Чтение 59–й страницы книги ~Обреченный на любовь~

Калинов вытаращил глаза:

- Что ты имеешь в виду?

Вита встала, выпрямилась, вскинула голову.

- Вспомни Дримленд. - Голос ее зазвенел металлом. - Если бы ты
остался стариком, это тоже была бы шутка. Только мне было бы совсем не
смешно...

- Но ведь так же не случилось! - воскликнул Калинов.

- Не случилось... Только планировать заранее то, что произошло, ты не
мог. А значит, с самого начала "шутил"...

Боже, подумал Калинов. Ведь столько лет прошло, а она помнит.
Все-таки я, наверное, никогда не научусь понимать их, этих женщин.

- Ты не подумай, - продолжала Вита, - что я собираюсь осыпать тебя
упреками. Просто в таких делах возможны самые различные "шутки".

В каких это делах, хотел поинтересоваться Калинов и вдруг вспомнил
вопрос, заданный ему Милбери. "Которую?.." Черт возьми, сказал он себе.
Неужели она? Хорошенькое дело!..

Он медленно приблизился к жене, взял ее за руку. Рука была холодная.
Как у зомби.

- А скажи, - проговорил он, глядя ей прямо в глаза, - ты бы смогла
так пошутить?

Вита грустно улыбнулась:

- Лет двадцать назад смогла бы. Теперь уже нет. Возраст не тот... -
Голос ее дрогнул, она отвернулась.

Но он понял, о чем она не договорила. Спина стала пониже, а чувства
пожиже... Он уронил ее руку и опустил голову. Вита тут же ушла на кухню.

Нет, сказал он себе, конечно, это не она. Но лет двадцать назад,
точно, смогла бы. Правда, лет двадцать назад мысли о второй жене мне и в
голову не приходили...

Он поднялся наверх, переоделся. Потом зашел к Женьке, поиграл с ним в
морской бой.

К ужину вернулись из города старшие дети.

Ужинали молча. Вита не поднимала глаз от тарелки. Сельма, взявшая на
себя обязанности официантки, время от времени с удивлением поглядывала на
мать. Даже Женька, чувствуя настроение взрослых, вел себя за столом на
редкость примерно.

Когда приступили к чаю, Сельма спросила:

- Кто-нибудь наведывался к маме-два?

- Я был, - сказал Калинов.

Сельма повернулась к Вите:

- А ты, мама?

Вита наконец подняла голову:

- Я тоже была... Вместе с папой.

- И как она? - спросил Сережка.

- Все хорошо, - сказал Калинов. - Через день-другой ее отпустят
домой.

- Да, через день-другой ее отпустят домой, - эхом подтвердила Вита.

Все несколько оживились. Женька было заныл: "Хочу к маме-два-а-а!" -
но его пристыдили, засомневались, мужчина ли он с этаким нытьем, после
чего парень взялся доказывать, что он мужчина, согласившись отвезти на
кухню грязную посуду. Чаю он не хотел, хотел мороженого.

- После ужина я обязательно закажу тебе мороженое, - пообещал
Сережка.

Допили чай, убрали со стола.

- Кто еще будет мороженое? - спросил Сережка.

Взрослые отказались, Сельма - как почти взрослая, - тоже.

- Мама, мне нужно с тобой поговорить, - сказала она.

Дамы удалились наверх, Сережка с Женькой направились к рисиверу за
мороженым. Впрочем, через минуту они вернулись, неся каждый по приличной
порции орехового. Калинов пошел на кухню. Конечно же, Женька оставил
посуду на сервировочном столике. Калинов зарядил посуду в мойку и сел на
стул. Внезапно навалилась неподъемная усталость. Словно на плечи угнездили
земной шар.

Чуть слышно звякала посуда, в столовой переговаривались сыновья.
Потом там все затихло: наверное, парни отправились к себе. А потом на
кухню заглянула Вита, села рядом с Калиновым, прислонилась к его плечу.

- Мне кажется, Сельма что-то подозревает, - сказала она чуть слышно.

- С чего ты взяла?

- Она так странно смотрела на меня, когда мы разговаривали... Словно
думала совсем о другом.

- А о чем вы разговаривали?

- О ее кавалерах. Девочку беспокоит, что она не может решить, кто ей
больше нравится.

Калинов улыбнулся - земной шар свалился с плеч, - встал и принялся
доставать из мойки высушенную посуду. Вита продолжала сидеть. Когда он
сложил посуду в буфет, она вдруг спросила:

- Саша, неужели ты подумал, что я и в самом деле могла?..

- О чем ты? - Калинов медленно повернулся к ней. Как цветок к солнцу.

