Раздавленного Времени, ворвался в кабинет, он видел только одно -- у
распахнутого во двор окна, натянув тугой лук, стоит, прицеливаясь, молодой
человек. Его волосы -- черные, слегка вьющиеся -- собраны в пучок на
затылке, его одежда грязна, а лицо бледно. Вся его фигура кажется
неколебимой. Исполненной внутренней мощи. Его лицо безмятежно, хотя в
уголках губ залегли две едва заметных складки -- приметы затаенной
ненависти. Его лицо, повернутое вполоборота к двери, кажется усталым, а
ноздри скульптурно правильного носа едва подрагивают. Его тонкие длинные
пальцы сжимают лук уверенно и изящно. Его тело напряжено и в то же время
спокойно. "Ничего не скажешь, юноша воистину небесной красоты", -- подумал
Эгин, но это было уже гораздо, гораздо позже.
хорошо подумать, никем больше этот загадочный стрелок быть и не мог. Ибо
только гнорру по силам одурачить аррума и его Взор. Но это ничего не меняло.
будьте любезны остановиться!". Или даже без "гиазир гнорр", просто крикнуть
"остановитесь!". А затем объяснить все как оно есть, вразумить, настоять и
прочее. Но такие действия были почти полностью равносильны полному их
отсутствию. Потому что гнорр из тех людей, кто вначале выпускает стрелу в
своего заклятого врага, а затем выслушивает, что по этому поводу думают его
подчиненные.
увещевать гнорра было бесполезно. Нужно было действовать, ибо теперь только
едва различимые мгновения отделяли Эгина от того момента, когда щелкнет
тетива и Авелир в обличье Куха отправится туда, откуда по своей воле
возвращаются только Отраженные. Да и то -- возвращаются отнюдь не теми и не
туда, куда им хотелось бы.
три огромных кошачьих прыжка подскочил к Лагхе и повис у него на плечах,
всей своей тяжестью отвращая гнорра, лук и его стрелу от роковой линии,
которая соединяла окошко кабинета и двор, где корчился среди куч конского
навоза Авелир.
все-таки выпорхнула. Но лет ее уже не был опасен Авелиру, ибо полетела она
прямиком в небеса. Лагха выронил лук и потерял равновесие. А в следующий миг
он и Эгин уже катались, обнявшись смертельным объятием, по полу кабинета,
который был выстлан, по местной моде, разноцветными циновками. Эгин понимал,
что его единственное преимущество в этой схватке по-прежнему в Раздавленном
Времени. И что если гнорру удастся воспользоваться той же магией, ему не
сносить головы, ибо силы их по-прежнему неравны. А для того, чтобы Лагха
Коалара не успел прошептать заклинание (а о стрелах речь, к счастью, уже не
шла) Эгин пошел на старый, как мир, маневр. Как следует подмяв гнорра под
себя, он с чувством обрушил на его белоснежную правильную скулу свой
увесистый аррумский кулак. А затем и другой. Один раз -- убийце Авелира,
другой раз -- мужу Овель исс Тамай. Лагха закрыл глаза и простонал что-то
невнятное (он едва ли успел сообразить, что стал жертвой человека, которому
подвластно Раздавленное Время и для него все произошедшее уложилось в одну
или самое большее две секунды, исполненные неприятных и непонятных событий).
Эгин схватил Лагху за ворот и решительно притянул к себе, как вдруг его
словно бы осенило. Волны страха прокатились вдоль его позвоночника, во рту
пересохло, а сила, казалось, покинула его руки навсегда. А причиной этому
была одна простая мысль, на всем скаку промчавшаяся сквозь неровный строй
мыслей Эгина, аррума Опоры Вещей.
подумал Эгин и глаза его стали велики, как не преминули бы заметить горцы,
словно кедровые шишки. И в этот момент Раздавленное Время выплюнуло его
прочь, в лоно дурно устроенного, но единственного мира людей.
раковина, сказал Эгин, по-прежнему сидя на гнорре верхом.
