Чтение 59–й страницы книги ~Избранное~

это именно было.
Все вздрогнули. По правде говоря, они забыли о
незаметном человечке, который подбил их открыть дверь.
Теперь же, вспомнив, сразу переменили свое отношение к нему.
На них нахлынуло раскаяние: они пренебрежительно сочли его
суеверным фантазером, когда он позволил себе только
намекнуть на то, в чем теперь они убедились собственными
глазами.
- Ах черт! - выпалил импульсивный уроженец Запада,
привыкший, видимо, говорить все, что думает. - А может, тут
и в самом деле что-то есть?
- Должен признать, - проговорил Феннер, хмуро уставясь в
стол, - предчувствия его преподобия, видимо, обоснованны.
Интересно, что он еще скажет нам по этому поводу?
- Он скажет, может быть, - ядовито заметил Вэндем, - что
нам делать дальше, черт побери!
Маленький священник, казалось, отнесся к сложившейся
ситуации скромно, по- деловому.
- Единственное, что я могу придумать, - сказал он, - это
сперва поставить в известность владельцев отеля, а потом
поискать следы моего знакомца с пистолетом. Он исчез за тем
углом "Полумесяца", где сад. Там стоят скамейки,
облюбованные бродягами.
Переговоры с администрацией отеля, приведшие к окольным
переговорам с полицейскими властями, отняли довольно много
времени, и, когда они вышли под своды длинной классической
колоннады, уже наступила ночь. "Полумесяц" выглядел таким
же холодным и ущербным, как и его небесный тезка; сияющий,
но призрачный, тот как раз поднимался из-за черных верхушек
деревьев, когда они завернули за угол и очутились у
небольшого сада. Ночь скрыла все искусственное, городское,
что было в саду, и, когда они зашли вглубь, слившись с
тенями деревьев, им почудилось, будто они вдруг перенеслись
за сотни миль отсюда. Некоторое время они шли молча, но
вдруг Олбойн, который был непосредственней других, не
выдержал.
- Сдаюсь, - воскликнул он, - пасую. Вот уж не думал, что
когда-нибудь наскочу на этакое! Но что поделаешь, если оно
само на тебя наскочит! Прошу простить меня, отец Браун,
перехожу на вашу сторону. Отныне я руками и ногами за
сказки. Вот вы, мистер Вэндем, объявили себя атеистом и
верите только в то, что видите. Так что же вы видите?
Вернее, чего же вы не видите?
- Вот именно! - угрюмо кивнул Вэндем.
- Бросьте, это просто луна и деревья действуют вам на
нервы, - упорствовал Феннер. - Деревья в лунном свете
всегда кажутся диковинными, ветки торчат как-то странно.
Поглядите, например, на эту...
- Да, - сказал Браун, останавливаясь и всматриваясь вверх
сквозь путаницу ветвей. - В самом деле, очень странная
ветка.
Помолчав, он добавил:
- Она как будто сломана.
На этот раз в его голосе послышалась такая нотка, что его
спутники безотчетно похолодели. Действительно, с дерева,
вырисовывавшегося черным силуэтом на фоне лунного неба,
безвольно свисало нечто, казавшееся сухой веткой. Но это не
была сухая ветка. Когда они подошли ближе, Феннер, громко
выругавшись, отскочил в сторону. Затем снова подбежал и
снял петлю с шеи жалкого, поникшего человечка, с головы
которого перьями свисали седые космы. Еще до того, как он с
трудом спустил тело с дерева, он уже знал, что снимает
мертвеца. Ствол был обмотан десятками футов веревки, и лишь
короткий отрезок ее шел от ветки к телу. Большая садовая
бочка откатилась на ярд от ног трупа, как стул, вышибленный
ногами самоубийцы.
- Господи, помилуй! - прошептал Олбойн, и не понять
было, молитва это или божба. - Как там сказал этот тип:
"Если б он слышал, он бы взял и повесился"? Так он сказал,
отец Браун?
- Так, - ответил священник.
- Да, - глухо выговорил Вэндем. - Мне никогда и не
снилось, что я увижу или признак что-нибудь подобное. Но
что тут еще добавить! Проклятие осуществилось.
