Чтение 59–й страницы книги ~Звездные корабли~

больного и под громкие крики толпы понесли его на другой край селения,
примыкавший к расчищенной опушке леса.

Кави и Кидого последовали за толпой. Этруск недовольно
посматривал по сторонам с видом, говорившим, что он не ждет ничего
хорошего от этой затеи.

Пандиона принесли в огромную пустую хижину, не менее тридцати
локтей в поперечнике, и уложили у центрального столба, спиной к
широкому входу. Несколько факелов из рыхлого дерева, пропитанного
пальмовым маслом, укрепленных на столбе, ярко освещало центр хижины.
Стены под низко опускавшимися краями крыши скрывались в полумраке.
Хижина была полна женщин - юные девушки и старухи сидели вдоль стен,
оживленно переговариваясь. Какая-то старуха дала Пандиону темного
питья, сразу подбодрившего юношу.

Из выдолбленного слонового бивня раздался резкий дрожащий звук -
в хижине наступила тишина, и все мужчины поспешно покинули помещение.
Этруск и Кидого, пытавшиеся остаться, были бесцеремонно вытолкнуты в
темноту. Группа безобразных старух столпилась у входа, заслоняя
происходившее в хижине от глаз любопытных. Кави уселся поблизости от
хижины, решив ни за что не уходить до конца таинственного дела. К
нему, скаля зубы и посмеиваясь, присоединился Кидого - он верил в
способы лечения, существующие у южных народов.

Две девушки осторожно приподняли больного и усадили, прислонив
спиною к столбу. Пандион удивленно оглядывался по сторонам, встречая в
полумраке блестящие белки глаз и зубы смеющихся женщин. Хижина была
увешана изнутри пучками какого-то душистого растения[Элелешо -
душистое растение Судана, родственное нашему тархуну.]. Широкая
гирлянда шла кольцом вокруг хижины по внутреннему карнизу крыши,
тонкие веточки этого же кустарника оплетали столб, к которому
прислонился Пандион. Все было наполнено терпким, бодрящим ароматом
растения - этот запах дразнил и тревожил Пандиона, напоминая что-то
бесконечно близкое и манящее, но безвозвратно забытое.

Прямо перед эллином расположились несколько женщин. При свете
факелов белели две длинные изогнутые трубы из слоновых клыков,
круглыми боками выделялись темные барабаны - отрезки выдолбленных
толстых стволов дерева.

Снова прозвучал дрожащий звук трубы. Старухи поставили перед
Пандионом деревянную статуэтку женщины с грубо выделенными мощными
формами.

Высокие женские голоса начали тихую песню - полились медленные
переливы гортанных звуков и тоскливых вздохов, убыстрявшиеся и
нараставшие, ширясь и поднимаясь все выше, порывисто и стремительно.
Внезапно гулкий удар барабана потряс воздух. Пандион невольно
вздрогнул. Песня умолкла, на грани света и тени показалась девушка в
синем плаще, уже знакомая Пандиону. Она вступила в освещенный факелами
круг и как бы в нерешительности остановилась. Опять зазвучала труба,
ее стон был подхвачен неистовым воплем нескольких старух. Девушка
отбросила назад плащ и осталась в пояске из плетеной гирлянды душистых
ветвей.

Свет факелов переливался туманными бликами на блестящей
темно-бронзовой коже. Глаза Ирумы были сильно подкрашены
синевато-черной краской, на руках и ногах сверкали начищенные медные
кольца, недлинные, круто вьющиеся черные волосы разметались по гладким
плечам.

Мерно и глухо зарокотали барабаны. В такт их медленным ударам
девушка, тихо переступая голыми ногами, приблизилась к Пандиону и
гибким, звериным движением склонилась перед статуэткой неведомой
богини, простирая вперед руки в томительном и страстном ожидании.
Восхищенный Пандион следил за каждым жестом Ирумы. Сейчас и тени
лукавства не было на лице девушки - серьезная, строгая, с нахмуренными
бровями, она, казалось, прислушивалась к голосам своего сердца. По
протянутым к Пандиону рукам волнами двигались напрягшиеся мускулы. Эти
волны сбегали от гладких плеч к покачивавшимся перед лицом Пандиона
пальцам, как будто каждая частица ее тела стремилась к нему. Молодой
эллин никогда не видел ничего подобного - таинственная жизнь рук
сливалась с вдохновенным порывом поднятого вверх лица девушки.

Неистово затрубили рога из слоновой кости. Внезапный звенящий
удар остановил дыхание Пандиона - медные листы, ударяемые друг о
друга, загремели и зазвенели победно и радостно, заглушая отрывистое
звучание барабанов.

Девушка откинулась назад крутой блестящей дугой. Потом маленькие
ноги медленно пошли по гладко утрамбованному полу - танцовщица
двигалась по кругу робко и нерешительно, исполненная застенчивого
смущения.

