Чтение 59–й страницы книги ~Мертвая зона~

Вино лилось рекой, и Джонни выпил четыре бокала - вдвое больше обыч-
ного; возможно, тому причиной была встреча с Сарой, которая приехала не
одна, а может быть, просто, глядя на сияющую Чарлину, он до конца осоз-
нал, что Вера Смит ушла навсегда... Как бы то ни было, направляясь к
Гектору Маркстоуну, отцу невесты, минут через пятнадцать после ухода
Хэзлитов, он чувствовал приятный шум в голове.

Старик сидел в углу возле порушенного свадебного пирога, сложив скрю-
ченные артритом руки на набалдашнике трости. Одна дужка его темных очков
была обмотана черной изоляционной лентой. Возле него стояли две пустые
бутылки из-под пива и еще одна, недопитая. Он всмотрелся в лицо Джонни.

- Ты сын Герберта?

- Да, сэр.

Еще более пристальный взгляд.

- Ты плохо выглядишь, мальчик.

- Это, наверно, оттого, что я допоздна работаю.

- Тебе надо попить что-нибудь тонизирующее. Чтобы прийти в норму.

- Вы участвовали в первой мировой войне? - спросил Джонни.

К синему саржевому пиджаку старика были приколоты медали, в том числе
французский Военный крест.

- А как же, - просветлел Маркстоун. - Служил под командованием Джека
Першинга. Американский экспедиционный корпус. Семнадцатый-восемнадцатый
год. Прошли огонь и воду. И по грязи топали, и дерьмо лопали. Белло Вуд,
мой мальчик, Белло Вуд. Для многих сейчас это просто название из учебни-
ка истории. А я там был. Я видел, как там умирали. И по грязи топали, и
дерьмо лопали, и кости свои разбрасывали по полю.

- Чарлина говорила, что ваш сын... ее брат...

- Бадди? Да, был бы сейчас тебе вроде дядюшки. Любили ли мы своего
мальчика? Как не любить. При рождении ему дали имя Джо, но все его звали
Бадди. Как получила мать Чарли ту телеграмму, так начала таять на гла-
зах.

- Его убили на войне?

- Убили, - не сразу ответил старик. - Сент-Лу, сорок четвертый год.
Не так уж далеко от Белло Вуд - по тамошним понятиям. Угодил под нацист-
скую пулю.

- Я тут пишу статью, - сказал Джонни, еще больше хмелея при мысли о
том, как ловко он направил разговор в интересующее его русло. - Надеюсь
продать ее в "Атлантик" или "Харперс"...

- Ты писатель? - Стекла зеркальных очков блеснули; Джонни явно пробу-
дил его любопытство.

- Начинающий, - сказал Джонни. Он уже сожалел о своей разговорчивос-
ти. - ДА, Я ПИСАТЕЛЬ. ПИШУ ПО НОЧАМ. - В общем, статья будет о Гитлере.

- О Гитлере? Что о Гитлере?

- Видите ли... предположим... предположим, что вы сели в машину вре-
мени и вернулись в тридцать второй год. В Германию. И предположим, вы
встречаете Гитлера. Вы убьете его или оставите в живых?

Темные очки старика приблизились к самому лицу Джонни. С Джонни сразу
слетел весь хмель, и куда-то девались и разговорчивость, и умные мысли.
Все теперь зависело от того, что ему ответит этот старик!

- Ты не шутишь, сынок?

- Нет, не шучу.

Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости, запустил в
карман брюк и бесконечно долго там рылся. Наконец он вынул ее. В руке
оказался складной нож с костяной рукоятью, отполировавшейся и пожелтев-
шей за много лет. Тут заработала другая рука, которой старик с осторож-
ностью, отличающей артритиков, стал раскрывать нож. Лезвие коварно блес-
нуло в лучах яркого света. Этот нож проделал путь во Францию в 1917 году
вместе с мальчишкой, вступившим в армию таких же мальчишек, которым не
терпелось дать по рукам грязному бошу, коловшему штыком детей и насило-
вавшему монахинь, и показать этим французикам, как надо воевать. Тех
мальчишек косили из пулеметов, их валила дизентерия и инфлюэнца, они
наглотались горчичного газа и фосгена, они выходили из-под огня у Белло
Вуд, оборванные и обезумевшие от страха, будто столкнулись нос к носу с
самим дьяволом. И все это оказалось напрасным. Оказалось, что все надо
начинать сначала.

Где-то играла музыка. Люди смеялись, танцевали. Где-то в отдалении
гудела лампа дневного света. Джонни не мог глаз отвести от обнаженного
лезвия, загипнотизированный игрой света на отточенном острие.

- Видишь? - тихо спросил Маркстоун.

- Да, - вздохнул Джонни.

