Чтение 59–й страницы книги ~На восток от Эдема~

Какая она милая!

- Лучший бардак из всех, где я давалкой работала, сказала Грейс.

- Вот услыхала бы тебя Фей, - сказала Алиса.

- Ни хрена, - сказала Грейс.- Она и не такие слова знает.

- Но не любит, чтобы мы их говорили.

- Я хочу вам рассказать, что случилось, - терпеливо продолжала Кейт. Мы
сегодня вечером пили у нее чай, и с ней вдруг обморок. Ей непременно надо
доктора.

- Я заметила у ней этот румянец, - повторила Этель.- А часы врут;
только не помню, отстают или спешат.

- Идите все спать, - сказала Кейт.- Я запру.

Девушки ушли, а Кейт переоделась у себя в красивенькое новое ситцевое
платье, в котором она казалась совсем девочкой. Расчесала волосы, заплела в
толстую косу, повязала белый бантик на конце, закинула за спину. Надушила
щеки туалетной флоридской водой. Чуть поколебавшись, достала из комода, из
верхнего ящика, золотые часики-медальон с булавкой в виде геральдической
лилии. И вышла, завернув их в один из своих батистовых платочков.

В коридоре была темень, но из-под двери Фей пробивался свет полоской.
Кейт тихо постучалась.

- Кто там? - произнесла Фей.

- Это я, Кейт.

- Не входи еще. Побудь за дверью. Я скажу, когда войти.

Кейт слышен был какой-то шорох, шарканье. Но вот Фей позвала:

- Теперь можно. Входи.

Комната разукрашена. По углам с бамбуковых жердей свисают японские
фонарики со свечками, и красная жатая бумага пущена фестончато от центра
потолка к углам комнаты, обращая ее как бы в шатер. На столе, в окружении
подсвечников, большой белый торт и коробка с шоколадными конфетами, а рядом
двухлитровая бутылка шампанского выглядывает из колотого льда. На Фен ее
лучшее кружевное платье, и глаза блестят от душевного волнения.

- О боже! - воскликнула Кейт. Закрыла дверь. Здесь у тебя прямо
праздник.

- Да, праздник. В честь моей дорогой дочери. - Но у меня же не день
рождения.

- А может быть, в каком-то смысле и день рождения, - сказала Фей.

- Не понимаю. А я тебе подарок принесла. - И положила свернутый платок
на колени Фей. - Разверни, но осторожно.

Фей подняла часики за цепочку.

- Ах, моя детка, моя душенька! Но ты с ума сошла. Я не могу их принять.

Фей полюбовалась циферблатом, открыв крышечку, затем ногтем отколупнула
заднюю, прочла выгравированную надпись: "Горячо любимой К. от А.".

- Это часики моей покойной матери, - сказала тихо Кейт.- Я дарю их моей
новой маме.

- Деточка моя! Деточка моя!

- Моя мама порадовалась бы.

- Но праздник-то сегодня твой. И подарок принимать надо тебе - дорогой
моей дочке. Только я его преподнесу торжественно. Ну-ка, откупори бутылку и
налей фужеры, а я нарежу торт. Пусть будет по-праздничному,

И вот уже все готово. Фей села за стол. Подняла фужер.

- За новообретенную мою дочь - долгой и счастливой тебе жизни! Выпили,
и Кейт провозгласила: - За тебя, мою маму!

- Ах, не доводи меня до слез - я сейчас заплачу. Там, на комоде,
доченька... Принеси шкатулку. Да, вот эту. Поставь на стол. Теперь открой.

В полированной, красного дерева шкатулке лежал свернутый в трубку лист
белой бумаги, он был перевязан красной лентой.

- Это что такое? - спросила Кейт. - Мой дар тебе. Разверни.

Кейт осторожно развязала ленту, развернула бумагу. Изящно оттененными
буквами там было написано - и аккуратно подписано Фей и засвидетельствовано
поваром:

"Всю мою собственность без всякого изъятия завещаю Кейт Олби, ибо
считаю ее своей дочерью".

Просто и без околичностей - и никакому крючкотвору не придраться. Кейт
трижды перечла, поглядела на дату, всмотрелась в подпись повара. Фей
наблюдала, от волнения приоткрыв рот. Губы читающей Кейт шевелились, и у Фей
шевелились тоже.

Кейт свернула бумагу, перевязала опять лентой, вложила в шкатулку,
закрыла. Посидела молча. Наконец Фей спросила: - Ты рада?

Буравя взглядом Фей, точно желая проникнуть ей в глаза и глубже - в
мозг, - Кейт сказала негромко:

- Я стараюсь не заплакать, мама. Я не знала, что на свете есть такая
доброта. Стоит мне не удержать порыв, сказать, что чувствую, прильнуть к
тебе - и разревусь до истерики.

Фей даже не предполагала, что получится так волнующе, так насыщенно
тихим электричеством. Она проговорила:

- Смешной подарок, правда?

