Она имела хорошее образование, Алекс. Где-то там училась - всерьез, уже
после Лагеря. Ей было интересно наблюдать за процессами в обществе.
А Тихон все ездил к озеру. Каждый имеет право на свою блажь.
Время от времени Алекс давала ему допуск к сети. Тихон старался проходить
как можно медленнее, чтобы успеть почувствовать тесноту ее КБ, близость ее
ментального тела. Алекс это видела, но не торопила. Наверное, потому, что
между тремя и пятью наносекундами особой разницы нет. Но для Тихона
разница была огромной.
Включаясь в интервидение, он делал вид, что для него это крайне важно:
запрашивал давно выбывших операторов, разыскивал по архивам несуществующие
досье, морочил головы глупым сержантам и всегда оставлял что-нибудь на
потом, лишь бы Алекс в следующий раз не отказала.
Вольно или невольно ему приходилось касаться военных новостей, и тогда
Тихон транслировал информацию в радиосеть Скита. Сводки были на удивление
однообразны: отбили - уступили, проиграли - захватили, Некоторые колонии
перескакивали из рук в руки так часто, что превращались в загаженные
пустыни, да и население после двух-трех эвакуации - это когда успевали -
не особенно рвалось назад.
Из передач, а впоследствии из перехватов Алекс, стало известно, что армия
Конфедерации обзавелась новой техникой. Судя по всему, ничего
революционного изобретено не было - очередные вариации на тему старого
доброго "Т-12". Эксперименты с "волками" постепенно сошли на нет, даже
"перисты" были заменены умопомрачительными летающими штуками,
именовавшимися длинной, заковыристой аббревиатурой. И уж, конечно, никаких
животных в названиях.
Конкуры, чтобы не сказать большего, в хвосте не плелись: полностью сняли с
вооружения всю ракетную технику, а за ней и лазеры. Вновь модернизировали
электромагнитные пушки и излечились от гигантомании - "слоны" и "киты"
ушли в прошлое, им на смену явились другие машины, получившие у операторов
совсем не боевые клички: "боров", "ишак" и почему-то "соловей".
В результате между земной и конкурской техникой держался относительный
паритет, и если какая-то из сторон разрешалась свежей технологией, то
другая в это время уже вынашивала достойный ответ. Научная мысль, а с ней
и военная удача, как две шлюхи, таскались по враждующим домам и не могли
решить, где же им остановиться. После прослушивания новостей на Ските
возникали стихийные дискуссии, неизменно выдыхавшиеся на одном и том же:
эта война никогда не кончится.
Тихона данная тема не волновала. Во время жарких споров, грозящих новыми
перестрелками, он предпочитал беседовать с Алекс. Из-за дополнительного
блока связи ее машина всегда выделялась в общей массе, но, даже и не видя
второй башни, Тихон научился ее узнавать по мельчайшим царапинкам на
броне. У каждого танка этот рисунок был неповторимым и заменял то, что у
людей принято называть внешностью.
Разговоры с Алекс иногда были интересны, иногда не очень, но они никогда
не утомляли. Со временем Тихон к ней так привык, что начал неосознанно
воспринимать ее как реальное лицо из собственной биографии. Ему все
казалось, что они встречались раньше, и он мучительно выжимал из памяти
эпизоды, где она могла бы появиться. Это смахивало на самоистязание, ведь
они давно уже выяснили, что пересечься им было негде: Алекс так же, как и
он, покинула свою колонию лишь однажды.
Вот это Тихона и угнетало больше всего. Он был уверен, что встреться они в
жизни, в нормальных человеческих телах, их судьбы сложились бы иначе, и,
самое главное, они сложились бы в одну. Алекс против таких фантазий не
возражала, хотя как-то намекнула, что, кроме расстояния, существуют и
другие причины. Тихон не стал допытываться, какие именно, - он боялся
разрушить свой воздушный замок. Позже он перебрал в уме все возможные
препятствия и пришел к выводу, что непреодолимых среди них нет.
Единственной помехой могла быть разница в возрасте, однако он вспомнил,
что его отец на двенадцать лет моложе матери, и отверг эту версию, как и
все прочие. Да, он не сомневался: сведи их жизнь, они бы навсегда остались
вместе. Значит, просто не повезло.
То, что между ними происходило, было видно невооруженным глазом. "Волки" к
их роману относились по-разному, но вслух этот вопрос не обсуждался.
