товарищ Бендер миллионера Корейко. Брошюрки разные подкидывал на религиозную
тематику, пару раз присылал ей на дом юных оборванцев за милостыней. Если б
она знала, - хохотнул Тихон, - что я с ними за эти спектакли пивом
рассчитывался и сигаретами! Короче, после такой пропаганды ни одна
порядочная женщина от своего ребенка не отказалась бы.
откуда-то появились. Не тусклые и обрывочные, а мои собственные,
полнокровные. Просто в памяти вдруг возник второй вариант детства, хотя и
первый остался там же. То волчонком был детдомовским, а то вдруг семьей
обзавелся: сестра, мама, папа - все как у людей! Фамилия с отчеством в
паспорте изменились, и не чужие чьи-то были - мои, мои!
непередаваемый! Будто смотришь кино, только про себя самого. Нет, не так. А,
все равно объяснить не смогу, вот отчим бы описал как надо - с терзаниями, с
жаром. Любил папенька в страстях поковыряться, да ты и сам это знаешь.
твой книжки пишет?
ходит целый день и смеется. А когда лекарств нету, тогда на всех ругается.
Один раз плакал даже.
Кнутовским мать сойдется, когда мне исполнится восемь. Да и не сойдется
теперь.
объявлению машиниста.
лишь собой и своим компьютером. Все что-то писал. Подойдешь к нему, бывало,
о чем-нибудь спросишь - он только кивнет и дальше наяривает.
росла. Вообще-то она на год старше была, и не сестра вовсе, а тетка, но я уж
так привык - сестренка. Я о ней только и помню, что красивая была как кукла
и что в детстве о дубленке мечтала. А то сбитыми туфлями и потрепанным
пальто любую красу изуродовать можно. Куда там! Отчима ничто не касалось,
лишь бы обед был вовремя да носки чистые. Иногда он печатался, но так редко,
что сам не знал, писателем себя называть или кем. Мать выпивать стала. Я,
конечно, замечал, но у меня тогда свои проблемы были. А он все сидит,
сочиняет. Потом пошло-поехало. У отчима истерики: жизнь проходит зря и все
такое. У матери - запои по неделе. Наследственность у нее неудачная, бабка,
между прочим, остаток дней в дурдоме провела.
неожиданно и довольно паршиво. В подробностях я не буду, ни к чему это.
все-таки лучше. Ну серый, ну безрадостный, зато без особых потрясений. Да и
роднее как-то. Они ведь, эти варианты, в памяти не перемешивались, а шли
параллельно. И в жизни у меня ничего не изменилось - искусственное прошлое
привело точно туда же, куда и натуральное. Разве что, я говорил, фамилия
другая стала. Чуешь, к чему подвожу?
окрылился первым успехом. С точки зрения науки эксперимент удался на славу:
"сегодня" от вмешательства во "вчера" совершенно не пострадало. Даже
наоборот: парень один из соседней лаборатории принес сотню, сказал, что брал
взаймы. Я - убей, не помню, чтобы кому-то одалживал, но раз дают - спасибо,
приходите еще. Так вот, подумал я, Миша, и решил, что надо вернуть все как
было. Сумел убедить матушку не сдавать меня в приют - сумею и разубедить.
визита, и давай по новой агитировать, только в другую сторону. Тоже всякие
штучки придумал, справочник по психологии проштудировал, в общем,
подготовился. И, поверишь, не рассчитал я чего-то, перестарался, что ли.
Возвращаюсь домой, а Тихона там нет - ни Золова, ни Кнутовского. Удалили,
как больной зуб. Из всех списков вычеркнули. Не рожала она меня, понимаешь?
Смешно, наверное, да? Мне тогда не до смеха было. Сам посуди: мамаша аборт
произвела, а я вот он, живой и здоровый!
присказка, сама сказка пострашнее. Я-то в тридцать первом году пропал, зато
кое-что появилось. Кругом солдаты не наши, броневики по улицам разъезжают, и
так все буднично, так обыденно. Никто ничему не удивляется, как если бы не
вдруг эта беда свалилась, а еще лет десять назад.
не я один. Как описать свое одурение, когда выходишь за пивом и у подъезда
натыкаешься на вражеский танк? Где те волшебные слова? Да кто, в конце
концов, им поверит?
противника, которого я недавно мечтал подвергнуть самым изощренным пыткам.
На нем по-прежнему лежала кровь и еще много чего такого, за что стоило
ненавидеть, но ярость во мне уже прошла.
не встречает. Квартира занята, знакомые не узнают. Хожу по Москве, с каждым
домом здороваюсь - а они молчат. И люди - то же самое. Киваю соседям по
привычке - улыбаются, мол, обознался. Мало того, сама работа как сквозь
землю провалилась. Целый институт. Пытался выяснить, оказалось, что ИПФ
переименовали в какой-то там Отдел и перенесли в другое место. Засекретили.
первом, а в Отдел они попали на пять лет раньше, в двадцать восьмом.
рассказал, когда я с ним в Сопротивлении встретился. Были у него такие идеи
- в прошлое переместиться всей лабораторией, но я отговорил, хотел сперва на
себе испытать. Он ко мне прислушивался, я ведь синхронизатору вроде
крестного отца. А пока я отсутствовал, снялись с места и ушли.
своем и броситься с крыши. К вечеру остыл, начал что-то соображать. Стало
мне дико интересно, откуда вдруг такая напасть. Ведь не на пустом же месте
возникли Балтийский кризис и прочее. Снова отправился в прошлое.
узнал, зато увидел, с какой целью. К две тысячи третьему году сложилась
такая ситуация, что он пришел к власти, причем совершенно естественным
образом. Без единого выстрела.
противников, он их всех уничтожил - загодя. Поднял в стране волну
недовольства, заложил противоречия, которые своевременно созрели и сработали
на него.
привлечь специалистов?
же самое. Пока Иван Иванович отлеживался, появился другой и воспользовался
моментом. В сущности, все повторилось, только с новыми фамилиями.
случилось: стронул камушек, он и покатился, а там, глядишь, уже натуральная
лавина. И тут, представь себе, встречаю парня, от которого мне в прошлый раз
халявная сотня перепала. Он меня узнал! Привел к каким-то мужикам, те долго
сомневались, затем завязали мне глаза и повезли куда-то. Ехали мы несколько
часов, а когда повязку сняли, я уже был в двадцать шестом, на лесной базе
Сопротивления.
воспоминания у него какие-то странные были: будто Россия участвовала в
войне, которую то ли выиграла, то ли проиграла, в общем, все закончилось
иракской диктатурой, которая длится уже много лет. А я, с его слов, все это
время работал вместе с ним. Нет, работал, конечно, я не отказываюсь, но
Лиманский уверял, что я знаю и о бомбежке Таллина, и о том, что случилось
после.
Народ в Сопротивлении подобрался толковый, кто из института, кто из
разведки. Командовал, нетрудно догадаться, Фирсов. О своем президентстве и о
том, как перекраивал историю, Иван Иванович ничего не помнил - это где-то в
побочной ветви осталось, то есть версии. Знал только, что давным-давно
подстрелила его какая-то гадина.
ковыряли, пытались скопировать. Ну, я им и помог немножко. Наладили выпуск -
по три штуки в неделю. Вскоре приличный арсенал накопился, хотя приборы были
с большой погрешностью - полный аналог создать так и не удалось. Иван
Шломо Вульф
Максимов Альберт
Скальци Джон
Глуховский Дмитрий
Никитин Юрий