- Смешной? Почему же смешной?

- Ну как же - завещание. Но это не просто завещание. Теперь ты мне дочь
по-настоящему, и я скажу тебе все. У меня - у нас с тобой - есть деньги и
ценные бумаги на шестьдесят с лишним тысяч долларов. В моем столе записаны
банковские сейфы и счета. Заведение в Сакраменто я продала за очень хорошую
цену. Что же ты молчишь, детка? Тебя что-то огорчает?

- Завещание - звучит траурно. Точно смертью повеяло.

- Но каждому положено сделать завещание.

- Я знаю, мама, - грустно улыбнулась Кейт.- Мне подумалось - вся твоя
родня примчится в гневе, чтобы сделать его недействительным. Нельзя тебе
писать такое завещание.

- Так вот что тебя удручает, бедная моя девочка? У меня нет родни. Я не
знаю ни о каких родственниках, А если бы где-то и существовали, то как они
узнают? Ты думаешь, только у тебя одной есть тайны? Думаешь, я живу здесь
под своим настоящим именем?

Кейт слушала, не отрывая от Фей ровного и пристального взгляда.

- Кейт!- воскликнула та. - У нас же праздник! А ты сидишь как на
поминках. Не грусти!

Кейт встала, отодвинула в сторонку стол, села на пол. Прилегла щекою на
колени к Фей и стала водить тонкими пальцами по золотой нити, плетущей
сложный узор из листьев на подоле кружевного платья. И Фей гладила ей лицо,
волосы, странные ушки, лоб, доходя осторожно пальцами до самой кромки шрама.

- Никогда еще, мне кажется, я не была так счастлива, - произнесла Кейт.

- Доченька моя. И я, глядя на тебя, тоже счастлива. Как никогда. Теперь
я уже не одинока. Теперь мне ничего не страшно.

Кейт ноготками нежно теребила золотую нить. Долго сидели они так в
тепле близости; наконец Фей шевельнулась.

- Кейт, - сказала она, - мы совсем забыли. Надо праздновать. Мы забыли
про вино. Налей, доченька. Надо же отметить.

- Зачем нам вино, мама, - поежилась Кейт.

- Но почему ж. Вино хорошее. Я люблю немного выпить. Ополоснуть душу от
дряни. Разве ты не любишь шампанское, Кейт?

- Да я вообще мало пью. Мне плохо от вина.

- Вздор. Налей, милая.

Кейт встала, налила шампанское в фужеры.

- А теперь пей до дна, - сказала Фей. - Я слежу. Я, старуха, не желаю
пить одна, без тебя.

- Ты не старуха, мама.

- Без разговоров - пей. Пока не допьешь, я пить не стану.

И лишь когда фужер Кейт опустел. Фей залпом выпила свой.

- Хорошо-то как, - сказала Фей. - Налей еще. И не отставай, дочурка,
опрокидывай. Два-три бокала - и горести уйдут.

Все нутро в Кейт кричало: "Не пей!" Она помнила, чем уже кончилось
однажды, и ей было страшно.

- Ну-ка, до дна, доченька - вот так. Хорошо ведь? Наливай, наливай!

И после второго бокала Кейт сразу же преобразилась. Страх улетучился,
все стало трын-трава. Вот этого она и опасалась, но теперь уже было поздно.
Вино смыло все так тщательно устроенные ею защитные прикрытия, обманы и
уловки - все стало нипочем. Прощай притворство и самоконтроль. В голосе
зазвучал холод, рот обратился в узкую щелку. Сощурились и широко
расставленные глаза и стали впиваться в Фей колюче-насмешливо.

- А теперь пей ты, мама, а я буду смотреть, - сказала она. - Будь
м-милочкой. Спорим, два подряд не выпьешь.

- Не спорь, Кейт. Проспоришь. Я могу выпить шесть подряд.

- Ну-ка, поглядим.

- А если выпью, то и ты выпьешь?

- Конечно.

Состязанье началось, и на столе образовалась лужица пролитого вина, а в
бутылке стало быстро убавляться.

- Когда я девушкой была...- сказала Фей, хохотнув.- Но рассказать, ты и
не поверишь.

- А я такое могу рассказать, что никто не поверит, сказала Кейт.

- Ты? Глупенькая. Ты еще дитя.

- Такого дитяти ты в жизни не видала, - засмеялась Кейт.- Хорошо дитя -
ага, дитя!- захохотала она тонко и визгливо.

Этот звук сквозь винные пары пробился к мозгу Фей. Она с трудом
сосредоточила взгляд на Кейт.

- Какой странный у тебя вид, - сказала Фей. - Это от лампы, наверно. Ты
словно бы совсем другая.

- Да, я другая.

- Зови же меня мамой, милая.

- Мама - милая.

- Кейт, мы так славно будем жить.

- Еще бы. Ты даже и не знаешь. Не представляешь.

- Я всегда хотела поехать в Европу. Поплывем туда на корабле, нашьем