- Я бы вонзил нож в этого убийцу, прямо в его черное и лживое сердце,
- сказал Маркстоун. - Я воткнул бы нож по самую рукоятку... а потом по-
вернул бы, вот так. - Он медленно повернул руку с ножом, сначала по ча-
совой, потом против часовой стрелки. На лице его появилась странная
улыбка и стали видны гладкие, как у младенца, десны. - Но прежде, - ска-
зал он, - я бы смазал лезвие крысиным ядом.

- Убил ли бы я Гитлера? - повторил Роджер Чатсворт; изо рта у него
шел пар. Они с Джонни прогуливались вдвоем по заснеженному лесу за да-
ремским домом. В лесу тишина. Начало марта, а тишина такая неподвижная,
как в январе.

- Да, именно.

- Любопытный вопрос, - сказал Роджер. - Беспредметный, но любопытный.
Нет, вряд ли. Я бы скорее вступил в его партию. Попытался бы что-нибудь
изменить изнутри. Возможно, удалось бы исключить его или скомпрометиро-
вать. Конечно, если знать наперед, во что это выльется.

Джонни вспомнил обрубки бильярдных киев. Вспомнил яркозеленые глаза
Санни Эллимана.

- Возможно, также, что вас бы самого прикончили, - сказал он. - В
тридцать третьем году эти парни не только распевали песни в пивнушках.

- Что ж, верно. - Он вопросительно посмотрел на Джонни. - А что бы
сделали вы?

- Сам не знаю, - сказал Джонни.

Роджер переменил тему:

- Как ваш отец и его жена провели медовый месяц?

Джонни хмыкнул. Они отправились в Майами-Бич, а там началась
забастовка служащих отелей.

- Чарлина сказала, что ей привычнее дома, где она сама стелет пос-
тель. А отец говорил, что он чувствует себя пижоном, демонстрируя загар
в марте месяце. Но, по-моему, оба остались довольны.

- Они что, продали свои дома?

- Да, в один день. И в общем-то взяли неплохую цену. Если б не эти
чертовы больничные счета, мы бы сейчас горя не знали.

- Джонни...

- Да?

- Нет, ничего. Пойдемте обратно. Угощу вас хорошим виски, не возража-
ете?

- Можно, - сказал Джонни.

Они читали "Джуда Незаметного", и Джонни поразился, как легко дается
Чаку эта книга (разве что первые страниц сорок он преодолел с некоторым
скрипом). Чак признался, что ночами забегает вперед и уже решил после
"Джуда" взять еще какой-нибудь роман Харди. Впервые в жизни он получал
от книги наслаждение и купался в нем, как невинный юноша в объятиях
опытной женщины.

Сейчас раскрытая книга лежала у него на коленях обложкой вверх. Они с
Джонни снова сидели возле бассейна, но воду в бассейн еще не пустили;
оба они сегодня были в пиджаках. По небу скользили тучки, бестолково пы-
таясь срастить в одно целое, чтобы пролиться дождем. В воздухе пахло
чем-то пряным и загадочным: подступала весна. На календаре было 16 апре-
ля.

- Это что, очередной вопрос с подвохом? - спросил Чак.

- Нет.

- А они меня схватят?

- О чем ты? - До Чака никто не задавал этого вопроса.

- Если я убью его. Они меня схватят? И подвесят на фонарном столбе,
чтобы я дрыгнул в воздухе ножками.

- Не знаю, - сказал Джонни. - Но скорее всего они тебя схватят.

- И нельзя будет перенестись на машине времени в этот прекрасный мир?
В славный семьдесят седьмой год?

- Боюсь, что нет.

- Ну и ладно. Я бы так и так убил его.

- Значит, убил бы?

- Ясное дело. - Чак ухмыльнулся. - Запасся бы цианистым калием, или
зашил в воротник рубашки бритвенное лезвие, или еще что-нибудь такое.
Чтобы не измывались, когда схватят. Но я бы это сделал. Иначе я бы с ума
сходил, что все они, эти миллионы погибших по его милости, будут пресле-
довать меня до самой смерти.

- До самой смерти, - повторил Джонни каким-то больным голосом.

- Вы что, Джонни?

Джонни заставил себя улыбнуться.

- Все в порядке. Просто сердце провалилось куда-то на секунду.

Чак продолжал чтение "Джуда" под почти безоблачным небом.

Май.

И вновь запах сена, и вновь все заполняют жимолость, пыль и розы.
Весна гостит в Новой Англии недолго, одну неповторимую недельку, а там
диск-жокеи поставят "золотые пластинки" ансамбля "Бич Бойз", рев "хонды"
огласит окрестности, и с шумом ввалится разгоряченное лето.

Как-то вечером в конце этой неповторимой недели Джонни сидел дома,
всматриваясь в мягкий и глубокий весенний сумрак. Чак отбыл на школьный