Озаренная ярким светом факелов, девушка казалась вылитой из
темного металла. Отступая в полумрак, она двигалась там легкой, почти
невидимой тенью.

Тревожный рокот барабанов становился все стремительнее, дико
гремели медные листы, и, повинуясь этим яростным звукам, медленный
танец все ускорялся.

В такт низкому дрожащему звону меди быстро понеслись крепкие,
стройные ноги, сплетались вместе, замирали и вновь плавно скользили,
едва касаясь пола.

Плечи и высоко поднявшаяся грудь оставались неподвижными, а
напряженные руки Ирумы, с мольбой протянутые к изображению богини,
изгибались медленно и плавно.

Оборвался настойчивый стук барабанов, смолкла гремящая медь, и
только тоскливые вскрики труб изредка нарушали наступившую тишину, в
которой звенели и бряцали браслеты Ирумы.

Странное движение мышц под гладкой кожей девушки поразило
Пандиона. Нигде не выступая отчетливо, они переливались и струились,
как вода на поверхности ручья, и линии тела Ирумы бежали перед глазами
молодого скульптора чередой неповторимых изменений. В них были плавный
ритм морского простора и широкий, порывистый разлив ветра по золотой
степи.

Мольба, в начале танца отраженная в каждом движении девушки,
теперь уступила место властному стремлению. Пандиону казалось, что
перед ним струится сам огонь жизни, но вся древняя сила женской
красоты явилась ему в бронзовых отблесках света и мощном громе музыки.

В душе молодого эллина вновь вспыхнула жажда жизни, ожили былые
мечты, раскрылся широкий и таинственный мир.

Умолкли трубы. Низкий и грозный рокот барабанов слился с
пронзительными воплями женщин, медные листы гремели, как близкий гром,
и вдруг наступила тишина. Пандион услышал стук собственного сердца.

Девушка неистово закружилась и внезапно замерла, вытянув гибкое
тело, как струна. И вдруг беспомощно опустила руки, дрожащая и
истомленная. Колени ее подогнулись, блеск глаз потух. Печально
вскрикнув, Ирума упала перед статуей богини. Упав, девушка осталась
неподвижной, только грудь вздымалась от учащенных вздохов.

Ошеломленный Пандион вздрогнул. Стремительный танец оборвался
криком печали.

Гул восторженных голосов наполнил хижину.

Четыре женщины, шепча невнятные слова, подняли и унесли Ируму в
глубь хижины. Древняя деревянная статуя была мгновенно убрана. Женщины
поднялись, возбужденные, с горящими глазами. Они громка
переговаривались, показывая на чужеземца. Старухи у входа
расступились, пропустив Кидого и Кави, которые кинулись к другу с
расспросами. Но молодой эллин не мог и не хотел говорить сейчас. Оба
друга унесли его домой, и Пандион долго лежал без сна, под
впечатлением необычайного танца.

Могущественные ли орехи или колдовство танца великой богини
сделали свое дело - Пандион стал поправляться.

Когда он избавился от потрясения, полученного в борьбе с
носорогом, в его молодом теле не оказалось никакого серьезного из(r)яна,
и оно с поразительной быстротой восстанавливало былую силу. И юноша
занялся физическими упражнениями, чтобы по-прежнему быть равным своим
товарищам.

Через три дня молодой эллин дошел без чужой помощи до дома
охотника - ему хотелось снова увидеть Ируму.

Девушки не оказалось дома, зато ее отец принял чужеземца ласково
и приветливо, угостил вкусным пивом и долго старался что-то об(r)яснить,
жестикулируя и хлопая Пандиона по плечам и груди. Молодой эллин ничего
не понял и покинул дом охотника со смутным чувством досады.

Успокоившись за Пандиона, Кидого и Кави со всеми бывшими рабами и
большинством местных жителей отправились на большую охоту за жирафами,
надеясь немного разведать предстоящий путь и добыть побольше мяса для
своих гостеприимных хозяев.

Под смех и добродушные шутки соседей Пандион, укрепляя ослабевшие
мускулы, помогал растирать зерна для приготовления пива, несмотря на
насмешки мужчин, видевших его за женской работой. Скоро Пандион стал
удаляться за пределы деревни, вооруженный тонким египетским копьем.
Там, в степи, он упражнялся в метании копья и в беге, с каждым днем
радостно ощущая, как крепнут его мышцы и как легко несут его тело
вновь ставшие неутомимыми ноги.

Вместе с тем, ни на миг не забывая об Ируме, Пандион принялся за
изучение языка туземцев. Он без конца твердил незнакомые певучие
слова. Через неделю благодаря своей хорошей памяти Пандион уже мог
понимать собеседника.

Четырнадцать дней Пандион не видел Ируму и не решался пойти к ней
в отсутствие отца, так как не знал еще обычаев этого народа. Однажды,
возвращаясь из степи Пандион увидел фигуру в синем плаще, и сердце его