Чтение 59–й страницы книги ~Черное сердце~

перейти на другую сторону. Он набрал номер Макоумера, рассказал о том, что
произошло.

( Она вступила с ним в контакт, это несомненно.

На другом конце молчали. Киеу ничего не чувствовал, он был лишь сосудом,
который примет любое содержимое.

- Мне это не нравится, - сказал он.

- Мне тоже, - голос Макоумера гудел в трубке. - Наверняка Атертон
совершил какую-то грубейшую ошибку. Видимо, она была в доме, когда он звонил
Эллиоту. Но не стоит по этому поводу беспокоиться.

Отнять чужую жизнь - любую жизнь - это был грех. И потому он подумал о
Малис. И, чтобы защититься, инстинктивно прибегнул к методу, которому обучил
его когда-то Преа Моа Пандитто. Теперь этот метод для него был так
естественен, словно он впитал его с молоком матери: он обратил свой взор
внутрь себя.

- Что-то надо предпринять, - произнес Макоумер. В голосе его не было ни
грамма нерешительности, напротив, твердая убежденность. - Наша безопасность
под угрозой, и мы вправе предполагать худшее. Ты согласен, Киеу? В конце
концов, ты - мой сын.

- Да, отец, - Киеу никогда бы не пришло в голову подвергнуть сомнению
решения своего названного отца. - Совершенно очевидно, мисс Кристиан что-то
узнала. Что именно, мы определить не сможем, если она не отправится к нему в
квартиру, а этого мы предсказать не в состоянии.

- У тебя портативный приемник с собой?

- Да. И где бы они в квартире ни находились, я все равно услышу каждый
звук.

- Я поступил правильно, приказав тебе не спускать с Эллиота глаз, - на
этот раз Киеу уловил в голосе Макоумера какой-то намек на чувства. - Но
хорошо бы, чтобы я оказался не прав.

- Макоумер немного помолчал, потом спросил:

- За что он меня так не любит, Киеу?

- Я не знаю, отец.

- Но ведь сын должен любить своего отца, не так ли?

- Это его долг.

- Я же его люблю. Неужели он не понимает этого? Я действительно люблю
его.

- Я знаю, - в голосе Киеу прозвучала печаль, он ничего не мог с собой
поделать. - Он - ваша плоть и кровь.

- Да, моя плоть и кровь... Но я не могу доверять ему так, как доверяю
тебе.

- Благодарю, отец.

В трубке послышались какие-то помехи, мелодия, потом все исчезло.

- Ее надо остановить, - переждав помехи, сказал Макоумер. - У нас нет
иного выбора. Накажи ее, наказание должно быть максимальным, - он не мог,
точнее, не должен был произносить этот военный термин: когда он впервые
применил его, Киеу пришлось переспрашивать. Но теперь Киеу уже знал его
значение.

Он повернулся и глянул на вход в ресторан.

- Хорошо, отец, - ответил он и склонил голову.

Кэтлин издала тонкий ноющий звук. Теперь она превратилась в марионетку на
веревочке, которую держал обладатель этих демонических глаз.

В тот долгий миг, что она смотрела в эти глаза, она успела разглядеть в
них невозможное. В их глубине она увидела зло, мучительные ночные кошмары,
сверкающие на солнце черепа, трупы, истекающие кровью. Она увидела сгоравших
заживо детей, и матерей, прыгающих за ними в пылающий ад. Она видела
насилие, садизм, террор и страх.

И теперь она знала, кто держит ниточку ее жизни, правда нахлынула на нее,
пробилась сквозь барьер сковавшего разум животного ужаса.

Это был камбоджиец. Ошибки быть не могло. И на мгновение она вдруг
подумала: как ее могло привлечь это лицо, это тело? Теперь она чувствовала
только отвращение и страх, будто она смотрела в лицо самой смерти.

Это было невыносимо. Она закричала и заметила, как сверкнула в солнечном
свете какая-то стальная штука. Блеск был настолько чудовищен и нестерпим,
что мышцы, сдерживавшие прямую кишку, непроизвольно разжались, и она сама
почувствовала гадкий запах. Что ж, по крайней мере, я еще жива, успела
мелькнуть мысль.

Стальная плеть вновь вспыхнула на свету, но теперь вокруг нее сомкнулась
тьма, и с этой тьмой обрушилась на Кэтлин боль, с которой ничто не могло
сравниться. Это был ожог такой силы, словно она попала в пылающее солнечное
ядро.

Кэтлин упала на спину, кожа ее разорвалась, хлынула кровь. Ее кровь. Рот
открылся, и Кэтлин исторгнула пищу, которая ей уже никогда не понадобится. А
обжигающие удары все продолжались и продолжались, пока Кэтлин не отказалась
их воспринимать и не заблокировала все нервопроводящие пути. Не осталось
ничего, кроме плавающих в бесконечном пространстве серых точек, но и они
удалялись с какой-то завораживающей медлительностью.

И тогда жизнь, которой Кэтлин так дорожила, за которую держалась так
крепко, которую так не хотела отдавать, наконец покинула ее.