с душой съездил ему в челюсть и Эгин, который всегда отличался
чувствительностью к дурному обращению, был вынужден слезть с гнорра.
пытался понять о чем же, собственно, говорит этот молодой, но такой
нахальный аррум. А когда осознал -- для Эгина настал час трубить победу, ибо
теперь была очередь Лагхи хмурить брови и говорить многозначительное и
недоуменное "да-а-а".
горца-охотника, был столь любезен посвятить меня в некоторые подробности.
Причем, если мы не поспешим и не поможем Авелиру, которого вы изволили
ранить, смею вас уверить, он не сможет посвятить в них более никого, --
отчеканил Эгин.
подняться Эгину. Затем гнорр подошел к распахнутому окну и пристально
посмотрел вниз. Снах и еще двое горцев уже волокли Авелира в укрытие,
посылая звучные проклятия в сторону Лагхи, Эгина и всех остальных варанцев,
южан и северян, которые не дают их народу наслаждаться своей пчелиной долей.
вздохом облегчения. И, бросив на Эгина невидящий взгляд, тяжело вздохнул.
ему удалось донести до сознания гнорра все, что требовалось. Ибо вздох
гнорра был вздохом если не раскаяния, то глубокого сожаления. Гнорр был не
очень-то привычен совершать ошибки, и потому искренне переживал по поводу
каждой из них.
нежели к Эгину. -- Авелир... я мог бы это предвидеть, Шилол меня раздери...
того требуют принятые в Своде Равновесия нормы приличия. Не узнавая себя, он
припал на одно колено и, как то водилось на аудиенциях, поцеловал перстень
на правой руке гнорра. Хотя, в принципе, отлично понимал, что в свете
недавнего мордобоя это едва ли делало его в глазах Лагхи более вежественным.
блуждавший где-то на границе между жизнью и смертью, все-таки пересилил боль
и взялся переводить. Все еще не привыкшие к тому, что их собрат Кух на
поверку оказался исполинской саламандрой, горцы начали свой сбивчивый
рассказ.
костров -- ничего. Поэтому ждали до того момента когда начнет светать и
только в предутренних сумерках кое-что увидели. Да, действительно в Вае
видимо-невидимо костеруких. Сколько? Больше, чем шишек на кедре. А может не
больше? Это уж смотря на каком кедре. Есть ведь кедры и вовсе без шишек.
например, Альсим доложил ему, что в Багряном Порту стоит "черепах" не
меньше, чем волос на голове лысого человека, он, Лагха, заставил бы Альсима
съездить в Багряный Порт и лично развесить бирки с номерами на всех
"черепахах". Но Лагха сдержался и промолчал.
как муравьи. Что-то копают. Вот как? Копают? Да, очень ловко копают своей
змееподобной конечностью. Еще там по всей Вае расставлены бочки, разные
плетеные корзины вроде той что мы носили сюда, в Серый Холм. Особенно много
их на берегу Ужицы и на восточной окраине Ваи. Все костерукие -- в одеждах
из мешковины, закрывающей голову и лицо. Ни одного человека не видать.
выругался на варанском.
возражений, -- перед нами стоит очень простой вопрос: что же все-таки
происходит на растреклятом Медовом Берегу и что нам делать дальше?
Признаться, когда я направлялся сюда, я был уверен в том, что по крайней
мере увижу картину сложившихся здесь обстоятельств. Однако обстоятельства я
вижу, а картину -- нет.
Шестидесяти. Изъясняйся покороче. Либо предоставь изъясняться Эгину.
Пусть говорит. Хотя я не понимаю, почему бы тебе самому, как наиболее
опытному надзирателю Медового Берега, не поведать нам свои догадки и
предположения.
исказилось слабым подобием улыбки. -- А Эгин тут все не хуже нашего
понимает.
делать было нечего. Ударить лицом в грязь перед гнорром не хотелось и Эгин
заговорил:
Земляной Андрей
Маккэфри Энн
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Глуховский Дмитрий