- Ты прекрасно знаешь, о чем! - Солнце было настойчиво.

- Нет, конечно! - соврал Калинов. - Глупости какие!

- Нет, не глупости, - сказала Вита равнодушно. - Ты подумал, я знаю.
Раньше бы так не подумал.

В душе Калинова проснулась ярость, подняла голову, огляделась. Он
сжал кулаки и медленно сосчитал до десяти.

- Хочешь ударить меня? - спросила Вита тихо. - Если будет легче,
ударь...

Калинов через силу улыбнулся:

- Не говори ерунды! Ты-то тут причем?

- Все мы причем! - Вита встала, подошла к нему. - Наверное, мне надо
было развестись с тобой тогда... А я решила попробовать... Как же: модная
семья! Вита - прима Калинова. Звучит-то как!

Ярость улеглась. Калинов поднял руку и погладил жену по голове.

- Милая, я бы все равно не дал тебе развода. Ты мне была нужна тогда,
нужна и теперь. - И вдруг почувствовал, что, кажется, покривил душой.

- Нужна! - сказала Вита сквозь слезы. - Наверное... Только в качестве
кого?.. Ты меня сейчас погладил по голове словно маленького капризного
ребенка. - Она всхлипнула. - Эх, Сашенька, Сашенька! Как мало в твоих
ласках стало нежности!..

Она повернулась и выбежала из кухни. Калинов вздохнул.

Чушь какая-то, подумал он. Ну ничего, вернем Маринку, и все будет
по-прежнему. Столько лет жили...

Но интуиция подсказывала ему: по-прежнему уже не будет. А интуиции он
привык верить. Что-то сломалось в их жизни в последние два дня. А может, и
не в последние... Может, это "что-то" ломалось уже давно, многие годы, и
похищение Марины лишь ускорило процесс...

Он выключил аппаратуру и вышел в столовую. Виты не было. Калинов сел.
В доме стояла мертвая тишина. Как будто здесь и не жили. А через открытое
окно доносился шелест листьев и пение птиц. И Калинов вдруг понял, что
прислушивается - не раздадутся ли за входной дверью тяжелые в последние
месяцы, чуть шаркающие шаги второй жены.

Так он просидел с полчаса. Ничего за входной дверью не раздалось.
Тогда он встал и пошел спать.

Надо бы хоть ступеньки сделать скрипучими, подумал он, поднимаясь по
лестнице. А то как в склепе...

- Папа! - Из дверей своей комнаты выглядывала Сельма. - Папа, мне
надо с тобой поговорить.

Он зашел к ней.

- Слушаю тебя, дочь.

Дочь смотрела на него широко открытыми глазами, словно ждала чего-то.
Но, по-видимому, не дождалась.

- Скажи мне, папа... - Она помедлила мгновение и вдруг словно
выстрелила: - Мама-два ушла от нас?!

Калинов сел на кровать, посадил Сельму рядом с собой.

- Почему ты так решила?

Она пристально смотрела ему прямо в глаза. Калинов расслабил мышцы,
улыбнулся.

- Я наводила сегодня справки, - сказала Сельма. - Мамы-два нет ни в
одной из Питерских клиник. Более того, ее нет ни в одной из клиник всей
планеты! Где она?

Вопрос был задан требовательным тоном. Калинов почувствовал, что если
он соврет, дочь обязательно это поймет. Он снова улыбнулся.

- Мама-два не ушла от нас, - сказал он спокойно. - Она вернется,
через несколько дней... Она в клинике, под псевдонимом... Я, к сожалению,
не могу сейчас сказать тебе всей правды. Ты узнаешь ее через некоторое
время, обязательно узнаешь, я тебе обещаю. Но волноваться нет никаких
причин, просто возникли определенные сложности...

- Это связано с твоей работой?

- Да, - коротко сказал Калинов.

Сельма кивнула. С лица ее исчезло напряженное ожидание, на щеках
распустились ямочки: она улыбнулась.

Калинов наклонился и поцеловал дочку в лоб.

- А в губы можешь? - спросила она.

- Зачем? - удивился Калинов.

Она пожала плечами:

- Просто интересно, как ты целуешься. Наверное, хорошо, раз у тебя
две жены... У нас мальчишки, как телята с мокрыми губами!

Глупышка, подумал Калинов. Вот ты и выросла.

- Они научатся, Сельма, - сказал он и подмигнул. - Они обязательно
научатся. Любви ведь тоже приходится учиться.

Похоже, учиться ей приходится всю жизнь, добавил он про себя и
погладил шелковистые дочкины волосы.