конечно, оказалось не подступиться.
ощутил глухую тревогу. Обилие лабазов, лавок, ряды торговых клетей,
неохватные скопища амбаров, житниц, гостиные дворы, пристани - все уже
виденное, но как-то впервые осознанное - являло растущую силу Твери. И в
том грозном розмирье, когда и Ростов колебался, и волжские города Андрея
готовы были отпасть, и Новгород уже встал на дыбы, это спокойствие
великого города казалось каким-то недобрым и неправдошным. Федор знал, что
Святослав Тверской не ладит с мачехой, Ксенией Юрьевной, и что всю семью
Святослава унес недавний мор, а Ксения растит двух Ярославовых дочерей и
младшего, родного ей, сына Михаила... Кто тут у них набольший? Князей,
слышно, чествовала Ксения... Пока о Твери, впрочем, всего больше говорили
не в Переяславле, а в Новгороде. Тверь перехватывала новгородскую торговлю
с Низом, и тверской гость в Новгороде вызывал раздражение.
должности гонца, как он убедился сразу же. Там Федор был сам себе
господин, здесь же навалилось забот, что в обозе, с утра до вечера, да еще
ратные ученья. Приходилось скакать в строю, вздев отцову бронь, с
непривычной скользящей тяжестью на плечах. По неумению он плохо подвязывал
кольчугу и первые дни, пока не объяснили старшие ратники, мучался от того,
что скользкая железная рубаха елозила по телу, при наклонах перевешивая
Федора, так что он едва удерживался в седле. Зато на привалах, по вечерам,
когда заходила речь о войне и спорах княжеских, Федор, навидавшийся
всякого, брал верх, и его объяснения даже бывалые ратники слушали, раскрыв
рты.
начался из-за посадничьих прав и суда (ратники думали, что из-за ордынской
дани). Новгородские бояре требовали посадничьей печати на судебных
грамотах и независимого от княжеского тиуна торгового суда. А это уже
ударяло по великокняжеским доходам и самой власти Дмитрия. Сверх того,
совет старейших бояр от пяти концов добивался права выбирать посадника
самим, без воли князя. С этим вместе решался и вопрос о землях низовцев на
Новгородчине.
ханском ярлыке Андрею (об этом, впрочем, даже и Федор еще ничего не знал).
Тут уже Дмитрий не стерпел и своею волей сместил посадника Михайлу
Мишинича, вызвав возмущение всего города, и отшатнул от себя Славенский
конец, который до сих пор поддерживал князя против бояр Прусской улицы и
Загородья. И не помогло делу то, что новый посадник, Смен Михайлов, с
которым князь Дмитрий тесно сдружился в Ладоге, тоже был со Славны. Смен,
когда Дмитрий того меньше всего ожидал, перекинулся к восставшим.
Посольство архиепископа тоже не помогло, да и мало годился новгородский
архиепископ на роль миротворца, ибо ему передавались по новым уложеньям
многие земли по Ваге и Двине и доходы с владычного суда по всему Северу.
Как только умер митрополит Кирилл, смирять страсти и вовсе стало некому.
Возможно, переговоры с архиепископом Климентом еще и привели к
какому-нибудь соглашению, но тут новгородские бояре Дмитрия уже сами
потребовали войны. Поземельные решения Новгорода задевали и их тоже.
Новгород налагал руку на все вотчины отъехавших ко князю бояр, а у
Гаврилы, у Миши Прушанина и у иных прочих имелись свои земли под
Новгородом. И война возгорелась.
пар подымался от дыханий. Морды лошадей, усы и бороды ратников - все было
в белом инее. Ременная упряжь лубенела на морозе. Чтобы затянуть супонь,
ее прежде отогревали в руках. На ночлегах, кто не попадал в избы, всю ночь
жгли костры. Высокое небо в неправдоподобно больших звездах,
черно-серебряный снег, и гулкие выстрелы трескающихся на морозе дерев.
рать, правда, в меньшем числе, чем было обещано братом. Псковский воевода,
князь Довмонт, зять Дмитрия, тоже обещал помочь, хоть псковичи и уперлись,
не желая идти войной на <старшего брата>. На всякий случай Дмитрий
остановил рать на Шелони, перекрывая псковскую дорогу, и разослал отряды в
зажитье для грабежа Новгородской волости.
