"Осознал, - кивнул Эндрю. - Короче говоря, вы хотите, чтобы "Горбовски"
дальше орбитальных верфей не улетел".
"Пусть летает куда угодно, - улыбнулся майор, - только на обычной ядерной
тяге. Как думаешь, это тебе по зубам?"
"Надо схему посмотреть", - сказал Эндрю. Майор достал из кармана диск,
зарядил его в терминал и вывел на экран список документации по "Горбовски"
"Изучай пока, - предложил он, отстегивая от терминала полвинчестера, - а я
завтра к тебе загляну".
Эндрю от такой щедрости буквально обалдел. То ли майор не понимал до конца,
с кем имеет дело. То ли психологи тюремной медкомиссии, не разобравшись в
загадочной русской душе, сказали ему, что заключенный Вернер сломлен и
готов сотрудничать. Так или иначе, но через два часа ожесточенного стука по
контактам Эндрю уже располагал программным обеспечением куда лучшим, чем
то, что майор унес в кармане. К рассвету вышел в локальную сеть тюрьмы. И с
глубоким огорчением заключил, что бежать - во всяком случае, отсюда -
действительно номер дохлый. Тогда он раздраженно глянул на схему
"Горбовски" и понял, что капитально испортить это чудо техники сумеет
голыми руками и за пять минут.
"Ладно, майор, - сказал он на следующий день особисту. - Тащи сюда этого
маньяка".
Через неделю у Эндрю состоялся примечательный разговор с капитаном Ризом, в
ходе которого Вернер мучительно сдерживал эмоции, дабы не рассмеяться.
Возможно, капитан Риз и был маньяком, но дураком не был точно. Ему хотелось
жить, в нуль-Т он не верил совершенно, и главным желанием капитана было не
дать кораблю уйти в подпространство. Вслух этого Риз не говорил. Более
того, на словах он нес ахинею, доказывая Эндрю, как надежен "Горбовски" и
как лихо они прокатятся на нем по неведомым мирам. Но рукой капитан нервно,
будто настоящий псих, цеплялся за плечо Эндрю. И вовсю отбивал на нем
морзянку. Эндрю в ответ ласково придерживал сумасшедшего за колено,
стараясь не слушать его словесный понос. И, в свою очередь, правдоподобно
возражал и упирался для успокоения встроенной неизвестно в какой угол
скрытой камеры слежения.
Когда довольный Риз ушел, Эндрю даже подумал - а не доказать ли майору свою
преданность и не заложить ли этого мужика, благо Риз ничем не рисковал. Но
по зрелом размышлении понял, что, во-первых, Риза тогда могут счесть
нормальным и все-таки по старой памяти расстрелять за угробленных
десантников и сорванную операцию. Во-вторых, фокус с морзянкой еще мог
пригодиться. Кроме того, как ни выгодно было начать карьеру секретного
агента с качественного доноса, стучать Эндрю все-таки было противно.
Трибунал не поскупился и обрадовал лейтенанта Вернера пожизненной каторгой
с лишением наград и звания. Но майор не соврал - вместо этапа на Ганимед
Эндрю сменили меру пресечения и до отправки на "Горбовски" послали в
закрытый тренировочный лагерь для таких же штрафников. Отличие Вернера от
остальных было в том, что его расконвоировали, поселили отдельно и
зачислили в обслуживающий персонал.
А вскоре попросили согласиться на предложение зеков поколдовать с охранной
системой. Группа недовольных жизнью заключенных собиралась в бега, и
особистам надо было, чтобы побег частично удался. Человек пять лишних
охранники должны были застрелить, а вот двоим полагалось из лагеря уйти.
Эндрю, скрипя зубами, согласился. Договариваться к Эндрю пришел один из
будущих трупов, красивый юноша с мягким лицом и приятными манерами. В
оплату услуг он предложил Эндрю пистолет с двумя патронами, литр браги и
себя. Вернер посмотрел в глаза человеку, который должен со дня на день
умереть не без его помощи, и чуть было не сказал ему: "Не ходи". Но
вспомнил, что сам тоже очень любит жизнь, взял бутылку, а от пистолета и
сексуальных услуг холодно отказался.
Юноша заработал пулю в затылок у самой границы лагеря, и Эндрю утешал себя
тем, что парень хотя бы не мучился.
"Ну, и как тебе понравилась его попка? - спросил майор. - Или ты его в
ротик?"
"Я не по этой части", - ответил Эндрю.
