- Так-то, мил друг Илюшенька! Синюшка я. Всегда старая, всегда молодая. К
здешним богатствам навеки приставлена.
Тут помолчала маленько да спрашивает:
- Ну, нагляделся? Хватит, поди, а то как бы во сне не привиделась.
И сама вздохнула, как ножом по сердцу парня полыснула. Все бы отдал, лишь
бы она настоящая живая девчонка стала, а ее и вовсе нет.
Долго еще стоял Илья. Синий туман из колодца по всему ложочку пополз, тогда
только стал к дому пробираться. На свету уж пришел. Только заходит в избу,
а решето с ягодами и потяжелело, дно оборвалось, и на пол самородки да
дорогие каменья посыпались.
С таким-то богатством Илья сразу от барина откупился, на волю вышел, дом
себе хороший справил, лошадь завел, а вот жениться никак не может. Все та
девчонка из памяти не выходит. Сна-покою из-за этого решился. И бабки
Лукерьи перышки не помогают. Ни один раз говаривал:
- Эх, бабка Лукерья, бабка Лукерья! Научила ты, как
Синюшкино богатство добыть, а как тоску избыть - не сказала. Видно, сама не
знала.
Маялся-маялся так то и надумал:
"Лучше в тот колодец нырнуть, чем такую муку переносить".
Пошел к Зюзельскому болотцу, а бабкины перышки все же с собой захватил.
Тогда ягодная пора пришлась. Землянику таскать стали.
Только подошел Илья к лесу, навстречу ему девичья артелка. Человек с
десяток, с полными корзинками. Одна девчонка на отшибе идет, годов так
восемнадцати. Платьишко на ней синее, платок на голове синий. И пригожая -
сказать нельзя. Брови - дугой, глаза - звездой, губы - малина, руса коса
трубчатая через плечо перекинута, а в ней лента синяя. Ну, вылитая та. Одна
приметочка разнится: на той баретки синие были, а эта вовсе босиком.
Остолбенел Илья. Глядит на девчонку, и она синими-то глазами зырк да зырк и
усмехается - зубы кажет.
Прочухался маленько Илюха и говорит:
- Как это я тебя никогда не видал?
- Вот, - отвечает, - и погляди, коли охота. На это я проста - копейки не
возьму.
- Где, - спрашивает, - ты живешь?
- Ступай, - говорит, - прямо, повороти направо. Тут будет пень большой. Ты
разбегись да треснись башкой. Как искры из глаз посыплются - тут меня и
увидишь...
Ну, зубоскальничает, конечно, как по девичьему обряду ведется. Потом
сказалась - чья такая, по которой улице живет и как зовут.
Все честь честью. А сама глазами так и тянет, так и тянет.
С этой девчонкой Илюха и свою долю нашел. Только ненадолго. Она, вишь, из
мраморских была. То ее Илюха и не видал раньше-то. Ну, а про мраморских
дело известное. Краше тамошних девок по нашему краю нет, а женись на такой
- овдовеешь. С малых лет около камню бьются - чахотка у них.
Илюха и сам долго не зажился. Наглотался, может, от этой да и от той
нездоровья-то. А по Зюзельке вскорости большой прииск открыли.
Илюха, видишь, не потаил, где богатство взял. Ну, рыться по тем местам
стали и натакались по Зюзельке на богатое золото.
На моих еще памятях тут хорошо добывали. А колодца того так и не нашли.
Туман синий, - тот и посейчас на тех местах держится, богатства кажет.
Мы ведь что! Сверху поковыряли маленько, копни-ко поглубже... Глубокий,
сказывают, тот Синюшкин колодец. Страсть глубокий. Еще добытчиков ждет.
Жил в нашем заводе старик один, по прозвищу Кокованя. Семьи у Коковани не
осталось, он и придумал взять в дети сиротку. Спросил у соседей, - не знают
ли кого, а соседи и говорят:
- Недавно на Глинке осиротела семья Григория Потопаева. Старших-то девчонок
приказчик велел в барскую рукодельню взять, а одну девчоночку по шестому
году никому не надо. Вот ты и возьми ее.
- Несподручно мне с девчонкой-то. Парнишечко бы лучше. Обучил бы его своему
делу, пособника бы растить стал. А с девчонкой как? Чему я ее учить-то
стану?
Потом подумал-подумал и говорит:
- Знавал я Григория да и жену его тоже. Оба веселые да ловкие были. Если
девчоночка по родителям пойдет, не тоскливо с ней в избе будет. Возьму ее.
Только пойдет ли?
Соседи объясняют:
- Плохое житье у нее. Приказчик избу Григорьеву отдал какому-то горюну и
велел за это сиротку кормить, пока не подрастет. А у того своя семья больше
десятка. Сами не досыта едят. Вот хозяйка и въедается на сиротку, попрекает
ее куском-то. Та хоть маленькая, а понимает. Обидно ей. Как не пойдет от
такого житья! Да и уговоришь, поди-ка.
- И то правда, - отвечает Кокованя, - уговорю как-нибудь.
В праздничный день и пришел он к тем людям, у кого сиротка жила. Видит -
полна изба народу, больших и маленьких. На голбчике, у печки, девчоночка
сидит, а рядом с ней кошка бурая. Девчоночка маленькая, и кошка маленькая и
до того худая да ободранная, что редко кто такую в избу пустит. Девчоночка
эту кошку гладит, а она до того звонко мурлычет, что по всей избе слышно.
Поглядел Кокованя на девчоночку и спрашивает:
- Это у вас Григорьева-то подаренка? Хозяйка отвечает:
- Она самая. Мало одной-то, так еще кошку драную где-то подобрала. Отогнать
не можем. Всех моих ребят перецарапала, да еще корми ее!
- Неласковые, видно, твои ребята. У ней вон мурлычет. Потом и спрашивает у
сиротки:
- Ну, как, подаренушка, пойдешь ко мне жить? Девчоночка удивилась:
- Ты, дедо, как узнал, что меня Даренкой зовут?
- Да так, - отвечает, - само вышло. Не думал, не гадал, нечаянно попал.
- Ты хоть кто? - спрашивает девчоночка.
- Я, - говорит, - вроде охотника. Летом пески промываю, золото добываю, а
зимой по лесам за козлом бегаю, да все увидеть не могу.
- Застрелишь его?
- Нет, - отвечает Кокованя. - Простых козлов стреляю, а этого не стану. Мне
посмотреть охота, в котором месте он правой передней ножкой топнет.
- Тебе на что это?
- А вот пойдешь ко мне жить, так все и расскажу, - ответил Кокованя.
Девчоночке любопытно стало про козла-то узнать. И то видит - старик веселый
да ласковый. Она и говорит:
Максимов Альберт
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Мурич Виктор