Во-первых, авторитет Алекс был непререкаем, да и Тихон, второе лицо на
Ските, тоже чего-то стоил. В сумме же они имели такой вес, что любая
критика в их адрес приравнивалась к бунту, а следовательно, к самоубийству.
Было еще и во-вторых. Зенон, отличившийся в первые часы своего пребывания
на планете, приобрел репутацию цепного пса, который не лает, но если уж
откроет пасть, то кто-то лишится головы. Самое странное, что ничего
подобного не повторялось, а его слава все росла и множилась. Сорок два
оператора, лично наблюдавшие расправу над Танком и Феклистой, наполнили
тот случай вымышленными, но чертовски эффектными подробностями, и он
окончательно превратился в легенду. Заочно Зенона отчего-то называли
Змеем, и еще все знали, что Змей - лучший друг Тихона и Алекс, Искать
ссоры с такой троицей было бы неразумно.
Несмотря на то, что женщин среди "волков" оказалось достаточно, таких пар
на Ските больше не возникало Алекс и Тихон были единственными, кого
связывало что-то отличное от простого взаимопонимания. Закованные в
жесткий, непроницаемый панцирь, они мучились от невозможности позволить
себе самые элементарные вещи. Все их прикосновения совершались только в
сознании, однако переносить это было гораздо тяжелей, чем голую выдумку.
Они все же ощущали друг друга, это не было платоническим, но и
по-настоящему чувственным не было тоже.
Началось все как-то невзначай. Алекс спросила, трудно ли переходить в
чужой КБ, он в шутку предложил ей попробовать самой, и она, вроде бы тоже
в шутку, согласилась. И оставалась у него до тех пор, пока окружающие не
заметили, что два танка подозрительно долго не двигаются. А они двигались.
Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то
среднее между соитием и обменом информацией - так Тихон мог бы определить
происходившее. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал,
как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более
высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о
заурядных актах имели понятие достаточно смутное.
Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро
истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого
состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным
не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось
неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и
они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам
известна.
И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже
ленились подшучивать. Лишь изредка, когда от него веяло хорошим
настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:
- Ну?!
- Я дам знать, - деловито отвечал Тихон. Танки все прибывали, но пик явно
прошел. На Ските уже находилось более тысячи "волков", и Алекс сказала,
что до полутора тысяч их количество скорее всего не дойдет. Проект
затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить
незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а
получили стадо - озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной
рефлексии.
- Стая, - оскорбленно поправил Тихон.
- Стая, стадо. Не все ли равно?
- Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда...
что тогда?
Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь
это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен
каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится
заметней.
- Алекс. Мы ведь чего-то ждем?
- Кого-то, - сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. - Игоря
ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект
закрыт.
- Появится, - хмыкнул Тихон. - Да у нас и дышать-то нечем! Или он... в
каком он будет обличье?
- Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.
- С чего ты взяла, что он сюда придет?
- Он слово давал.
- Игорь - слово?! И ты веришь?
- Слову - нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.
- Не костным гриппом, случайно?
- Я не шучу. Болезнь у него... В общем, даже не болезнь, а генетическая
программа, последствия еще тех войн. Оффициум-летум называется. Ранняя
смерть головного мозга. Неизбежная. Я подозреваю, что весь волчий Проект
он .затевал под себя. Мы ведь не хвораем. Как ему кажется.
- Сейчас все лечится, - возразил Тихон. - Взять клетку, исправить код,
вырастить взрослого клона и через машину перегрузить в него личность.
Ой... это же бессмертие, - растерялся он.
- Вот-вот. Кто тебе вдолбил такую чушь?
- Но клонирование первого порядка...
- Дает младенца.
- Взрослого тоже можно. Когда нас вербовали, выращивали наших двойников....
- И сразу убивали. Ты хоть понимаешь, что мышление - процесс
физиологический? Иными словами, когда человечек кумекает, происходят
электрохимические реакции. Когда не кумекает, тоже происходят, но другие.
Всего-навсего. А теперь скажи: может ли физиология не влиять на сам
аппарат?
- Не знаю, - помявшись, ответил Тихон.
- Не может. В смысле, , влияет, конечно. Человечек ду-умает, ду-умает, а
КГМ, кора головного мозга, меня-ается, меня-ается. А вместе с ней