"Будешь, - пообещал майор. - Тебе еще здесь сидеть не пересидеть".
"Это как?" - удивился Эндрю.
"Ты не пойдешь на "Горбовски", - объяснил майор. - Тут для тебя есть дело
посерьезнее. Через месяц-другой. Не пожалеешь, честное слово.
Ответственейшая миссия. Гордись, парень, будешь трудиться на благо всей
планеты".
Эндрю выругался по-русски, чем очень майора развеселил, и ушел к себе.
Заработанную предательством бражку он распил с начальником лагеря и вместе
с ним на служебной машине уехал в бордель. На руке Эндрю красовался
браслет-определитель, снять который можно было, только отрубив кисть. Эндрю
вскрыл браслет на глазах у начальника, но тот ему посоветовал не отключать
маячок, потому что тогда в лагере поднимется дикий шухер и поездка к бабам
выйдет несколько скомканной, то есть потрахаться они успеют, а посидеть
по-человечески - нет.
"Впрочем, - философски заключил начальник, -тебе-то, русскому, и браслет ни
к чему. И так найдут, если что".
"Да что у меня, на лице написано, что я русский?" - взвился Эндрю.
"Да, - твердо сказал начальник лагеря. - Заявляю как полицейский офицер. Не
убежать тебе, Энди, даже и не думай. Все равно поймают, раньше или позже. И
тогда - к стенке".
"Куда же мне деваться?" - спросил Эндрю упавшим голосом.
"Наверх, - сказал начальник. - Только наверх. Но учти, путь этот для тебя
простым не будет".
"Догадываюсь, - кивнул Эндрю. - Вот, пятеро уже на моей совести".
"Ой, какая ерунда! - рассмеялся начальник. - Тебя еще лично заставят
шлепнуть кого-нибудь. Статья-то твоя пока что не расстрельная. Да и само
дело липовое. Перед гражданским судом оно бы вмиг развалилось. А вот когда
у тебя за плечами реальное убийство будет, да такое, за которое не только
военный трибунал, но и гражданские к стенке поставят... Вот тогда по
особистским меркам ты и будешь готов к работе. И действительно поедешь
наверх. А стоит тебе рыпнуться, как тебя - за шиворот, обратно вниз и пулю
в лоб. И никакие астронавты тебя не отмажут, потому что одно дело
полковнику рыло начистить, а совсем другое - убить невинного человека".
Так, мирно беседуя, они и доехали до публичного заведения, откуда их под
утро вышибли пинками, заливающихся пьяной слезой и всех в блевотине.
Эндрю повезло - он не успел лично ни убить кого-нибудь, ни даже заложить.
Не прошло и дня, как дюжие молодцы из военной полиции завязали ему глаза,
сунули в машину и отвезли куда-то, где оказался все тот же майор, а помимо
него - целая комиссия во главе с двухзвездным генералом. Комиссия долго
компостировала мозги лейтенанту-штрафнику, выясняя, как у него с чувством
долга и гражданской ответственностью. А потом выдала такое, что Эндрю под
конец разговора от изумления чуть в обморок не упал.
"Есть мнение, что адмирал Успенский слегка не в себе, - заявил генерал. -
Похоже, устал человек. Теряет контакт с реальностью. Сейчас на носу роспуск
флота, и адмирал может сгоряча выкинуть какой-нибудь опасный номер.
Понимаешь, лейтенант, у адмирала серьезные личные проблемы, ему
родственники простить не могут, что он воевал, и все такое... Короче
говоря, у него отсутствуют стимулы, чтобы спускаться вниз. Никому он на
Земле не нужен. И адмирал все чаще говорит прилюдно, что распускать флот не
стоит. Успенский хочет уберечь свой внутренний мир. А его внешняя оболочка
- круизер "Пол Атридес". Вдруг адмиралу придет в голову угнать корабль или
что-нибудь еще в этом роде? Ты как думаешь, это реально?"
Обескураженный Эндрю подобрал отвалившуюся челюсть. Он-то твердо знал, что
Рашен может угнать не только свой корабль, но и половину флота взбунтовать.
Если, конечно, дураки снизу заденут адмирала за живое своей поспешной
демилитаризацией. Рашен с его психологией вольного художника был, на взгляд
Эндрю, с армией совершенно несовместим. Он не служил, как другие, а
старался выжать из службы максимум удовольствия. Конечно, особист с
генеральскими звездами делал из мухи слона. Но Эндрю давно не видел Рашена
и мог предположить, что сейчас, болтаясь на орбите без дела, адмирал