именно так. Да и в той комнате на буровой вышке будет по меньшей мере
десять свидетелей, которые готовы принести присягу в подлинности этих
записей и в том, что они не могли прийти из какого-либо другого источни-
ка, чем батискаф. Любой прокурор Соединенных Штатов потребует вердикта
"виновны" и получит его. Причем присяжным заседателям не потребуется
удаляться на совещание, а вам известно, что это означает.
мысль повредить канат, пустив в него пулю, и попытаться вырваться в ба-
тискафе на свободу.
раздо умнее, чем все мы вместе взятые. Я признаю это. Вы своего доби-
лись, но никогда не доживете до того дня, когда жюри объявит нам смерт-
ный приговор. Прощайте, Тальбот!
вы будете сидеть на электрическом стуле, сжимать его подлокотники обеими
руками в роковую минуту?
дуло, - посоветовал я ему. - Если очень хотите, чтобы вам оторвало руку,
то знаете, как поступить, и выстрелите из своего пистолета. Хочу только
предупредить. Когда вы были без сознания в той комнате, Кеннеди взял ваш
пистолет и забил по всей длине ствола свинцовую заглушку. Неужели думае-
те, что я настолько сошел с ума, чтобы спуститься с вами в батискафе,
зная, что вы вооружены? Можете не верить мне, Ройял, но стоит вам только
нажать на спусковой крючок, как...
ный сегодняшний день на его лице появилось все разнообразие выражений,
которых оно было лишено лет десять. И теперь его лицо, словно по телег-
рафу, выдавало сигналы о намерениях своего владельца. Я знал, что он за-
пустит в меня пистолет еще до того, как он швырнул его в меня, и успел
уклониться. Пистолет угодил в плексигласовый иллюминатор за моей спиной
и, не причинив никаких повреждений, упал у моих ног.
почти невозможно было узнать: цветущий, уверенный в себе человек с мане-
рами крупного босса превратился в измученного старика с землистым лицом,
покрытым бисеринками пота.
неровно, задыхаясь. - Вам не удастся...
мигая, уставился в дуло тяжелого кольта, направленного ему в переносицу.
Лэрри?
Дураки! Конечно, это пистолет Лэрри - этого наркомана, который утверж-
дал, что вы - его отец. - Я внимательно смотрел на него. Мне совершенно
ни к чему была пистолетная канонада в пятидесяти метрах от поверхности
моря. Я не знал, чего ожидать, не знал, как отреагирует Вилэнд. - Этот
пистолет я отобрал у него вечером, около часа тому назад, перед тем, как
убил его...
хожий одновременно на рыдание и на стон, и бросился на меня. Но реакция
его была замедленной, а движения еще более медлительными. Он беззвучно
упал на пол, когда рукоятка кольта Лэрри угодила ему в висок.
гибкого шнура, и Ройял воспользовался ими. Пока он связывал Вилэнда, я
продувал бензиновые емкости через клапан и замедлил скорость подъема,
когда батискаф был в сорока метрах от уровня моря. Как только Ройял
окончил свою работу и еще не успел выпрямиться, я ударил его кольтом
Лэрри где-то около уха. Если когда-то и было время на то, чтобы играть
роль джентльмена, то это время давно прошло. Я чувствовал себя таким
слабым и затерянным в приливах океана боли, что понимал только одно: не
смогу одновременно довести батискаф до буровой вышки и следить за Ройя-
лом. Я вообще сомневался, что смогу доставить батискаф куда следует.
проход в кессонную камеру в опоре буровой вышки, помню, как заплетающим-
ся, совершенно чужим голосом передал по микрофону, чтобы надули резино-
вое кольцо, обеспечив этим герметичность стыковки батискафа с опорой бу-
ровой вышки. Помню, как открыл люк батискафа, задыхаясь, вполз внутрь
входной камеры и повернул ручку, открывающую входную дверь. И больше ни-
чего не помню... Потом мне сказали, что нас троих нашли лежащими на полу
батискафа без сознания.
