зависишь! Скотина - одно слово, а тоже сумел подпереть себя опорами,
возвел крепостные валы, сумел втереться в доверие. Такие же, мордорылые,
меж собой толкуют: наш человек! Надо ж! Ни мозгов, ни упорства, ни вида
человеческого, может потому и наш? Смехотворный тип, вот и устраивает,
выгодный фон, не подсидит, не взбрыкнет, предан, как раз понимая
никчемность свою в любом серьезном деле.
Гомонили, распивали чаи, всклокоченные, перевозбужденные, не похожие на
себя.
всеобщее обозрение тугую грудь. Бесстыдством в их кругах не удивишь, но
Фердуеву другое бесило: расселась, сытая, гладкая, во все сезоны
навороченная в привозное, тварь, а Нинка в свои двадцать с хвостиком
металась по зоне и думать не думала, что так люди живут, слыхала всякое,
но не верила, чтоб без вони, без мордобоя, без подстилания под разных
мужиков, чаще потливых, с несвежими запахами изо рта, добро, если
сивушными, а то и гнилью сшибающими за версту.
поскакали в парную.
опустела. - Не уважаете?
работы.
одной отбирает. Абрикос фрукт особенный. На прошлом дежурстве вычитал, что
в азиатских горах есть затерянная долина, и живут там люди, единственно
питаясь абрикосами, натуральными, вялеными и еще по разному
приготовленными, но только абрикосами, подчеркну... так в этой долине
мужики по сто лет мальчиками считаются, бабы по девяносто - девочками. Сто
пятьдесят не возраст, и воздух там разреженный. Выходит, чем меньше дышишь
и, само собой, меньше жрешь, тем более век твой продляется. Все бы ничего,
да при мизерном харче и в изоляции, и деньги навроде лишние, никак такого
поворота взять в толк не могу. Нас ведь как вымуштровали? Чтоб там газеты
не трещали, что масляноглазые проповедники в телерамке не талдычили, а
денежки основа основ, почище воздуха пригождаются. Выходит, правители наши
в заботах о державных чадах решили держать нас в условиях денежного
разряжения - нехватки всегда и на все - для нашего же блага, для продления
века индивидам. Затейливая история вытанцовывается. Бедуем для блага! Еще
намекают башковитые говоруны, вот, мол, иезуиты мастеровитые были на
издевку. Куда им, подрясникам, тягаться с нонешним веком? Дак я отвлекся,
занесло на обочину разговора. Абрикос растение таинственное, возьмите к
примеру...
Через полчаса парящиеся, изошедшие десятыми потами, оголодали, жор напал
внезапно и рьяно, решили махнуть на террасу, довершить пир.
усталостью кропило землю укороченными лучами.
присыпанными снегом. Хозяйка подставила лоб угасающему солнцу, волосы ее,
неправдоподобно смоляные, подчеркивали белизну резко очерченного, будто
резцом вырубленного лица. Васька делился своими страхами, намекал, будто
кольцо сжимается, тревоги накатывали волнами пенными, с крутыми гребнями.
Фердуева ценила Помрежа. Васька ей подходил в советники сразу
установившейся бесполостью их отношений, размеренностью суждений, а также
склонностью к вышучиванию окружения. При видимой сумеречности натуры,
скрытно от любопытствующих, Фердуева любила зубоскалить о приближенных, до
сих пор изумляясь, как ей, девочке из глубинки, удалось подмять столичных
ушляков и ушлянок; в ее сторожевой гвардии народ водился клыкастый,
погонявший в вагонах-ресторанах подавальщиками, заведовавший парковыми
биллиардными, швейцаривший в дверях ресторанов высших категорий, державший
нутриевые фермы, подстригавший пуделей в обеспеченных домах, промышлявший
клюкву с риском гадючьего укуса или отморожения придатков... сторожили
люди всякие, но чаще интересные, только копни и насыпят из пережитого, не
поверишь...
надломилась еще до двадцати - открытый перелом души - так и не срослось,
хоть годов утекло вдоволь.
нагнетал равномерно, методично, время от времени, посматривая в лицо
хозяйки, лишенное выражения, высвеченное ленивыми лучами. Не открывая
глаз, Фердуева прервала:
красноту клетчатым платком.
добро б если мелочь, а если крупняк огуляет по темени...
ласковое тепло отвращало от недоброго.
десяти по направлению к баньке.
рук не приложить.
боись, я же не дура без кольчужки уязвимые места под нож выставлять.
иной похлеще пики, а то и копья.
и сплетают свои параграфы, чтоб драть с люда семь шкур с одной спины.
Человек рождается с верой в закон, от Бога, как рождается с ресницами и
ноздрями, а поживет и смекает: пустышка - закон, каждый вертит его, как
хочет, а у нас-то вертуны особенно исправные. Умер закон у нас,
растворился в бескрайности родины чудесной. Но... на рожон лезть глупо,
скажем сигать под двести шестнадцатую прим. Содержание притонов или
предоставление помещений для тех же целей. - Фердуева подняла воротник,
пощекотала уши длинным ворсом. - Наказывается лишением свободы на срок от
пяти до десяти с конфискацией.
двести шестнадцатой и прочих нас страхует дядя Филипп, тут порядок, а
северяне наглеть не станут, Чорк не допустит их усиления, пошипят мелочно,
а мелочей, Вась, я не боюсь, уколы да щипки даже бодрят, вроде
кровопускания, оживляется организм.
недавнего кутежа, хозяйка скользнула взглядом по перчаткам, пригодным
разве что для горных склонов альпийских курортов, в глазах ее метнулись
смешинки.
раз мужики крякают в ее объятиях, то и Фердуева потерпит, а я терпеть
страсть не уважаю, не приучена, натерпелась на сто лет вперед.
гребешок, непочтения хозяйка не прощает, и хотя Приманка непосредственно
не сторожила, но входила в сферу влияния Нины Пантелеевны, а раз так и
ответ ей предстояло держать на общих основаниях.
растрепанными сединами. Наташка уворачивалась от объятий дона Агильяра,
начмаг забегал то слева, то справа, пытаясь зажать Наташку и силой жима
выдавить из девицы обиду или непокорство.
каждый день подвал, девки орут, мясо воняет, Шурф с Ремизом свои делишки
крутят. Дурасников парит коршуном в исполкомовских высях, ребятки Филиппа
заскакивают, будто невзначай, пожарники, сэсники, контролеры всех мастей и
каждому причитается, каждому вынь да положь. Связи крепятся годами, а
рушатся вмиг. Одному икряки дал, другого обделил, считай, обиженный
затаился до поры, но сладости мщения не упустит. Головная боль! Крутись
меж десятков, клацающих зубами, и каждому угождай. Где ж праздник, Вась?
Нет его, помнишь, как в фильме у этого, что помер до срока от пособлений
родимой медицины.
приложила руку к животу, теплый беличий комочек, смахнувший снег на
волосы, похоже напоминал о другом комочке, дающем знать о себе дурнотным
головокружением.
к чему клонит хозяйка, замкнулся в молчании.
склоненную над тазом, стирающую подгузники или всовывающую запечатанную
соской бутылку в розовый рот.
Мережковский Дмитрий
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Березин Федор
Суворов Виктор