ехидные морщинки у глаз, поджатый рот... корявые пальцы, сжимающие трубку из
одеревеневшего корня ма-линь...
***
пробирает, холодом веет, леденит душу. Мрачно вокруг, страшно вокруг. Сразу
померк и чуть теплится яркий светильник перед дщицей покойного, жертвенные
свитки по стене мечутся, флаг погребальный трепещет, усопшего душу сокрыв.
***
бабки Цай медленно сползла почти неразличимая слеза.
7
комнату впорхнула Святая Сестрица собственной персоной.
- вертлявую служа-ночку; но явления, госпожи он не предполагал.
светло-коричневая кофта с креповой каймой вокруг ворота и юбка из лощеного
шелка, из-под которой выглядывали атласные туфельки. Прическу же украшали
серебряная с чернью сетка и перья зимородка - а выглядела госпожа по крайней
мере лет на десять моложе.
вдвое с хвостом по отношению к своему истинному возрасту.
мрамором столик и, не говоря ни слова, стала глядеть на лазутчика поверх
бронзовой курильницы.
слушался лазутчика, и звук вышел сиплым, - когда явится мой наставник?
мой милый инок?
и... во многом другом.
пренебрегать и прочими способами раскрытия сокровенной сути? - мурлыкнула
Святая Сестрица, беря звучный аккорд на своем цине. - Хочешь, я спою тебе
сутру? Священную сутру как раз для таких милых иноков, как ты? И запела,
умело аккомпанируя себе:
певали девицы во многих чертогах луны и дыма, прежде чем приступить к
ублажению гостя - то есть к игре с тем самым замечательным детиной, о
котором шла речь в песенке.
оставив цин на столике, и подошла к лазутчику. - Это еще что, милый мой
монашек! Мы с тобой сейчас познаем Учение, что называется, трижды со всех
сторон! Ах, как долго я томилась, как долго ждала, о юный инок!.. Ты не
можешь представить себе, у тебя не хватит воображения... и что бы ни говорил
старший братец Ян - эта ночь моя!
благовоний вдруг осязаемо потянуло мертвечиной.
напрягшемуся лазутчику. - Если я возьму ивовый прут и сделаю из него фигурку
мужчины?!
через мгновение превратившийся в крохотное подобие Змееныша.
лоскутом кровавого шелка... сердце наполню полынью, руки проткну иглами,
ноги склею смолой...
жизнь.
его на тот свет, после которого лазутчик принялся "сбрасывать кожу".
иглами в руках не шевели даже пальцем во вред мне, со склеенными ногами не
ходи куда не надо, с завязанными глазами не смотри по сторонам...
двинуться с места.
немедленного удовлетворения; сладко заныло в паху, и чей-то голос забубнил
прямо в уши, хихикая и сопя:
***
подруге - в цветах порхают. Парами свиваясь, ветви ликуют, шелестят
неугомонно. Алые губы жаждут поцелуя, румяные ланиты томятся без горячего
лобзанья. Взметнулись высоко чулки из шелка, вмиг над плечами возлюбленного
взошли два серпика луны. Упали золотые шпильки, и изголовье темной тучей
волосы обволокли...
***
к ложу - а в ушах все смеялся чужой, навязчивый голос, повизгивал зверем в
течке:
***
ладов. Стыдится тучка, и робеет дождик. Все хитрее выдумки, искуснее затеи.
Кружась, щебечет иволга, не умолкая. Страстно вздымается талия-ива, жаром
пылают вишни-уста. Колышется волнами нежная грудь, и капли желанной росы
устремляются к самому сердцу пиона...
***
на теряющего сознание Змееныша, и на какое-то мгновение он почти пришел в
себя. Не заботясь ни о чем - ни о сохранении личины, ни о жизни Святой
Сестрицы, - лазутчик вцепился обеими руками в обнаженные плечи госпожи,
рядом с точеной шеей, большими пальцами нащупал точки "ян-чжень" над
ключицами, средними же уперся в основание черепа и тройным посылом ударил
всем внутренним огнем, какой у него еще оставался. Навалившееся следом
изнеможение лазутчик отшвырнул в сторону, как отбрасывают надоедливого
щенка; госпожа вздрогнула, лицо ее неуловимо исказилось, ощерилось
белоснежными зубами, заострилось, будто у животного...
крепко досталось). - Нет, дорогой мой, ты все-таки будешь меня любить... а
там придет черед и твоего наставника.
последние остатки одежд госпожа вспрыгнула на Змееныша сверху.
изнутри.
8
слетела с него.
совместного моления монаха сперва уговаривали выпить вина, после целое