теплый и солнечный октябрь. Только что Ройялу объявили смертный приго-
вор, и всем было известно, что апелляция будет отклонена, приговор оста-
нется в силе. Жюри, как я и предсказал, вынесло ему приговор, не удаля-
ясь на совещание. Суд длился всего один день, и в течение всего этого
длинного дня, час за часом, Ройял сидел, застыв, как каменное изваяние,
устремив глаза на одно и то же место. Он смотрел на меня. Его пустые,
плоские, мраморные глаза, как всегда, были лишены всякого выражения. Они
ничего не выражали ни когда прокурор включил запись, в которой Ройял
умолял оставить его в живых и ползал на коленях в батискафе на дне моря,
ни когда зачитывали смертный приговор. Но несмотря на то, что глаза Ро-
йяла ничего не выражали, даже слепой мог бы прочесть в них его послание:
"Вечность - это длительное время, Тальбот. Вечность - это навсегда. Но я
буду ждать".
тревожиться.
тавился шанс судить его. Поднимаясь из батискафа по лестнице из ста се-
мидесяти ступенек, он просто выпустил из рук перила и немного отклонился
назад. Он не издал ни единого крика за все время своего длинного полета
вниз...
Рутвен в первый же день, как только вышел из больницы. Это было вчера.
Она была просто очаровательна, необыкновенно грациозна и бесконечно бла-
годарна мне. Они предложили мне все, начиная от работы на самой вершине
служебной лестницы в их нефтяной компании и кончая такой огромной суммой
денежного вознаграждения, которой любому смертному хватило бы на то,
чтобы прожить полдюжины жизней. Я только улыбнулся им, поблагодарил за
честь и распрощался. Они не представляли для меня никакого интереса: все
самые высокие должности и все деньги мира не могли купить тех дней, ко-
торые ушли в небытие и стали прошлым. И ни за какие деньги я не смог бы
купить того единственного, чего я еще хотел в этом мире, в мире сегод-
няшнего дня.
отца. На ней было белое скромное платье простого покроя, которое не мог-
ло стоить больше тысячи долларов. Заплетенные в косы волосы цвета спелой
ржи уложены короной. Я еще никогда не видел ее такой очаровательной.
Сзади нее стоял Кеннеди. Впервые я увидел его в темно-синем безупречного
покроя костюме. Стоило мне только увидеть его в этом новом облике, я уже
не мог себе представить его в каком-либо ином виде. Шоферские дни для
него кончились: генерал знал, скольким обязана ему вся семья Рутвенов, а
такой долг невозможно оплатить даже самой щедрой зарплатой. Я про себя
пожелал ему всяческого счастья, которое только есть на земле. Он дейс-
твительно был отличным парнем.
канского залива доносился легкий бриз.
на другую сторону улицы и подошла ко мне. Ее глаза казались темными и
странно затуманенными. Но возможно, мне это только показалось. Она
что-то сказала, а я не расслышал ее слов. Потом внезапно, стараясь не
причинить боли моей левой руке, которая все еще была на перевязи, она
обеими руками обхватила меня за шею, наклонила мою голову и поцеловала
меня. И уже через мгновение ушла, удаляясь в направлении "роллс-ройса".
Она шла так, как идет человек, у которого плохо со зрением. Кеннеди,
увидев, что Мэри идет к нему, поднял на меня глаза. Его лицо было бесс-
трастно. Я улыбнулся ему, он улыбнулся мне. Отличный парень!
намерения заходить туда, пить мне тоже не хотелось, но, проходя мимо, я
все же зашел. Выпил два двойных виски и с сожалением подумал о том, что
он не идет ни в какое сравнение с ликером. Потом вышел из бара и стал
спускаться к скамейке у самого берега залива.
лось почти к самой кромке залива. Море и небо стали золотисто-оранжевы-
ми, и я видел на горизонте таинственные и туманные на фоне пылающего за-
ката очертания буровой вышки Х-13.
частью. Объект Х-13 и самолет со сломанными крыльями, лежащий на юго-за-
паде в пятистах восьмидесяти метрах от буровой вышки, захороненный под
стосорокаметровой толщей воды. К лучшему или к худшему, он всегда будет
частью меня самого. Наверное, к худшему, подумал я. Все было кончено,
все ушло, и осталась пустота. Но это уже не имело значения, так как это
было все, что осталось.
ся в огромное красное пламя. Пламя, которое вскоре погаснет и исчезнет,
словно его никогда и не было. Точно так же было и с моей красной розой,
перед тем как она превратилась в белую.
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Пехов Алексей