Чтение 59–й страницы книги ~У Черных рыцарей~

этот источник. А должен был первым за него ухватиться. Вам известна история
с журналистом Якобом Бертольдом?

- Что-то слышал, но сейчас не припомню.

- Это немец, антифашист. Накануне мировой войны он бежал в Швейцарию и
опубликовал книгу, где доказывал, что Гитлер готовится к захватнической
войне. В подтверждение своего прогноза Бертольд абсолютно точно называл
количество наших дивизий, более того - раскрыл всю дислокацию армии фюрера.
По приказу Гитлера мы, то есть немецкая разведка, - кстати, я тоже принимал
участие в этой операции, - выкрали Бертольда и привезли в Германию. Конечно,
допрос, требование назвать имена предателей, выдавших военную тайну. И,
представьте себе, Якоб Бертольд наглядно убедил нас в том, что всю
информацию о дислокации наших войск он почерпнул из наших газет и журналов

- Вот-вот... А у вас же перед войной цензура свирепствовала. И вообще
вы, немцы, более пунктуальны и осторожны, нежели славяне.

На следующий день Нунке дал указание по всей агентурной сети о
систематическом изучении советской районной прессы и многотиражек, которыми
раньше пренебрегали. В классе "А" ввели специальную дисциплину.

Навещая каждого воспитанника, заканчивающего класс "А", Думбрайт
обращал особое внимание на знание такой прессы и "гонял" по ней учеников,
как по учебнику. Он требовал, чтобы они назубок знали фамилии всех
руководящих работников района или области, имена знатных людей, даты
съездов, конференций, интересных собраний, репертуар местных театров и кино.
Необычайно интересовала его и самодеятельность. Нунке заметил, что босс с
удовольствием выслушивал тех, у кого была склонность к музыке, живописи или
литературе.

Вот и сегодня он провел чуть ли не час в двадцать восьмом боксе, слушая
слабенькие стишки одного доморощенного поэта.

- Я даже представить себе не мог, что вы так интересуетесь литературой
и особенно поэзией, - удивился Нунке.

- Поэзия? Это вы о том, из двадцать восьмого? расхохотался Думбрайт. -
Он такой же поэт, как вы миссионер.

- Тогда почему же вы провели с ним столько времени?..

Думбрайт снисходительно похлопал Нунке по плечу:

- До мая сорок пятого борьба шла вооруженная нужны были автоматы,
пушки, самолеты. Сейчас мы начали борьбу умов, идеологий. Иная борьба - иное
оружие: философия, живопись, музыка, литература. Уверяю вас, агент, который
организует литературный кружок или подпольную выставку картин нужного нам
направления, стоит не меньше, чем специалист по активным диверсиям. Вот
почему я слушал опусы этого рифмоплета. Пойдемте скорее ужинать, хочется
прополоскать горло!

"Полоскал горло" Думбрайт лишь вечером чистым бренди, и весьма
основательно. Впрочем, пьяным Нунке его никогда не видал. Только краснело
лицо да громче становился голос.

В этот вечер он тоже много выпил, хотя и цедил бренди сквозь зубы
маленькими глоточками, словно смаковал тонкий букет вина.

Неожиданно для Нунке Думбрайт отставил только что налитую рюмку.

- Съездим на аэродром, поглядим на парашютистов? Хочется на воздух!

- Прыжки начнутся только через час. Может быть, взглянете на карту? Вы
приказали приготовить к вечеру!

- Хорошо. Тащите карту!

Нунке долго колдовал возле замка сейфа, наконец, вытащил вчетверо
сложенную карту европейской части Советского Союза, испещренную кружочками,
квадратиками, треугольниками, и разложил на столе.

Думбрайт долго и внимательно изучал эти значки.

- Мало! До смешного мало! И это все, на что способна ваша школа?

- Максимум! Но ведь мы не одни, существуют десятки других подобных
заведений...

- Мало! Мало! Боже, как мало! - упрямо повторял Думбрайт, продолжая
изучать карту.

- Если взять нашу школу в отдельности. Но ведь вы сами сказали, что
списки бывшей немецкой агентуры попали к вам! Выходит...

- Этой агентуры не существует, мистер Нунке! Практически она равна
нулю! Если и сохранился какой-нибудь неразоблаченный агент, то мы не такие
дураки, как Шлитсен, чтоб на него рассчитывать.

- Преувеличение, мистер Думбрайт, уверяю вас! Отступая из России, мы
позаботились о том, чтобы оставить там широкую агентуру и хорошо
законспирированные явки. Таким образом...

- А вышел пшик! Мы тоже обрадовались, Когда к нам попали ваши списки.
Помните, я даже хвастался перед вами! А что получилось на практике? Прошло
немногим больше полугодия, и списки эти спокойненько можно выбросить на
помойку. Ваша прежняя агентура - сегодня миф! Одни сами пришли в советскую
контрразведку с повинной и рассказали все, что знали, других схватили на
месте преступления! Когда ниточка в руках, клубочек разматывается и
разматывается... Те одиночки, которые, возможно, притаились, словно мыши в
норках, надеются, что о них позабыли... Фактически в России надо все
начинать сначала.

