от логики науки, ориентируется на мистической метафизике Плотина. "Plotin
richtet zum ersten Mal auf die Herrschaft des Logishcen auch ьber das
Uebersinnliche die logische Besinnung" ("Плотин первый указал на
верховенство логического, так же как и на сверхчувственность логического
мышления" (нем.) - Ред.). (стр. 236). На страницах неокантианского "Логоса"
все чаще и чаще встречается также имя Экхардта.
из самых интересных в современной философской литературе. Вот задача книги:
"Es gilt also lediglich, den Kantianismus auf sich selbst noch einmal
anzuwenden; wie die Kantianistische Transzendentalphilosophie das
Seinserkennen untersucht, so nicht auf das transzendentalphilosophische
Erkennen nach ihren eigenen Prinzipien noch einmal Transzendentalphilosophie
die apriorische Form als unsinnlich - Geltendes erkannt werden, sondern es
darf in der Logik nicht lдnger verschwiegen werden, das es eine Theorie auch
vom Apriori und nicht nur ein Erkennen des Sinnlichseienden gibt" ("Дело
состоит в направленности кантианства на самое себя: поскольку кантианская
трансцендентальная философия исследует познание бытия, постольку
трансцендентальное философское познание систематизирует свои собственные
принципы; подобным образом трансцендентальная философия будет познавать
априорную форму как внечувственно-действующее, но в логике теперь уже не
должно таиться ничего помимо того, что дается априорной теорией и познанием
чувственной данности" (нем.) - Ред.). (стр. 90). Категорию Geltung Ласк и
считает категорией философского познания.
"die Form der Form der Form kann ebenso wie dieForm der Form nur "Geltung"
heissen" ("Форма формы формы может быть также названа формой формы, но уже
"ценности" (нем.) - Ред.). (стр. 112). Geltung в том случае лишь было бы
последним, пресекающим дурной ряд ad infitum, если бы то была не логическая
категория, а творческий акт целостного духа. Логика форм всегда предполагает
дурную бесконечность. Логическое не может быть последним, оно предпоследнее
и потому не имеющее конца. Только свободная интуиция - последнее.
Для него философская интуиция есть симпатическое проникновение в подлинную
действительность, в подлинно сущее. "Интуицией называется тот род
интеллектуального вчувствования или симпатии, посредством которой мы
проникаем вовнутрь предмета, чтобы слиться с тем, что в нем есть
единственного и, следовательно, невыразимого" ("Введение в метафизику", стр.
198. Приложение к "Время и свобода воли"). Истинная метафизика должна
заниматься "интеллектуальным выслушиванием". В метафизической интуиции нужно
отдаваться действительности, проникать в нее. Метафизическое интуитивное
познание, по Бергсону, тем и отличается от аналитического научного, что оно
проникает в глубь действительности, отдается ей, в то время как второе
своими понятиями делает привнесения, отделяющие от действительности и
оставляющие на большем расстоянии от нее. Привнесения научных понятий всегда
совершаются во имя практически корыстных интересов. Интуитивная метафизика
проникает в действительность, разрывая все посредствующие практически
корыстные понятия. Познание научное - символично. Познание метафизическое -
реалистично. При такой теории познания метафизическое познание не имеет
творческого характера, в нем совершается лишь пассивное приобщение к
трансцендентной действительности. Для Бергсона творческий акт возможен лишь
в условном смысле, лишь в смысле вхождения в подлинную действительность, а
не в смысле творческого прироста в самой действительности. Так и в искусстве
Бергсон видит вхождение в подлинную действительность, отражение
метафизической действительности (см. его "Le rire"). Научное познание
оказывается более активным, чем познание метафизическое. Такое же отрицание
творческого характера познания мы находим у Джемса в его книге "Вселенная с
плюралистической точки зрения". Джемс обвиняет рационализм в слишком
активно-творческом понимании природы познания. Нужно приобщаться к
действительности, ничего в нее не привнося. Интуитивизм и иррационализм для
Джемса есть более пассивное и скромное понимание познания, т.е. отдание себя
действительности, какова она есть. И Бергсон и Джемс как будто бы не видят,
что понятия дискурсивной, рационалистической мысли суть приспособления к
данному состоянию мира, а не творчество. Метафизическое познание не может
быть пассивным послушанием действительности, оно может быть лишь творческим
актом в подлинной действительности. У Бергсона и Джемса весь данный нам, не
подлинный мир есть как бы создание науки и логических понятий, преследующих
цели прагматически-корыстные. Они не видят онтологических причин данного
состояния мира (Сноска атрибутируется предположительно, поскольку № 11, под
которым она помещена в разделе "Примечания и экскурсы", пропущен как в
тексте книги, так и в копии ЦГАЛИ. - Ред.).