Феннер стоял, закрыв ладонями лицо. Священник дотронулся
до его руки.
- Вы были очень привязаны к нему?
Секретарь отнял руки; его бледное лицо в лунном свете
казалось мертвым.
- Я ненавидел его всей душой, - ответил он, - и если его
убило проклятие, уж не мое ли?
Священник крепче сжал его локоть и сказав с жаром, какого
до того не выказывал:
Пожалуйста, успокойтесь, вы тут ни при чем.
Полиции пришлось нелегко, когда дошло до опроса четырех
свидетелей, замешанных в этом деле. Все четверо
пользовались уважением и заслуживали полного доверия, а
один, Сайлас Вэндем, директор нефтяного треста, обладал
авторитетом и властью. Первый же полицейский чин,
попытавшийся выразить недоверие к услышанному, мгновенно
вызвал на себя гром и молнии со стороны грозного магната.
- Не смейте мне говорить, чтобы я держался фактов, -
обрезал его миллионер. - Я держался фактов, когда вас еще и
на свете не было, а теперь факты сами держатся за меня. Я
вам излагаю факты, лишь бы у вас хватило ума правильно их
записать.
Полицейский был молод летами и в небольших чинах, и ему
смутно представлялось, что миллионер - фигура настолько
государственная, что с ним нельзя обращаться, как с рядовым
гражданином. Поэтому он передал магната и его спутников в
руки своего более закаленного начальника, некоего инспектора
Коллинза, седеющего человека, усвоившего
грубовато-успокаивающий тон; он словно заявлял своим видом,
что он добродушен, но вздора не потерпит.
- Так, так, - проговорил он, глядя на троих свидетелей
весело поблескивающими глазами, - странная выходит история.
Отец Браун уже вернулся к своим повседневным
обязанностям, но Сайлас Вэндем соблаговолил отложить
исполнение своих ответственнейших обязанностей нефтяного
заправилы еще на час или около того, чтобы дать показания о
своих потрясающих впечатлениях. Обязанности Феннера, как
секретаря, фактически прекратились со смертью патрона; что
же касается великолепного Арта Олбойна, то, поскольку ни в
Нью-Йорке, ни в каком другом месте у него не было иных
обязанностей, кроме как сеять религию Дыхания Жизни или
Великого Духа, ничто не отвлекало его в настоящий момент от
выполнения гражданского долга. Вот почему все трое
выстроились в кабинете инспектора, готовые подтвердить
показания друг друга.
- Пожалуй, для начала скажу вам сразу, - бодро заявил
инспектор, - бесполезно морочить мне голову всякой
мистической дребеденью. Я человек практический, я
полицейский. Оставим эти штуки для священников и всяких там
служителей храмов. Этот ваш патер взвинтил вас всех
россказнями про страшную смерть и Страшный суд, но я намерен
целиком исключить из этого дела и его, и его религию. Если
Уинд вышел из комнаты, значит, кто-то его оттуда выпустил.
И если Уинд висел на дереве, значит, кто-то его повесил.
- Совершенно верно, - сказал Феннер. - Но поскольку все
мы свидетельствуем, что его никто не выпускал, то весь
вопрос в том, как же его ухитрились повесить.
- А как ухитряется нос вырасти на лице? - вопросил
инспектор. - На лице у него вырос нос, а на шее оказалась
петля. Таковы факты, а я, повторяю, человек практический и
руководствуюсь фактами. Чудес на свете не бывает. Значит,
это кто-то сделал.
Олбойн держался на заднем плане, и его крупная, широкая
фигура составляла естественный фон для его более худощавых и
подвижных спутников. Он стоял, склонив свою белую голову, с
несколько отсутствующим видом, но при последних словах
инспектора вскинул ее, по львиному тряхнул седой гривой и
окончательно очнулся, хотя и сохранил ошеломленное
выражение. Он вдвинулся в середину группы, и у всех
возникло смутное ощущение, будто он стал еще более
громоздким, чем раньше. Они слишком поспешно сочли его
дураком или фигляром, однако он был не так уж глуп,
утверждая, что в нем таится скрытая сила, как у западного
ветра, который копит свою мощь, чтобы однажды смести всякую
мелочь.
- Стало быть, мистер Коллинз, вы человек практический. -