Речицу, а другой раз на Городище. Я был ротмистром и беру командование на
себя...
постели, потому что ей непременно хотелось увидеть этого спасителя, в
которого она с трудом верила. Ротмистр легко завоевал ее расположение, но
не выдал своих планов и твердил ей только одно, что он от всей души
сочувствует Теодору и непременно поможет ему. Шустак так торопил с
отъездом, что они в тот же день выехали в Пшевалки, деревеньку, которую
ротмистр уже много лет арендовал у князя-воеводы, несмотря на то, что был
в плохих отношениях с Несвижем из-за Богуша, виленского подвоеводы.
время построенный для гетмана Радзивилла в стиле охотничьего домика;
ротмистр, сделавшись здесь хозяином, все переиначил по-своему.
на полковой службе, все подчинялись строгой дисциплине, но старого пана
любили крепко. К обеду и ужину собирались под звуки труб, охотой
занимались с увлечением, оружия было много, псы великолепные, в погребах
множество всевозможных вин и во всем полный достаток; жизнь была здесь
широкая и обильная, но простая и скромная. Баб тоже было немало и, может
быть, слишком много для усадьбы старого холостяка, но все они были по
большей части стары и непривлекательны. Не успел хозяин со своим гостем
приехать в Пшевалки, как во все стороны поскакали гонцы с приглашениями
принять участие в охоте.
руки, но так как у ротмистра было всегда весело и кормили хорошо, то
каждый охотно ехал для компании. В назначенный день, как начали съезжаться
кареты, тарантасы, брички, дрынды и даже телеги, так до самого полудня,
казалось, и конца этому не будет. Завтрак с утра стоял на столе, а об
охоте не было и речи. В полдень подали обед, который продолжался до
позднего вечера, хотя блюда давно стояли пустые, и беседа велась за
бутылками и рюмками. Так досидели до ужина. Здесь очень искусно inter
pocula и как бы случайно, разговор коснулся Кунасевича. Хорошо подобранные
гости не знали какими словами назвать его. Ротмистр заметил тогда, что
шляхта осрамит себя, если позволит ему обижать сироту-племянника. Все
согласились с этим. Тут только Шустак представил им Паклевского в качестве
обиженного и нуждавшегося в их поддержке, потихоньку прибавив, что генерал
согласился дать несколько десятков вооруженных людей.
Шустаком и Паклевским. Начали припоминать различные темные делишки
подкомория: как он содрал с одного крупную сумму, а от другого оттянул по
суду кусок леса, у третьего забрал землю и т.д. Нашлось множество
обиженных им, готовых отомстить ему и с жаром изъявлявших свое согласие.
бы союзники не проговорились перед кем-нибудь раньше времени. Чтобы
предотвратить это, он решил на ближайший срок назначить день совместного
выступления, в зависимости от обещанной помощи генерала.
своей жизни не участвовал бы сам в каком-нибудь наезде или не имел
какого-нибудь приятеля или родственника, подстреленного или раненого в
одном из таких нападений, все это было самым обычным делом, давно
установившейся шляхетской традицией, но Теодору это предприятие казалось
чудовищным. Воспитанный уже в других понятиях о законности и
справедливости, он смотрел на готовившееся нападение, как на преступление,
в котором он должен был принять участие. Его мучила мысль, что кто-нибудь
из семьи тетки мог находиться в доме, на который готовилось вооруженное
нападение.
эти речи. - Подумай только о том, что они первые захватили твою деревню
armata mana. Они же знали, что им могут отплатить тем же.
ног, и не прольется ни одна капля крови.
овладевало Паклевским, так что ротмистр подумывал уже о том, не оставить
ли его в Пшевалке. Но Теодор решил разделить опасность со всеми остальными
и не согласился остаться.
Ротмистр так весело и живо всем распоряжался, что заражал своей веселостью
и других.
