среди грязных луж и изодранных льдами скал, подбирая крупные самородки. Их
тяжесть начинала утомлять его, но тут он открыл, что они съедобные. И он
стал жадно есть. В конце концов что толку было в золоте, которое люди
ценят так высоко, если бы им нельзя было насытиться?
пелена. Он больше не ощущал знакомой голодной дрожи во всем теле.
Радостная легкость пронизывала все его существо, точно в него вливалась
весна. Блаженное чувство охватило его. Он обернулся, чтобы разбудить
Лабискви, увидел ее и вспомнил все. Он стал искать глазами крохи пищи,
которые накануне разбросал по снегу. Они исчезли. И он понял, что это и
были золотые самородки его сна, его бреда. В бреду, во сне он вернулся к
жизни, ибо Лабискви отдала ему свою жизнь; она вложила ему в руку свое
сердце и открыла ему глаза на тайну, имя которой - душа женщины.
хватило сил отнести ее закутанное в меха тело к обнажившемуся на солнце
песчаному откосу, подрубить его топором и похоронить Лабискви под обвалом.
третий день он свалился под одинокой елью на берегу большой реки, уже
свободной ото льда, и понял, что это Клондайк. Слабость и забытье
одолевали его, но он еще успел развязать свою поклажу, улыбнуться на
прощанье сияющему миру и закутаться в одеяло.
ели у него над головой примостились на ночлег белые куропатки. Острый
голод заставил его действовать, хотя все движения его были бесконечно
медленны. Долгих пять минут прошло, пока ему удалось наконец поднять ружье
к плечу, еще пять минут, лежа на спине, он старательно целился вверх и все
не решался спустить курок. Потом выстрелил и промахнулся. Ни одна
куропатка не упала, но ни одна и не улетела. Они только сонно,
бессмысленно копошились и шуршали в ветвях. Плечо у него болело. Второй
выстрел пропал, потому что он невольно вздрогнул от боли, нажимая курок.
Должно быть, в один из этих трех дней он упал и расшиб плечо, хотя никак
не мог вспомнить, когда и как это случилось.
правым боком и рукой. Уперев приклад ружья в этот меховой сверток, он
выстрелил еще раз, и с дерева упала куропатка. Он жадно схватил ее, но
мяса почти не оказалось, - пуля крупного калибра вырвала его, оставив
только жалкий комок измятых перьев. А куропатки все не улетали, и он
решил: стрелять - так только в голову! Теперь он целил только в голову. Он
заряжал все снова и снова... Мимо... Попал! Глупые куропатки, которым лень
было улететь, дождем посыпались на него - он отнимал у них жизнь, чтобы
утолить свой голод, чтобы жить. Их было девять, и вот наконец он свернул
голову девятой. И потом долго лежал, не шевелясь, и сам не понимал, почему
он и смеется и плачет.
им жизнь вернула к жизни его тело. Среди ночи он проснулся, мучимый
голодом, и у него хватило сил развести огонь. До самого рассвета он жарил
куропаток и ел, и его стосковавшиеся от безделья челюсти перетирали в
порошок хрупкие косточки. Потом он весь день спал, проснулся среди ночи и
снова уснул, и солнце нового дня разбудило его.
порцию хвороста, а сбоку на углях стоит закопченный кофейник, окутанный
облаком пара. У огня, так близко, что Смок мог дотянуться до него рукой,
сидел Малыш, курил самокрутку и пристально всматривался в лицо друга. Губы
Смока дрогнули, но ему не удалось выговорить ни слова: что-то перехватило
горло, в груди закипали слезы. Он протянул руку за самокруткой и жадно
вдохнул дым, еще и еще.
очень давно.
отказался. Я уже забыл, какой у него вкус. И от лепешек не откажусь и от
сала.
проголодался.
другу, что с каждым произошло с тех пор, как они расстались.
дождаться, пока пройдет лед. Собрал я шестерых ребят - молодец к молодцу,
ты их всех знаешь, - снарядили мы две лодки. Двинулись полным ходом, где
шестами отпихивались, где бечевой тянули, где волоком волокли. Но на
водопадах пришлось бы застрять на целую неделю. Тут я оставил ребят
перетаскивать лодки через скалы. Чуяло мое сердце, что надо
поторапливаться. Прихватил побольше еды и пошел. Я так и знал, что отыщу
тебя где-нибудь тут еле живого.
крайней мере дня два. Тебе надо отдохнуть и подкормиться.
лицо у него жестоко обморожено - черно-багровое и все в струпьях. Щеки
провалились, и даже сквозь бороду и усы, кажется, можно было пересчитать
все зубы под натянувшейся кожей. Так же туго она обтягивала и лоб и скулы
под глубоко запавшими глазами. Клочковатая борода была не золотистая, как
бы ей полагалось, а грязно-черная, опаленная у костров на привалах, и вся
в копоти.
спешка?
ждать. Вот и все. Давай укладывайся. Дороже этого нет ничего в целом мире.
Перед этим ничто золотые озера и золотые горы, и жизнь, полная
приключений, это даже лучше, чем быть настоящим мужчиной и питаться
медвежатиной.
тогда у него раскроются глаза. Во всяком случае, я научился видеть. Я
увидел такое... Прежде мне и не снилось, что это возможно. Теперь я знаю,
что такое женщина.
смеялись, но Смок не дал ему сострить.
кинулись осушать Нежданное озеро, а Джой Гастелл и с места не тронулась.
Она сидит в Доусоне и ждет, когда я вернусь и привезу тебя. А если не
привезу, она поклялась продать все, что у нее есть, и нанять целую армию
охотников, и отправиться в Оленью страну, и вышибить дух из старика Снасса
и всей его орды... Но постой, куда же ты, дай я хоть уложусь, пойдем
вместе!
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Лондон Джек
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Белов Вольф