Новгородцы уступали князю, просили только торгового суда. Выгадывала, в
общем, Торговая сторона со Славной во главе и славенские бояре. Дмитрий
поупирался еще, в чем-то уступил, в чем-то уступили новгородцы, которым
тоже нужна была низовская торговля, и наконец поладили. Часть ратей
возвращалась назад, грабежи были прекращены, Новгород открыл ворота
братьям-князьям, и Данила, который все уговаривал брата помириться,
главным образом потому, что хотел поглядеть Новгород, наконец-то добился
своей давней мечты, увидел великий город.
был нужен Дмитрию. Андрею не терпелось поглядеть на тех, с кем он до сих
пор только втайне пересылался. Он сразу оценил Новгород и как-то тут
больше понял брата, цепляющегося за эту северную землю.
точь-в-точь, как по сказанному, и иконы новгородского письма, и звон
колокольный, и торг, и люди... Пока Дмитрий улаживал свои права, получал
неполученные дани, собирал ордынский выход и черный бор, пока Андрей,
таясь от Дмитрия, на пирах и в беседах знакомился с боярами, вел разговоры
из недомолвок и обещал, обещал, обещал, Данил, утонув в изобилии торга,
бегал по мастерским, искал иконного мастера, кто бы согласился к нему, на
Москву, мастера не нашел, но заказал переписать новгородскую летопись для
себя, для Москвы, покупал сосуды и иконы в свой монастырь, Данилов,
покупал красное сукно молодой жене, шелк и северный жемчуг, шкатулку
рыбьего зуба и приглашал весною купцов к себе, на Москву, обещая выгодный
хлеб, и шкуры, и лен.
наконец, без бояр, одни, три брата. Дмитрий с Андреем уже встретились,
когда вошел запоздавший Данил и сел прямь старших братьев. Все рослые,
крепкие, красивые. Дмитрий - выпрямившись, сведя гнутые, как татарский
лук, брови. Он принимал и чествовал сегодня как хозяин, как победитель,
как старший брат и великий князь. Андрей - быстро взглядывая на брата,
слегка раздувая ноздри, он разрешал брату быть господином сегодня,
сейчас... И сияющий, как жених на свадьбе, еще худоватый, горбоносый
Данила. Слуги вносили фряжское вино и мед, закуски и тотчас скрывались.
Дмитрий, и осуровевшее лицо его осветилось скупой, как северное солнце,
улыбкой.
Андрей кинул холодный резкий взгляд, щека дернулась, и вздрогнул завиток
бороды. Дмитрий усмехнулся покровительственно.
Счас мне передали. Гонец прискакал с Москвы!
Дмитрий Борисович опалился на младшего брата Константина. Что там
произошло - неясно, но, видимо, старший ростовский князь решил стать
самовластцем в своей земле. Копилось постепенно, а тут Константин не
выдержал и уехал во Владимир, к великому князю Дмитрию.
началась великая замятня. Епископ Игнатий, не сумев помирить братьев,
кинулся вслед за Константином во Владимир, молил Дмитрия Александровича
вмешаться. Дмитрий поехал в Ростов с боярами. Долго судили и рядили,
улаживая споры и которы ростовских князей, которых в конце концов не без
труда удалось <свести в любовь>.
знамением год, кажется, минет без вреда. Уладилось с Новгородом. Удалось
уладить дела ростовские. Все было тяжело, все долило, почасту не хватало
сил, денег, ратей... Или так казалось со стороны, что отцу все дается
легко и просто?
ему ростовским князем. Веско ответить ему Дмитрий так и не сумел и теперь
досадовал на себя. Ответить было бы нужно. Очень нужно! Но как?
тяжелой и пышной, уже не было весенней яркости, и хоть нигде не
проглядывало еще ни одного желтого листа, но уже их предвестье чуялось в
дремлющих кронах дерев, в жаркой истоме полей, вянущих травах и пыльном,
словно выцветающем, небе.
нового хана, Туданменгу, ярлык на все великое княжение и уже отбыл в Орду
за помочью. Татарин глядел на князя глумливо. Дмитрий смолчал. Сдержался.
Пройдя к себе, потребовал городового боярина. Боярин отсутствовал. Слуги,
как тараканы, попрятались по углам.
может, я виноват? Вспомнил, как сидели в Новгороде... Лицо Андрея...
Горячий гнев вытеснил растерянность и страх. Нет, он еще поборется! Власти
просто так не отдаст! Собрать всех! Вооружить город! (Но кого? И как
собрать?! Где бояре?! Владимирцы разбегаются, как мыши... И нет
митрополита!)
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Быков Василий
Жюль Верн
Корнев Павел
Херберт Фрэнк