вероятно, и не снилось, чтобы его имение могло сыграть когда-нибудь роль
осажденной крепости. Подкоморий завладел им при помощи небольшой кучки
людей и, зная положение Паклевских, нисколько не боялся, что они могут
отнять у него добычу.
исполняли его волю; ксендз-каноник, против которого был особенно
неприязненно настроен подкоморий, убежал задним выходом через сад;
разбежались и некоторые слуги, но часть осталась. Весь этот наезд
произошел без всякого кровопролития и был только облит чернилами и
припечатан манифестом; но так как подкоморий все же допускал возможность
отступления, то он решил вытянуть из Божишек, что только будет можно.
соседнюю усадьбу Кунасевича.
за печкой, особенно теперь, когда настала весна, и не надо было отапливать
весь дворец, что требовало больших расходов; в доме были заняты всего
несколько комнат.
капиталах, то немедленно после занятия усадьбы начались тщательные поиски
по всем углам в надежде на какой-нибудь клад. Нашлось немало тайных
помещений, но все они оказались пустыми, и тогда возникли подозрения, что
ксендз-каноник в интересе Паклевских отослал скрытно капиталы куда-нибудь
в монастырь на сохранение.
особых удобств, находили дворец довольно приятным для жилья. Он начинал
нравиться и самому Кунасевичу, который охотно показывал его гостям и
повторял при этом, что он уж не выпустит его из своих рук.
препятствия во владении имением не грозит, подкоморий совершенно
успокоился, а на протесты судебной власти отписывался пространно, не жалея
чернил и бумаги.
ступить нельзя. Пусть себе протестуют, мне-то что? В усадьбу я их все
равно не пущу! Завещание было написано в ту пору, когда воеводич был уже
не в здравом рассудке. Его продиктовал ему обиженный на меня каноник,
нельзя даже ручаться и за то, что подпись настоящая, а не поддельная.
готовность отдать сестре одну деревеньку, чтобы не умереть с голода; но
впоследствии муж убедил ее, что воля покойного должна быть для них
священна. И притом как-то все так складывалось, что имущества было ровно
столько, чтобы поделить его на всех детей.
несправедливое обладание чужой собственностью: совесть тотчас же входит в
компромисс с эгоизмом и в конце концов всегда приходит к убеждению, что не
следует упускать того, что попало в руки.
обижены, если бы им пришлось поделиться.
еще несколько слуг в боковых пристройках и несколько рабочих в конюшне; из
деревни присылали в усадьбу четырех сторожей: одни сторожили гумна, другие
- амбары, третьи стояли около дворца. Женской прислуги было довольно
много, но она годилась только на то, чтобы поднять шум. Старые ружья, не
все даже заряженные, стояли в углу в сенях. Все другие роды оружия были
сложены в пустой горнице флигеля, где Теодор ждал когда-то приглашения на
прием к деду.
с управляющим и экономами; наконец, вся семья, спугнутая холодком весенней
ночи, разошлась по своим комнатам. Слуги давно уже спали, а сторожа,
пришедшие с трещотками и давшие знать о своем приходе, отправились искать
удобных местечек для отдыха.
канцелярии, где ему ставили две сальные свечи в подсвечники с колпаком.
Здесь, среди ночной тишины, приходили ему в голову почти гениальные планы
апелляций и манифестов, которыми он изумлял самых искусных юристов. Он
просматривал бумаги, делая заметки, а устав, начинал расхаживать по
комнате, бормоча молитвы, так как он отличался некоторою набожностью, и
только после этого, ударив себя несколько раз кулаком в грудь, удалялся в
общую спальню.
весенний воздух, как всем известно, действует на человека усыпляюще; на
подкомория напала страшная зевота, и он после каждого зевка торопливо
крестил рот от напасти дьявола маленькими крестиками. Усевшись в кресло,
он почувствовал себя таким сонным, что, начав перелистывать документы, не
совладал с собой и, откинувшись в кресло, задремал.
нарастали целые грибы, но он не обращал на это внимания. В полусне он
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Елманов Валерий
Плотников Александр
Махров Алексей