дорога переходила на правый берег реки. Здесь речная долина, упираясь в
лесистые стены гор, своей шириной не превышала пятидесяти стадий.
земля настойчиво засасывала тяжелый камень. Но еще различались римские
цифры, высеченные два с половиной столетия назад, в правление базилевса
Константина: МСССССХХХIV.
стоит на площади Августеи перед зданием сената.
стенами и с двумя башнями, соединенными аркой, перекинутой через дорогу,
была пуста. Селение в двадцать или двадцать пять домов, расположенное
недалеко от моста, тоже было брошено.
Юстинианополь при первом известии о варварах. Жители убежали в
Юстинианополь или спрятались, где смогли и сумели.
в погребах. Когда буксины призвали к продолжению похода, многие легионеры
опоздали встать в ряды. Бежать в латах доступно лишь опытному атлету.
Отставшие присоединились к обозу, устраивались на телегах. Начальники
закрыли глаза. Легионы шли шумно, весело.
и к югу от имперской дороги долина реки была всгорблена невысокой, но
крутой горкой, одетой серыми грабами.
сзади Родопским хребтом, который наваливался дикими кручами и казался
совсем близким, возвышение терялось для глаз. Его давила гора, известная
под названием Козьей.
вся дорога, и мост с малой крепостцой. В широком ущелье бежала маленькая,
но буйно-пенистая речушка. Здесь росское войско нашло себе удобное укрытие
и от солнца, и от глаз ромеев.
парами крались по опушкам, прячась в тени, зоркие - свои, ненаемные. Еще
до перехода легионами моста росские подвижные заставы обнаружили сначала
ромейские дозоры, опередившие легионы на версту, заметили и легионы. Сами
же остались невидимы.
верстах в четырех к северо-востоку от грабовой горки.
Филиппополю и россичи, направляясь на восток, опустили завесу,
непроницаемую даже для имперских лазутчиков-соглядатаев.
Устало и без особого порядка манипулы разбирались на ночлег, а Ратибор и
росские сотники считали легионеров с такой же точностью, с какой Рикила
считал их самих на дунайской переправе.
лагеря, пока земляная насыпь не ершилась рогатками из острых кольев, пока
лагерь-крепость не закрывался тремя воротами. Потом, привыкнув играть
императорами, солдатская вольница освободила себя от тяжело-нудной
каждодневной работы. Хотя отощавшие духом юстиниановские легионы и
отучились распоряжаться престолом империи, но завоеванное ранее
сохранилось, и в походах солдат можно было заставить окопаться лишь при
очевидной опасности.
из-под котлов. Солнце клонилось к Родопам. Медленно, медленно поползли
маленькие отряды - ночной караул, остановками обозначая границу лагеря.
вместе с ночным туманом от Гебра утопит ромеев в бледном озере покоя и
сна.
империю и князь-старшинство в бывшем роду изменника Плавика, и все другие
старшие, на ком лежал ответ перед Росью за целость войска, не с легким
сердцем переступили имперскую границу. У себя россичи успели отдохнуть от
каждолетнего страха перед Степью. Ромейская империя по-прежнему мнилась
каменной громадой, в которой на золоте и сам в золоте сидел базилевс
Теплых морей, охраняемый непобедимым войском-легионом.
засылались лазутчики к уголичам, к тиверцам и возвращались к князю с
невесомой добычей рассказов о ромеях.
лошадь. Он и удержит ее пыл, и направит по своей воле. Ратибор вел сотни
молодых россичей, полных силы, задора, удали. Победа под Новеюстинианой
убедила войско в превосходстве над ромеями. Тут-то и нужно крепче взять в
руки поводья.
вступил в битву с легионом Геракледа. Он зорко следил за ромеями, когда
они шли к смертной для них поляне.
стрелами. Храбро хотели напасть, верен был их порыв. И вдруг они сразу
сломались, как гнилой сук. И своих потом предали. Правду говорил Малх: у
ромея сердце подточено, как червивое яблоко. Империя - золотой плод,
твердый только снаружи.
удобное, открытое место.
старшими разведывать подходы к ромеям.
Дубок, давнишний воевода былых илвичей, ныне неотделимых от россичей.
Велимудра вырос в ладного воина.
близко подходили к ромейским сторожевым, что могли бы живьем заарканить.
росли.
по ночам подходить к жилью. Издавна собака знала, что человек в темноте
для нее плохой защитник. Чуя ночью сильного и умного врага, собака
отступала.
покинуть ограды жилищ.
поводу, копились на опушках к югу от имперского лагеря.
кустов и деревьев очищались полосы в несколько стадий. Путешественники
лишались тени, зато вырубка леса мешала злоумышленным подданным устраивать
засады на подданных законопослушных. Горы служили убежищем
разбойников-скамаров, которые иногда нападали даже на караваны,
следовавшие под охраной солдат.
имперской дороги, которая послужила границей для ночных караулов.
лошади. Глаз коня темен как ночь. Рука ложится на конский храп, готовясь
сжать ноздри, чтобы лошадь не выдала ржанием.
раздувает угольки, спрятанные с вечера под золой.
нашел стремя. Толчок - всадник в седле. Лошади переступают волнуясь. И
поджимают задние ноги, готовятся.
деревьев.
перед закрытыми глазами вольно дремлющих легионеров.
лагерь казался берегом Теплого моря.
метнула всадников.
состязаются между собой в огне пылкой страсти.
широкое и такое ничтожное для конных поле между опушкой горного леса и
дорогой.
ромеями, сквозь ромеев.
Пешего побеждает чувство собственной беспомощности.
строя, первый ряд которого принимал коней на острия тяжелых копий. Легионы
Кирилла не получили времени.
солдаты, сжавшись в комок, бросались на землю. Лошадь, как смерти, боится
упасть и, пока не обезумеет в битве, не наступит на мягкое тело человека.
Растерявшиеся бежали в бессмысленной надежде уйти от конных.
Растопыренные руки пашут воздух. Часто, часто, но будто на одном месте
топчут ноги. Темная полоса кожи под светлой каской над вырезом панциря.