той руки и запрокинула голову, оголив длинную тонкую шею. - Посмотрите,
как бьется жилка, а вдруг это бутафория? Ну!?
вздохнула, и с неожиданной покорностью сказала:
комбинация! Я с силой ударил по столику и тот покатился в дальний угол,
рсплескивая шампанское. Откуда она знает мое имя, вот еще вопрос. Где я,
господи, что за странная игра?! Да они все сговорились, но ведь это
ложь, да и откуда им знать? Нет, ужасное, невероятное совпадение. Но
нужно сбежать, иначе свихнешься с этими современными театралами. Я уже
направился к выходу, как за спиной послышался скрип открывающегося шка-
фа. Постой, подумал я, в том месте, откуда шел звук, не было никакого
шкафа, а была стена в шелковых обоях. Я обернулся и увидел в распахнутой
потайной двери мою билетершу.
-Моя уборная рядом, и я подслушивала.
топчан.
жиссера, но с претензией и со странными актерскими комплексами. Ей все
кажется, что она играет ненатурально, и у нее идея.
реквизит, ну, например, если по действию происходит дуэль, то и пистоле-
ты должны быть заряженными, и противники должны стрелять без шуток.
не хватает?
жения, в недоумении, с ворохом неразрешенных вопросов? Погодите! - она
почти умоляла.
ня.
лается для него, для него одного, потому и называется - Театр Одного
Зрителя.
Варя сказала.
меня.
а наша Муза на руку нечиста.
карманам?!
остался мой дневник - такая маленькая записная книжица. О нет, там не
обычное развернутое повествование, а лишь одни, как я их называю, сокро-
венные идеи. Вот в чем дело! Я , кажется, нащупывал скрытые пружины те-
атрального действа. Это театр импровизаций. Поймать тоскующего театрала
не трудно на улицах Москвы: идешь и хватаешь у театральных касс. При ми-
нимальной психологической проницательности выбрать подходящую жертву -
элементарно! Потом выпотрошить документики в гардеробе, при общем-то за-
говоре, а там, глядишь, чего и сокровенное подвернется, письмо или запи-
сочка какая, ну а уж если дневник, так это настоящая удача! А дальше,
дальше, как на телепатическом сеансе с подсадными утками. Ох, не люблю я
этих экстрасенсов, гадателей, пророков. А, впрочем, как же с декорация-
ми, не очень тут все сходится, пожалуй, такого за полчаса не наворочаешь
- краска высохнуть не успеет. Да, на импровизацию это мало похоже. Нет,
бежать, бежать.
жизнь, все перепутано.
бледная тень, зыбкое отражение настоящего, и не пытайтесь меня запутать
искусствоведческими банальностями.
ная в том числе, и я не позволю лицедействовать в интимной области. Все,
я ухожу.
на той стройплощадке. - Иначе наступит второе действие, и мне придет-
ся...
жиданной для аткрисы прытью увернулся от ее рук и бросился к настоящему
выходу.
жал направо. Так, найти выход в фойе, смешаться, раствориться в зри-
тельской массе. А вдруг антракт давно закончился? Да нет, без меня не
начнут, да и без Клары то-же. Да, прикинусь зрителем, а там - в гарде-
роб, вырвать документы и бежать, бежать навсегда. А если Бледногубый? Я
услышал позади чьи-то крадущиеся шаги.
объем. Черт, это было не фойе, а незнакомая лестничная клетка - я пере-
путал направление. Ну и хорошо, здесь, быть может, еще ближе к выходу и
свободе. Но, едва я начал спускаться, как внизу кто-то зашевелился.
последнем этаже я огляделся. Дальше можно было взобраться по пожарной
лестнице, по-видимому, на крышу театра, но я толкнул низкую боковую
дверь, и из темноты потянуло пыльным чердачным запахом. Ах, как мне не
хотелось темноты, но снизу приближались торопливые шаги. Я вошел, прик-
рывая за собой дверь, и набросил согнутый из обычного гвоздя крючок. Не
тот ли это крючок, который подсовывал я Кларе в буфете - мелькнула трез-
вая мысль. Ну уж теперь-то я им воспользуюсь по назначению.
чем, о расстояниях можно было только догадываться, светилось квадратное
окошечко. Шаги приблизились, и кто-то, тяжело дыша, замер по ту сторону
двери. Я протянул вперед руки и пошел на свет. Неизвестный подергал
дверь и затих. Я прибавил шагу и, споткнувшись, упал во что-то мягкое и
даже рыхлое. Труп - догадался я. Ага. Так вот где они хоронят своих
братьев-актеров. Я уже приготовился отряхивать от праха руки. Но стран-
ная рыхлая масса не прилипала, и я приподнял ее, что бы рассмтреть. В
искусственном свете я с ужасом понял, что держу своего медвежонка с
красным ухом.
моя болезнь - не воспаленная фантазия хрупкого невежественного детства,
а гениальное озарение, страшное, быть может, научное открытие. Да, это
система знаков, умело расставляемых на моем жизненном пути, как все про-
думано, до каких мелких подробностей. И какой верный финал - раскрыть
все в театре. В том месте, где человеку положенно убеждаться в том, что
он не одинок, что и другие люди бывают с чувствами, т.е. как бы тоже жи-
выми, здесь все раскрыть! Я прижал к себе медвежонка и поднялся на ноги.
ответа.
сценой. Мы встали у самой кромки, впрочем, так, чтобы оставаться неза-
метными. Какое удобное место! Наверное, отсюда специальными людьми низ-
вергаются небесные хляби. Я вспомнил ватный снегопад в Большом в "Пико-
вой даме". Бедный, бедный Германн, тебя тоже обманули. Тем временем вни-
зу, словно на ладони, разворачивалось второе действие.
запрокинув назад головы. Впрочем, Клара как-то слишком жмурилась и дви-