двойственностью в понимании задач философии. Книга построена вполне научно и
наукообразно. Вся она пропитана духом биологии, т.е. одной из наук, все
обосновывается на биологическом материале и биологических учениях. Вместе с
тем книга эта предполагает метафизическую интуицию, принципиально отличную
от научного анализа. Бергсон противополагает интуицию анализу, но сам он
прежде всего великий аналитик. Философия Бергсона - тончайшая паутина,
напоминающая мышление Зиммеля и изобличающая в нем еврейский склад ума. В
нем есть проблески гениального новатора в философии, но он бессилен вполне
освободиться от тяжести чисто аналитической мысли и чисто научного
материала. Биологизм есть такая же зависимость философии от науки, как и
математизм. Элементарно верна критика биологизма, которую дает Риккерт в
статье "Ценности жизни и ценности культуры" в "Логосе" (1912 - <19>13 гг.
Книга первая и вторая). Вся беда в том, что у Бергсона "жизнь" имеет
биологический привкус. Но "жизнь" может быть вполне свободна от всякого
биологизма, и тогда критика Риккерта не будет попадать в цель.
органом творческой активности человека, есть у неведомого русского мыслителя
Н.Ф.Федорова. См. его "Философия общего дела" и книгу о нем В.А.Кожевникова
"Николай Федорович Федоров". Федоров - явление совершенно исключительное. Я
во многом и коренном стою на почве иной, чем Федоров, но не могу не
сочувствовать его исключительному и дерзновенному сознанию активной роли
человека в мире. Для Федорова философия должна перестать быть пассивным
созерцанием, она должна стать активным действием в мире. Федоров -
прагматист в гораздо более глубоком смысле, чем современные прагматисты.
поставить философию выше человека и выше бытия. В сознании Гегеля философия
стала истинносущим, вершиной мирового духа. Новейшее преодоление
антропологизма (Гуссерль, Коген) идет за Гегелем. В русской литературе
Б.В.Яковенко силится преодолеть человека, отказаться от человека в ряде
статей в "Логосе". Особенно характерна по своим результатам статья "Об
имманентном трансцендентизме, трансцендентном имманентизме и дуализме
вообще". Отречение от человека приводит к безумной пустоте понятий.
смотреть на мир, как он есть, для того, чтобы в нем найти разум, Гегель и
пытался обосновать в своей логике". (Э.Кэрдт. "Гегель", стр. 181.) Для
Гегеля "различные категории не суть собрания отдельных изолированных идей,
которые мы находим в наших умах и которые мы прилагаем к вещам одну за
другой, подобно тому как мы стали бы перебирать связку ключей, пробуя их
один за другим на многих замках; он пытается доказать, что категории не суть
внешние орудия, которыми пользуется разум, но элементы целого или стадии
сложного процесса, который в своем единстве есть самый разум" (там же, стр.
182). А для Гегеля "мир есть не только объект разума, но также и его
проявление". Мы должны пересмотреть наше отношение к Гегелю. По вопросу о
пассивности или активности знания см.: "Phдnomenologie des Geistes".
Herausgegeben von Iohann Schueze. Стр. 59 - 61.
может быть еще названа творчески-активной, антропологической философией.
Русская философия строилась еще до мирового кризиса культуры, до последнего
обострения трагедии познания. Поэтому в ней было еще то же благополучие, что
и у Фомы Аквинского. Философия Вл.Соловьева заключает в себе немало
благополучного схоластического рационализма. Синтез его не знает еще всей
остроты трагедии культуры. В нем много еще докритического, а не
сверхкритического. Но для нас Фома Аквинский не лучше, а хуже Канта.
который сам разочарованный математик. Для Бергсона идея математического
естествознания есть наследие платонизма. Так же колеблет классическое
математическое естествознание и Пуанкарэ. См. его "Наука и Гипотеза". Да и
тот революционный крах, который пережила физика за последние десять лет, не
оставляет камня на камне от старого математического естествознания, все еще
пленяющего неокантианцев.
как популярный учебник об иных планах бытия, построена по типу описательного
естествознания. Описывается, что в Азии там стоит гора, а там течет река.
Если не верите, то поезжайте на место проверить. Совсем как в географии. Я
не говорю сейчас по существу об оккультизме Штейнера, который считаю
явлением серьезным и важным, говорю лишь о его формальном методе построения
оккультной науки. Оккультная наука допустима лишь как наследие магии, а не
мистики. Кизеветтер написал три огромных тома по истории оккультных наук,
именно наук, а не философии и не мистики: "Der Okkultismus des Altertums",
"Die Geheimwissenschaften" и "Geschichte des neueren Okkultismus". Но то,
что Кизеветтер понимает под оккультными науками, мало общего имеет с
оккультизмом Штейнера. Оккультная наука Штейнера имеет прямую связь с
религией и мистикой, с тайным преданием и преемственной традицией. Штейнер
непосредственно связывает себя с христианской эзотерикой. Оккультная наука
для Кизеветтера есть лишь расширенное естествознание. Кизеветтер, близкий к
Дю-Прелю, имеет большее формальное право говорить о науке, чем Штейнер.
Дю-Прель в своей очень интересной книге "Die Magie als Naturwissenschaft"
(первая часть посвящена магической физике, а вторая часть - магической
психологии) определяет оккультизм как неизвестное еще естествознание.
Никитин Юрий
Корнев Павел
Мичурин Артем
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Шилова Юлия