Хотя тоже вряд ли. Нечего себя успокаивать, надо сказать правду хотя бы
молча и самому себе: землю растрескивать и то не всегда получается, а
всему остальному так еще учится, учиться и учиться!
Остальные бродили по двору, с удивлением и трепетом рассматривали
распластанную тушу гигантского Змея. Женщины торопливо засыпали черную
кровь песком, получалась вязкая грязь, пахло гадостно, на обувь налипало
хуже глины, у кого-то оторвало подошву, там стояла ругань.
вырубая самую толстую иглу гребня. Лезвие топора разбрасывало короткие
злые искры, сухие осколки кости вжикали со злым свистом.
грохотом упала. За ней стоял, держась за дверной косяк, высокий человек,
обнаженный до пояса, лохмотья волчовки висели на ремне. Черные волосы
слиплись и закрывали лицо, справа торчали дыбом. Его раскачивало, грудь
поднималась и опускалась, словно накачивал воздух в кузнечный горн, где
куют ему секиру. Правая бровь была рассечена, потемнела от крови, волосы
слиплись и торчали над глазом, как багровый гребень.
избито все тело оборотня. По всему телу темнели кровоподтеки, кровь и
сукровица сочились из множества ссадин. Он даже прихрамывал слегка, а
двигался так, будто каждое движение давалось с трудом.
выпал...
шипение, словно старой больной гадюке наступили на брюхо. -- Мрак...
его всегда темно-коричневые глаза стали белыми от страшного напряжения.
Когда он отдалился от сарая шагов на пять, в темном проеме показался,
обеими руками цепляясь за дверной косяк, изувеченный человек, весь залитый
кровью, в красных лохмотьях, что заменяли одежду, и можно только
догадываться, что часть из них когда-то была доспехами.
складываться. Бревна загрохотали, обрушились на землю. Взметнулось облачко
пыли и пепла, и лишь когда бревна раскатились, едва не подшибив
окровавленного человека, стало заметно, что бревна измочалены, словно по
ним долго и нещадно били молотами.
лицо было сплошным кровоподтеком, уши распухли и висели толстыми оладьями,
словно по ним долго били толстым поленом. Губы стали черными и покрылись
трещинами, как кора старого дерева, а в трещинах запеклась коричневая
кровь.
измученный рот отозвался болью, и княжеский сынок -- теперь видно, что это
он -- с трудом сделал еще шаг, остановился, его шатало сильнее, но
превозмог себя, сделал еще один шажок, продвинув ногу на длину ступни. Он
хромал так сильно, что едва не падал на бок, но вторую ногу волочил вовсе.
Когда сумел сделать третий шаг, весь перекашиваясь от страдания, княгиня
вскрикнула, преодолев оцепенение, и бросилась к названному сыну:
кем дрался, или сам хотел посмотреть, но задубевшее от побоев и ушибов
тело было как льдина, а княгиня, заливаясь счастливыми слезами, бросилась
ему на шею:
усилием подхватили Святобоя, держали, пыхтя и багровея, на ногах. Тот,
наконец, сумел разлепить губы:
прикасался, брови озабоченно сдвинулись на переносице:
когти, ни клыки его не коснулись!
расположению кровоподтеков, размерам и глубине, великанов было десятка
два... Видимо, какие-то сумели зайти с той стороны незамеченными. Но он
встретил их в одиночку и... победил, пока мы сражались с этой стороны
двора... так что теперь героям нужен только отдых!..
телу, но от помощи отстранился:
стрельнуло острой болью. Он перекосился, подумав хмуро, что он внутри весь
такой, какой Мрак снаружи, прошептал:
двора?.. Это он упал потому, что заснул, или это ты пытался захомутать нам
конячку с крыльями?
почти цел, а я...
четверо дюжих гридней, а воевода поддерживал голову. Странная улыбка
тронула распухшие губы Мрака. Он задержал дыхание, подхватил Олега под
руку и почти без заметных усилий повел в их комнату.
тяжелую работу и бесконечные страхи. Вершины гор и верхушки деревьев
неправдоподобно желтели, словно злые колдуны превратили их в мертвое
золото. Небо из темного уже посветлело, но синеву не обрело, а осталось
болезненно светлым, даже белесым, словно не видевшие света корни, или
брюхо большого жирного червя, что живет в глубинах земли.
травы Олега, так что Мрак поднялся хоть и хмурый, исхудавший, но на темном
от солнца кровоподтеки почти не просматривались. Из комнаты он вышел самым
бодрым, в то время как Таргитай тер кулаками глаза, зевал во всю пасть с
жутким волчьим подвыванием, уговаривал поспать еще, а Олег после ночной
битвы все еще чувствовал себя слабее голодного комара.
как его гридни втыкают с разбега дротики в распластанную тушу Змея. Сыны и
несколько мужчин, забравшись на спину чудовища, старательно рубили
топорами, сбрасывали вниз куски белесого мяса, похожего на куриное. Бабы и
подростки таскали огромные пласты в подвал, Олег слышал, как хозяин
уверяет кого-то, что это пойдет на корм свиньям, Олег не сомневался, что
только свиньям, вот только не считают ли здесь и некоторых постояльцев
свиньями...
княгини пытается добраться до княжеского стола. Но так просто нас не
достать, вот и пошел на сделку с этой мерзостью. Даже не сделку, а просто
сумел подчинить себе разную дрянь... Волки-оборотни, стаи летучих мышей,
что питаются кровью, некоторые лешие...
наливается тяжелой ослепляющей злобой. Человечество гибнет, вот-вот мир
перейдет в руки тех, кто людей не оставит на земле вовсе, а они не только
продолжают биться насмерть, но еще и эту недобрую силу нелюдей используют
людям на погибель!..
далеких деревьев. Пихнув их в спины, к воеводе подошел один из старших
челядинцев, затем повернулся к Олегу:
болит, болит, болит... Или нога. Болит, да не так вот болит и все, а
болит, болит, болит! Или живот. Не просто себе болит, а болит, болит,
болит...
понятно. Иди-ка ты, но не просто иди, а иди, иди, иди...
сбежал по ступенькам, злой на ничтожного человечишку, что так ценит свою
жизнь, как будто на свете нет ничего ценнее... А как же я, мелькнула
мысль. Я же боюсь опасности до свинячьего визга! При одной мысли, что
убьют, от ужаса темнеет в глазах, кровь превращается в лед!
чтоб на тебе зажило быстрее.
закрыты. Ни княгиня, ни княжий сынок не проснулись. А и проснутся, то не