Думбрайт сердито отодвинул карту и заходил по кабинету.

- Спрячьте это до завтра! Надо что-то придумать... Кстати, как дела у
Воронова и Шульца? Сегодня я их почему-то не видел. Баклуши бьют? Пойдите
разузнайте! А я тем временем напишу патрону. Не думаю, что его порадуют наши
новости.

- Я только позвоню Шульцу, узнаю - у себя ли он. Вы не возражаете?

Думбрайт вдруг вспылил:

- Надо так поставить дело, чтобы вам докладывали, а не бегать
разыскивать своих подчиненных!

- Очевидно, Фред на аэродроме, а Воронов еще не закончил занятий со
своими святошами. Пойду проверю...

Назначенный руководить секцией сектантов, Воронов назвал ее классом
"Аминь".

- Почему "Аминь"? - удивился Думбрайт, услышав название.

- "Аминь" значит "конец", - хитро прищурился Воронов, возможно, чтобы
скрыть грусть, невольно прозвучавшую в голосе. - Мне пошел семьдесят первый.
Думаю, что воспитание кадров пресвитеров, священников и руководителей разных
сект мое последнее занятие . Потому и "Аминь"..

Думбрайт, любивший неожиданные названия и прозвища, рассмеялся.

- Только вот что, мистер Воронов, - предупредил он, - не приучайте
ваших преподобных к водке! Дай вам волю, так на вас не напасешься!

- Высокочтимый мистер Думбрайт, и вы, уважаемый герр Нунке! Я не знаю,
как обстоят дела в современной России с сектами, церквами и их служителями,
но прекрасно помню сеятелей на ниве божьей России дореволюционной -
религиозной, суеверной и пьяной. Вы тогда не нашли бы ни одного попа,
дьячка, пономаря, который не выпил хотя бы двух рюмок, на крестинах,
именинах, свадьбе, поминках, на рождество, на Новый год, на крещение, на
масленицу, на пасху, вознесение, троицу, на заговенье перед Петровками, на
Петра и Павла, на, на, на... А если сосчитать всех святых да угодников им же
несть числа, - не бывало и дня, чтобы поп со своим причтом не пил... Не
думаю, чтобы как раз здесь что-либо изменилось! Ведь это даже не новая и
старая Россия, а древняя Русь, веселье которой, как сказал равноапостольный
князь Владимир, "есть пити"... Аминь!

Последнее слово Воронов пропел во весь голос, и оно эхом прокатилось
под сводами школы. Думбрайт зажал уши.

- Колоритная фигура! - сказал он, когда генерал вышел. - Давно работает
на вас?

- Лет двадцать.

- А до этого?

- "Интелидженс сервис". Есть основания предполагать, что уже во время
первой мировой войны он был связан с английской разведкой, поэтому и
эмигрировал в Англию после революции в России.

- Почему перешел к вам?

- Кто-то из белоэмигрантов выпустил в Париже мемуары, где припомнил и
заслуги генерала, который с ведома и по поручению русской разведки ловко
морочил голову своим английским коллегам. Воронову дали пинка под зад, и он
предложил нам свои услуги.

- Очевидно, генералу есть что вспомнить!

- Еще бы! Мог бы написать несколько томов любопытнейших воспоминаний:
все-таки прошел школу трех разведок и знаком с их кухней.

- То-то и оно... - повертел головой Думбрайт.

- У вас возникли какие-то сомнения относительно Воронова? Уверяю вас,
он служит нам верой и правдой! Ему больше некуда податься, да и стареть
стал.

- Именно это меня и беспокоит.

- Вас волнует вопрос о пенсии?

- Какой пенсии? - удивился Думбрайт. - Ах, это вы об обещанной
компенсации при выходе в тираж? Что же, пусть тешит себя этой мыслью, пока
способен работать. А потом... потом увидим! Я не сторонник того, чтобы
цацкаться с такими , как он. Тот, кто много знает, всегда опасен! Учтите
такой психологический момент: разведчик всегда таит в себе чересчур много
скрытого от других, и чем больше всего этого накапливается, тем сильнее
становится внутреннее давление.

- Простите, я не совсем понимаю, какую опасность это представляет для
нас.

- Такие, как Воронов, всю жизнь живут двойной жизнью: внутренней,
скрытой от всех, и внешней, которая проявляется в действии, становится
доминирующей и угнетает первую. Хороший разведчик прежде всего молчальник. И
вот, когда он выходит в тираж, внутреннее давление, не сдерживаемое более
внешними обстоятельствами, словно прорывает оболочку, и все, о чем молчалось
и что накапливалось годами, вырывается наружу. Вы читали мемуары бывших
разведчиков? Всех их словно прорвало, так они спешат выговориться. Они
становятся болтунами и рассказывают о таких вещах, которые...

- Не подлежат оглашению, - то ли спросил, то ли подтвердил Нунке.