стекал с деревянного желоба по выложенной камнем канавке к
бассейну, из трещин которого пробивалась буйная зелень; в тихой
прозрачной воде плавали золотые рыбки. Над крепкими стволами
мирно шелестели метелки бамбука, газон кое-где прерывался
каменными плитами, на которых можно было прочесть надписи в
классическом стиле. Склонившийся над клумбами тощий человек,
одетый в желто-серое полотняное платье, в очках, через которые
выжидающе смотрели голубые глаза, выпрямился и медленно зашагал
навстречу гостю, без всякой неприязни, но с какой-то неловкой
робостью, присущей замкнуто живущим людям. Он вопрошающе
взглянул на Кнехта и стал ждать, что тот ему скажет. Кнехт
произнес китайские слова, приготовленные им для этого случая:
почтение Старшему Брату.
ответствовал Старший Брат, -- юного коллегу рад видеть за
чашкой чая и радушной беседой, а ежели он того пожелает, то для
него найдется и ночлег.
китайский домик, попотчевали чаем, показали садик, каменные
плиты с надписями, бассейн с золотыми рыбками, назвав их
возраст. До вечерней трапезы хозяин и гость сидели под
шелестящей листвой бамбука, обменивались любезностями, стихами
и речениями из классических текстов, созерцали цветы и
услаждались розовым сиянием вечера, отцветавшего над цепью гор.
Потом они снова вернулись в домик. Старший Брат подал хлеб и
фрукты, испек на крохотном очаге отличные лепешки для себя и
для гостя, а когда трапеза закончилась, студенту был задан
вопрос о цели его путешествия и притом по-немецки, по-немецки
же тот отвечал, как добрался сюда, с чем пришел, то есть с
намерением остаться столько, сколько Старший Брат дозволит быть
его учеником.
гостю ложе для ночлега.
залюбовался золотыми рыбками. Долго он глядел в этот маленький
и прохладный мир из темноты и света и колдовски играющих
красок, где в зелено-голубом, а то и в чернильном мраке
колыхались золотые тела, и как раз тогда, когда весь мир
казался заколдованным, уснувшим навек, чтобы никогда не
восстать из грез, они плавно, эластичным и все же пугающим
движением разбрызгивали хрустальные и золотые блестки по всему
сонному царству. А Кнехт продолжал смотреть, погружаясь в себя
все больше и больше, скорее грезя, чем созерцая, и даже не
заметил, как из китайского домика легкими шагами вышел Старший
Брат, остановился и долго наблюдал за своим погруженным в грезы
гостем. Когда Кнехт, стряхнув с себя оцепенение, наконец
поднялся, Старший Брат уже исчез, но очень скоро Кнехт услышал
из домика его голос, звавший гостя к чаю. Они обменялись
кратким приветствием, выпили по чашке и долго сидели в утренней
тишине, слушая звенящий плеск источника, мелодию вечности.
Отшельник встал и принялся хлопотать по хозяйству в
несимметрично построенном помещении, временами поглядывая
сощуренными глазами на Кнехта, и неожиданно спросил:
ли ты проявлять послушание, быть тих и нем, как золотая рыбка?
смотрел на Старшего Брата, "тих и нем, как золотая рыбка", тот
достал из деревянного сосуда, похожего на колчан, набор палочек
-- высушенные стебли тысячелистника. Внимательно пересчитав их,
он снова положил несколько палочек в колчан, одну отодвинул в
сторону, а оставшиеся разделил на две равные части; держа
половину в левой руке я доставая тонкими чувствительными
пальцами правой несколько палочек из второй половины, он считал
их и откладывал, покуда не осталось совсем немного палочек,
которые он зажал между двумя пальцами левой, руки. После этого
ритуального счета, когда от половины осталось две-три палочки,
он повторил ту же процедуру с другой половиной. Отсчитанные
палочки он отложил, перебрал вновь обе половины, одну за другой
пересчитал, снова взял оставшиеся между двух пальцев, все это
проделывая с какой-то экономной, тихой быстротой, что выглядело
как некая тайная, тысячу раз игранная и доведенная до
виртуозности игра. Так он сыграл несколько раз, и в конце
концов осталось три небольших, кучки, палочек, по числу их он и
определил знак, который нанес тоненькой кисточкой на листок
бумаги. Затем весь сложный ритуал повторился, палочки делились
на две небольшие кучки, их пересчитывали, несколько --
откладывали, зажимали между пальцев, покуда в конце концов
опять не остались три небольшие кучки и не был записан второй
знак. В каком-то таинственном, ни разу не нарушенном ритме
палочки, тихо постукивая друг о друга, передвигались,
пританцовывая, меняли свои места, составляли кучки, их
разделяли и вновь пересчитывали. В конце каждого тура пальцы
записывали очередной знак, так что в результате положительные и
отрицательные знаки стояли в шесть строчек друг над другом.
После этого палочки были аккуратно собраны и вновь уложены в
колчан. Сам же маг сидел на тростниковой циновке и долго молча
рассматривал результат вопрошания оракула на своем листочке.
именуется: безумство молодости. Наверху гора, внизу вода,
наверху Инь, внизу Кань. У подножия горы бьет источник, символ
юности. Толкование гласит:
послышался вырвавшийся у него вздох. Он не смел расспрашивать.
Но ему казалось, что он понял: юный безумец прибыл, ему
разрешено остаться. Еще в то время, когда пальцы и палочки
двигались подобно марионеткам, они заворожили его какой-то
осмысленностью, и хотя смысл этот невозможно было уловить,
результат уже был налицо. Оракул изрек приговор, он решил дело
в его пользу.
подробностями, если бы Кнехт не рассказывал его столь часто
своим друзьям и ученикам, притом не без очевидного
удовольствия. А теперь вернемся к нашему повествованию.
действом с палочками из тысячелистника, проделывая все
церемонии почти так же искусно, как и его учитель. Последний
каждодневно упражнялся с ним в пересчете палочек, посвятил его
в грамматику и символику языка оракулов, заставил выучить
наизусть и записать шестьдесят четыре знака, а в особенно
удачные дни рассказывал одну из историй Чжуан-Цзы.
растирал тушь, научился варить и суп, приготавливать чай,
собирать хворост, следить за погодой, читать китайский
календарь. Но редкие его попытки во время немногословных бесед
заговорить об Игре, о музыке не приносили успеха. Казалось, он
обращается к глухому.
снисходительной улыбкой или же отвечал изречением вроде:
"Густые тучи -- нет дождя", "Благородный безупречен". Но когда
Кнехт выписал из Монпора небольшие клавикорды и ежедневно по
часу стал играть на них, хозяин не препятствовал ему в этом. В
один прекрасный день Кнехт признался своему учителю, что очень
хотел бы включить систему "И-цзин"{2_3_09} в Игру. Старший Брат
рассмеялся:
приведет. Посадить и вырастить в этом мире приятную маленькую
бамбуковую рощу еще можно. Но удастся ли садовнику вместить
весь мир в эту свою рощу, представляется мне все же
сомнительным.
много лет спустя, будучи уже весьма уважаемой персоной в
Вальдцеле, предложил Старшему Брату взять на себя преподавание
специального предмета, но тот так ему и не ответил.
в Бамбуковой роще, как об особенно счастливом периоде своей
жизни, часто называя его "началом пробуждения", да и вообще с