Конечно. Только твои. Ты же знаешь.

- Знаю, - поморщился мой Зернов, - только привыкнуть не могу.

Мы сели на подплывшие к нам белые тарелки к такой же белой, ничем не
поддерживаемой массивной плите, на которой мгновенно материализовалась из
воздуха бутылка "Мартеля" и три широких коньячных бокала.

- Скатерть-самобранка, - похвастался Зернов-второй.

Первый пренебрежительно отмахнулся:

- Видели и едали. В континууме.

- Прежде я считал все эти чудеса в решете техникой земного
происхождения, - задумчиво подхватил Зернов-второй, - кто-то придумал и
сконструировал их до Начала. Кто, мы забыли, а наследством пользуемся
понемногу и свое ищем, развиваем, разрабатываем. А теперь, когда вернулась
память прошлого, я уже точно знаю, что все это - подарок ваших
инопланетных гостей, их эксперимент. Даже больше - знаю и назначение
самого Би-центра.

- Первая ступень контакта, - перебил Зернов-первый.

- Научного контакта.

- Мост к их науке, к их освоению мира.

- Крутой, между прочим, мост. И трудный. Он же построен в четырехмерном
пространстве. Нет ни коридоров в обычном смысле этого слова, ни дверей, ни
лестниц. То, что их заменяет, длинно, сложно, запутанно и, с земной точки
зрения, даже бессмысленно. Мы это называем "проходами". Обычно ими никто
не пользуется, только в случаях крайней необходимости, когда телепортация
блокирована.

- Вы так и говорите - телепортация? - спросил Зернов.

- Нет, просто переход. Это уже моя земная память. И нуль-переход от нее
же. Удобная штука. Можно немедленно попасть в любую часть "центра". Даже
сюда.

Мерцающие стены впереди не то раздвинулись, не то растаяли, обнажив
черный экран с равномерно вспыхивающей и гаснущей ядовито-желтой надписью
по-английски: "Дэйнджер!" - "Опасность!"

- Люк-мусоропровод, - пошутил Зернов-дубль. - Сюда автоматически
сбрасываются радиоактивные осадки, различные излучающие вещества,
самовзрывающиеся смеси - словом, все, что уже не нужно, но опасно для
жизни, - пояснил он.

- Шагнешь - и конец, - засмеялся я.

- Не шагнете. Это мы называем "видимость", а полная телепортация
блокирована до полудня.

Я взглянул на часы: половина девятого.

- Не скоро.

Двойники засмеялись.

- Он все еще по-земному считает, - сказал мой Зернов, - забыл о
восемнадцатичасовых сутках.

- В сущности, "переход" блокирован круглые сутки, кроме двух часов
после полудня, во избежание излишних передвижений. На пешеходные блуждания
в "проходах" решаются только энтузиасты, - заметил его двойник. - Общаться
можно и так.

Мерцающие стены исчезли - их сменила гигантская карта продтрассы и
Города, вернее, макет, освещенный невидимым источником света. Точь-в-точь
как тот псевдо-Париж, который мы наблюдали с Толькой в Гренландии.
Отчетливо были видны лесное шоссе, заставы, улицы, даже дома. А по улицам,
если вглядеться, можно было рассмотреть и движение экипажей, омнибусов,
даже крохотных пешеходов в тени многоэтажных небоскребов, похожих на
стеклянные пеналы, поставленные торчком.

- Занятная карта, - сказал Зернов-дубль. - Я и сам не понимаю, как это
сделано.

Под картой восседал за непривычного вида клавиатурой очкарик в белом
халате моих примерно лет. Полы халата открывали такой же, как и у меня,
золотогалунный мундир.

- Полицейский? - удивился я.

- Здесь все полицейские, - сказал Зернов-второй. - Даже я. Только без
мундира. Горт! - позвал он.

Очкарик поднял руку с клавишей.

- Слушаю, шеф.

- Что нового?

- Директива фуд-управления. Еще два пункта во французском секторе. В
третьем и четвертом арондисмане. Виноторговец Огюст и бакалейщик Пежо.

- Заказ уточнен?

- Конечно. Списки уже переданы в Эй-центр.

- Есть отказный сигнал?

- Нет.

- Что предлагаете?

- Продлить восьмой рейс. По улицам Плесси и Мари Жорден, всего двадцать
минут. Вот так... - Он провел указкой над макетом, будто скользнувшей по
невидимому стеклу, предохраняющему модель Города от прикосновений.

- Действуйте.

Очкарик и карта растаяли за мерцающей пленкой стены, снова возникшей в
пространстве.

- В сущности, это какой-то вид телевидения, - заметил я.

- Не совсем. Фокус безлинзовой оптики. Будущее голографии и лазерной
техники. Кстати, - усмехнулся Зернов-второй, - задай вы мне этот вопрос
даже месяц назад, я бы не сумел ответить. Впервые бы услыхал это слово. Мы
говорим "видимость", а по-русски, если точнее перевести, - "смотрины".
Смешно, правда? Но смех смехом, а в нашей оптической лаборатории мы уже
подбираемся к этому чуду. Полегоньку-помаленьку, вроде как у меня к
секрету силового поля. Ну а если говорить о телевидении в его земном
понимании, то при желании мы бы за полгода сконструировали и
телепередатчик и телевизор.

Но моего Зернова интересовала другая тема:

- Значит, в твоем распоряжении и входной контроль, и телепортация?

- Да, механизм управления настроен на мои биотоки.

- А ты можешь, скажем, снять контроль, сохранив блокаду телепортации?

- Зачем?

- Ты же мои мысли читаешь, чудак. Зачем спрашиваешь?

- Для уверенности.

- Может создаться ситуация, когда нам понадобится свободный вход с
одновременным ограничением передвижения внутри.

Зернов-второй понимающе усмехнулся:

- Свободный вход для всех, а блокада против одного?

- Пять с плюсом.

- Но он всегда может воспользоваться "проходами".

- Его можно задержать.

- Трудно. "Проходы" - это лабиринт. Даже я всех не знаю.

- Меня интересует только один - к управлению выходом из континуума.
Энд-камера.

- Единственный механизм, не подчиненный моему управлению, - вздохнул
Зернов-второй.

- Для чего он понадобился?

- Вероятно, его задумали на случай непредвиденной катастрофы,
стихийного бедствия, которое иногда трудно предвидеть даже сверхразуму.
Допустим, какого-нибудь обвала или наводнения, когда любой грузовик с
продовольствием окажется под угрозой гибели. Тогда на время ремонтных
работ и предусмотрено действие механизма. А управление им создатели этого
мира сочли возможным доверить только главе государства.

- Каким образом? Не состоялась же встреча на высшем уровне.

- Зачем? Бойл просто знает, что он один может нажать кнопку. Знание
запрограммировано.

- Значит, он в любую минуту может лишить Город продовольствия? -
вмешался я.

- Если захочет - да. Но никто, кроме него и меня, об этом не знает.

- Мы знаем, - загадочно сказал мой Зернов.

41. НИКАКИХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ

Я не могу быть историком восстания не потому, что не способен к
историческим обобщениям, а просто потому, что я его не видел. Избранный в
Центральный повстанческий штаб, я просидел безвылазно на втором этаже
отеля "Омон", ничего не видя, кроме хлопающих дверей, входящих и выходящих
людей, табачного дыма и зашторенных окон; просидел до той самой минуты,