поплыву, как Улисс. Уж поплыву, так поплыву! Венеция ведь. Сан-Марко, дворец
Дожей, кладбища подводные. Вот. Ну, умылся, вычистил зубы, покакал в туалете.
Потом опять умылся... Я всегда после того как покакаю, сразу умываюсь. Вот. Ну и
уже оделся. Но захотел есть, как всякий честный немец. Думаю - спуститься вниз,
позавтракать? Гнусно! Рожи какие-то утром видеть - гнусно! Гнусно! - он
зажмурился, потряс головой. - И решил заказать себе в номер. Но не завтрак этот
свинский, кофе с булочкой да сыр вонючий, а нормальный обед. Позвонил, спросил
меню. Выбрал кролика в белом вине. И приносят мне кролика в белом вине. Целого.
И как я, господа, увидал этого кролика, я просто совсем забыл, где я и что я.
Лежит на таком блюде совсем как гусь рождественский. Но это не гусь, а кролик!
Вот в чем штука! Я прямо руками взял его и стал есть. Съел прямо с костями. То
есть, я их не глотал, конечно. А жевал отдельно, тщательным образом жевал жевал
и проглатывал, когда они уже размягчались. Таким образом, съел всего кролика.
Вот. И заказал второго. И самое поразительное! Приносят мне точно такого же
кролика! И вкус точно такой же! Я снова руками за него взялся, а жир так и
потек. Так и потек. И вот, господа, съел я обе задние ноги, берусь за переднюю.
И вдруг вижу в этой ноге отверстие. А из этого отверстия...
- Иосиф, я давно тебя хотел спросить, - перебил Морелля жующий Гитлер, - почему
в России никогда не было философов с мировым именем?
Сталин пожал плечами:
- Не знаю. Я никогда профессионально не занимался философией. Спроси моего друга
графа Хрущева. Он профессиональный философ.
Гитлер посмотрел на графа.
- Вопрос серьезный, господин рейхсканцлер, - вытер плотоядные губы граф. - В
России не может быть философии по определению.
- Почему?
- Нет разницы между феноменальным и ноуменальным. В такой ситуации философу
делать нечего.
- Что же ему остается делать, если он родился философом? - поднял брови Гитлер.
- Мечтать! - ответил за Хрущева фон Риббентроп. - Русские философы не
философствуют, а мечтают. Мой фюрер, я пытался читать Соловьева и Бердяева. Это
литература, а не философия.
- Зато у русских замечательные писатели! - воскликнула Рифеншталь. - И музыка!
Музыка! Я обожаю Скрябина!
- А я Рахманинова, - захрустела Ева сушеной уткой. - Его прелюдии бесподобны.
- И все-таки странно, что в такой великой стране нет философии, - Гитлер
задумчиво оторвал голову у заливного поросенка, посмотрел на нее и откусил
пятачок.
- Какой прок в философии! - дернула плечами Лени. - Я ни разу в жизни не открыла
Канта! Но сняла три великих фильма!
- О, да. Это правда, - кивнула Надежда, расправляясь с налимьей молокой. - Лени,
милая, я не могу забыть этой сцены из "Триумфа воли"... когда фюрер трогает
штурмовиков на стадионе. Эти молнии из рук, как драконы! И тысячи, тысячи
штурмовиков стоят неподвижно! Жаль, что тогда не было цветного кино.
- Я не люблю цвет в кинематографе, госпожа Аллилуева. Цвет убивает тайну
- Эйзенштейн говорит то же самое, - вставил Яков.
Эйзенштейн? - спросил Геринг. - Он жив?
- Конечно, - улыбнулась Надежда. - Наш великий Эйзенштейн жив, здоров и полон
новых замыслов. Он хочет снимать "Преступление и наказание".
- Странно... - Геринг переглянулся с Гитлером. - А я думал...
- Что он погиб во время прошлогоднего еврейского погрома? - Сталин запил кусок
цапли Рейнским.
- Я... что-то слышал подобное, - кивнул Геринг.
- Это "утка", запущенная нашими врагами, - заметил Сталин.
- Пуритане всего оставшегося мира клевещут на вас, Иосиф, - заметил Гитлер. -
Еврейский вопрос в России и твое нестандартное решение его не дает им покоя.
- Решение еврейского вопроса, Адольф, требует деликатности. Оно не должно
сводиться к тупому уничтожению евреев, - проговорил Сталин.
- Скажи это мяснику Рузвельту, - усмехнулся Гитлер. Сталин внимательно посмотрел
на него:
- Придет время, друг мой, и мы вместе с тобой скажем ему это. Но не словами. А
водородными бомбами.
- Я не против, Иосиф. Но у нас всего восемь водородных бомб.
- И у нас четыре.
- Пока этого не достаточно, друг мой. Чтобы преподать урок здравого смысла такой
самовлюбленной стране, как Америка, нужен массированный удар.
- Сколько же?
- Двадцать, Иосиф, - убежденно проговорил Гитлер и положил себе половину
индейки, фаршированной говяжьей печенью и имбирными сухарями, вымоченными в
мадере.
- Двадцать, Иосиф. Я часто вижу во сне эти двадцать шампиньонов, вырастающих над
Америкой.