- Нет! - кричал Эллиот. - О Боже; нет! Он рыдал, слезы катились у него по
щекам. Он прижался к стене, выкрашенной в холодный зеленый цвет, по спине
его струился пот. Мозг его разрывался на части, словно в него вторглась
армия термитов.

Ногти непроизвольно скребли лицо, на мгновение ему пришла в голову
невероятная мысль, что он может отгородиться от этого ужаса, просто от него
отвернуться. Но он не мог отвернуться. Он не мог даже закрыть глаза: в них
словно вставили распорки.

Это наказание, думал он, наказание за то, что я ослушался отца. Ему даже
в голову не пришло усомниться в правомерности появления Киеу и в
справедливости его действий. Смерть парализовала его склонный к истерии
разум.

Для Эллиота Киеу был посланником Господа, исполнителем Его воли. И Меня
следует наказать! Я должен быть подвержен бичеванию! Но какой-то частью
своего разума он все же понимал, что вот здесь, сейчас, убивают его душу,
то, что делало его человеком, отличным от других людей, и это не кровь
Кэтлин течет из ее тела - это, словно вода сквозь пальцы, утекает его ?я?.
То, чем он не был, пока в его жизни не появилась Кэтлин, и то, чем он уже
никогда не станет.

И теперь он не чувствовал ни ярости, ни печали. Он понимал, что отныне
его удел в жизни - быть ничтожеством. Ничем. И бороться с этим смысла не
имеет. Он попытался, всего лишь раз попытался, и вот что из этого вышло.

Киеу стоял на коленях на постели и держал в вытянутых руках окровавленное
тело женщины. Он и сам был забрызган кровью, калом, ошметками кожи. В
комнате ужасно воняло, но он привык к такому запаху.

Кровь мерно капала на пол. И Киеу вдруг увидел результат того, что он
сделал: кровь, кровь на женщине, кровь на нем. Рот женщины был разверст,
словно вход в темную пещеру, откуда тянуло смертью.

Но, и умирая, она продолжала сражаться, сражались ее руки, ее острые
ногти - они впились в тело Киеу, разодрали ему рубашку и кожу под рубашкой,
оставив на его груди розовые бороздки, словно она хотела утащить его за
собой, в смерть.

Киеу встряхнулся, один за другим оторвал ее уже неживые пальцы, отпихнул
тело и долго-долго выдохнул.

Голова Кэтлин упала на колени Эллиоту, и он, закричав, еще сильнее вжался
в стену. А Киеу, оскалившись, словно впервые его увидел и за плечи потянул
Эллиота вперед, повалил на окровавленный труп.

- Смотри, ты! Ты понимаешь, что ты наделал? Понимаешь?! - Киеу
действительно был испуган тем, как близко его брат подошел к тому, чтобы
взорвать всю ?Ангку?.

И на мгновение свет вновь зажегся в Эллиоте. Он вспомнил всех девушек,
которых увел у него Киеу, всех девушек, которые по праву должны были
принадлежать ему.

- Да, - с вызовом ответил он. - Она дала мне жизнь, она хотела быть со
мной, именно со мной!

И тогда Киеу ударил его по лицу. Голова Эллиота дернулась, и глазах его
появилось какое-то детское удивление. Лицо же Киеу превратилось в маску,
побелело, словно от него отхлынула вся кровь.

- Нет! Она заставила тебя забыть об ответственности. О твоем долге
перед ?Ангкой?! - И снова он ударил его по лицу. - Ты не уважаешь отца! -
Еще пощечина, и еще, - Ты ничего не понимаешь! И ничего не заслуживаешь!

Эллиот зарыдал, как ребенок, в голове его, вытесняя все мысли, звучало
одно лишь слово: ?ничего, ничего, ничего?.

- Да, я знаю... - жалобно прошептал он.

Март - апрель 1969 года, Район 350, Кампучия

Три года сражении в джунглях Кампучии были равны трем столетиям. Особенно
если учесть, что за эти три года обстановка, по сути, не изменилась.

Правда, с красными кхмерами, как с силой, сражающейся за освобождение,
теперь приходилось считаться. Число их значительно возросло, да и оружия у
них теперь было гораздо больше.

Но прежнее правительство все еще оставалось на своих местах. И
по-прежнему страной правил ненавистный Сианук, хотя красные кхмеры уже давно
грозились с ним разделаться. В 1968 году его премьер-министр Лон Нол попал в
автомобильную катастрофу - он лично выехал на одно из мест боев. Его
отправили на лечение во Францию, но год спустя он вернулся к исполнению
своих обязанностей, и многими владело странное чувство: будто какая-то
машина времени швырнула их на год назад.

Изменилось лишь одно: умер Мусаши Мурано.

Именно этим событием измерялось отныне для Сока время. Память о семье
была теперь словно запечатана где-то на дне его души, он даже уже не помнил,
в каком именно месяце они сгорели. Джунгли и постоянные бои продырявили