- Не знаю, Адольф, - Сталин откинулся на спинку стула. - Мне кажется, довольно и
двенадцати. Я рассуждаю так: если мы наносим удар по главным городам США, то в
принципе этих городов как раз и... - он вдруг вздрогнул и, сжав кулаки, громко с
шипением выдохнул. - Извини. Мне надо.
- Ах, конечно, мой друг, - Гитлер сделал знак слуге.
Четверо ниндзя и Сисул внесли осколок колонны со шприцем.
За столом все стихли.
Сталин сделал себе укол под язык, помолчал минуту, провел рукой по розовеющему
лицу:
- Прости, Адольф... О чем мы говорили?
- Сначала - о еврейском вопросе. А потом я...
- Не надо делать культ из еврейского вопроса! - резко заговорил Сталин. -
Американцы уничтожили 6 миллионов евреев. К чему это привело? К мифу о 6
миллионах жертвенных овечек, унижающем каждого еврея. Евреи никогда не были
невинными овечками. Они не цыгане. И не австралийские бушмены. Они активные
преобразователи планеты. За это я так люблю их. Это чрезвычайно активная и
талантливая нация. Вклад ее в русскую революцию огромен. Поэтому мы
расстреливаем не более пятидесяти тысяч евреев ежегодно. Одновременно строим
новые синагоги, еврейские школы, интернаты для сирот холокоста. У нас, в
принципе, нет антисемитизма. Но мы гибки в еврейском вопросе. Например, недавно
завершился процесс по делу так называемого "Антифашистского комитета", куда
входили наши известные евреи - писатели, актеры, ученые. Чем же они занимались в
этом комитете? Составлением "Черной книги" о жертвах холокоста. Составили,
собрали материалы и передали во Францию, где книга была опубликована и стала
бестселлером.
- Мы с женой читали с большим интересом! - воскликнул доктор Морелль, высасывая
мозг из головы омара.
- Что советский народ сделал с этим "Антифашистским комитетом"? - спросил Сталин
у сидящих и тут же сам ответил. - Естественно - повесил, как паршивых псов.
- "Антифашистский комитет"... это не "дело врачей"? - спросила Ева.
Русские гости недоумевающе зашевелились:
- Что ты, Ева!
- Как можно сравнивать!
- "Дело врачей"... это ни с чем не спутаешь...
- "Дело врачей"!
- Да... "дело врачей"... - покачала головой Надежда. - Ева, дорогая. Ты
представить не можешь сколько мы пережили в те роковые дни. "Дело врачей"... Я
не спала тогда трое суток. Это... просто невероятно! Врач, который давно уже
стал членом семьи, оказывается беспощадным, хладнокровным убийцей.
Веста вздохнула:
- Я до сих пор вздрагиваю, когда слышу эти фамилии: Виноградов, Вовси, Зеленин.
- Зеленин! - горько ухмыльнулся Яков. - Он лично подмешивал Щербакову стрихнин в
кокаиновые капли. А Горькому в опийный коктейль - ртутные соли. А братья Коганы!
Как они пытали Тимашук электрическим паяльником...
- Страшные люди, - тяжело вздохнула Надежда.
- Кого они успели убить? - спросила Ева.
- Горького, Щербакова и Жданова, - ответил Сталин. - И еще двух сотрудников
аппарата ЦК, отказавшихся на них работать.
- Я помню этот процесс, - задумчиво проглотил горсть маслин Гитлер.
- Какое героическое, возвышенное и красивое лицо у этой медсестры Тимашук! -
воскликнула Лени Рифеншталь. - Она не побоялась их угроз, вынесла все пытки...
как я люблю таких русских женщин!
- Она украинка, - заметил Сталин и перевел взгляд на свой золотой шприц. - Да. У
Виноградова уже был заготовлен дубликат. И шприца и колонны. Оставалось только
наполнить мой шприц нужным содержимым.
- Их всех повесили, не так ли? - спросила Эмми Геринг.
- Да! На Красной площади! - закивала Лени. - Я видела хронику. Это потрясает,
хотя я не любительница показательных казней. Дюжина дергается на виселицах, а
тысячная толпа пляшет и поет. И радостно смеется. Русские умеют смеяться.
- А евреи - плакать, - неожиданно произнес Сталин.
- Врачи-убийцы работали на сионистский "Джойнт", - сумрачно произнес Хрущев.
Помолчали.
- Мне кажется, у евреев есть одна существенная национальная слабость, -
заговорил Гитлер, наливая себе вина. - Они патологически боятся смерти. Поэтому
они так покорны холокосту.
- Ты считаешь это недостатком, дорогой? - спросила Ева.
- Безусловно. Это ограничивает.
- Да, да! - доктор Морелль выплюнул кусок обсосанной клешни омара. - Мой фюрер,
знаете на что похожа эта еврейская национальная черта? У меня дома три ванны. И
одна, еще дедушкина, имеет одно странное свойство! Когда я в ней сижу и
прижимаюсь низом спины к ванне, она присасывается! Да! Присасывается, как
огромная присоска! Когда сидишь, это, знаете ли, приятно. Но, когда хочешь
встать, ванна не пускает тебя! Держит, держит! Как живое существо! И это...
очень неприятное чувство. Очень!
- С холокостом тоже много проблем, - произнес Сталин, беря веточку укропа и
вертя ею, словно крошечным пропеллером.
- А был ли холокост? - спросил Геринг.
- Ну, все-таки 6 миллионов, - заметил фон Риббентроп.