Чтение 60–й страницы книги ~Жизнь Кости Жмуркина, или гений злонравной любви~

Воистину сегодня был день чудес! Сначала глаза Аурики - загадочные,
изменчивые, пленительные, как целый мир. Потом это вино - подлинная живая вода,
которую искал, да так и не нашел полоумный Чирьяков, последний из кроманьонцев.

Только сейчас Костя понял, почему к вину подали одни лишь легкие закуски.
Было бы святотатством употреблять мясо вместе с этим божественным напитком.

После пятого стакана писатели и представители местной администрации, до
этого державшиеся порознь, перемешались.

Монгол обнимал за талию заместительницу министра культуры, науки и
культов. У них завязался оживленный диалог, хотя двух более разных людей нельзя
было себе даже и представить.

Кырля умудрился испачкать повидлом костюм государственного секретаря по
труду, представлявшего здесь особу президента.

Гофман-Разумов, демонстрируя незаурядные способности своего жевательного
аппарата, целиком засовывал в пасть апельсин, крупный, как кулак. Там, где он
успел побывать, на скатертях не оставалось ничего, кроме пустой посуды - ни
огрызочка, ни корочки, ни косточки.

Бубенцов изображал приемы казачьей джигитовки. Сам некогда служивший
Вершкову скаковой лошадью, нынче он для тех же целей использовал Урицкого.
Шашку сотнику-заочнику заменял прутик лозы.

Хаджиакбаров пел похабные частушки, и это у него очень хорошо получалось.

За отсутствием Элеоноры Кишко стриптиз попытался изобразить гость из
независимого Хохлостана Поносенко (по кличке Дристенко), но его отвислое пузо и
волосатая грудь должного впечатления не произвели.

"Москвич" дважды уезжал куда-то и возвращался с новыми запасами вина,
которое пилось так легко, словно было чем-то нематериальным, вроде легендарного
флогистона. Когда Верещалкин поинтересовался, велики ли его запасы, один из
виноделов на ломаном русском языке ответил:

- Бэспрэдэльны... Будэтэ пить, пока всэ не поляжитэ...

Кстати, вышло так, что он слег самым первым, но это обстоятельство было
вполне простительным для человека, начавшего винопитие еще в колыбели и с тех
пор сие благородное занятие не оставлявшего.

Верещалкин, не достигший пока кондиции, а потому, как никогда, деловой,
подозвал к себе Костю, самого трезвого здесь человека (светлая печаль, надо
думать, не способствовала опьянению), и шепнул ему на ухо:

- Те канистры, в которых осталось больше половины, таскай в автобус.

Столь дельному распоряжению возразить было нельзя. Создав запас литров в
пятнадцать-двадцать, Костя вновь вернулся на поляну.

Если пресловутые недоброжелатели существовали в реальности, а не только в
больном воображении Верещалкина, то им сейчас было на что полюбоваться.

Вся трава на поляне была вытоптана, все ближайшие кусты изломаны, а
молодые деревца изрублены для костра, через который по национальному обычаю
собирались прыгать упившиеся дармовым вином господа и дамы. Даже комары и мошки
в страхе покинули это проклятое место.

Большинство участников пикника разбились на парочки, и хотя женщины
находились в явном дефиците, отовсюду неслось нестройное пение, а кое-где уже
начинались танцы. Кырля, прихрамывая, вальсировал с Урицким.

Отсутствие музыки вызывало возмущение публики, но в "Москвиче", как на
грех, магнитола сломалась, а подогнать ближе один из правительственных
лимузинов не представлялось возможным из-за недостаточных габаритов лесной
просеки.

Тот из виноделов, который все еще держался на ногах, в конце концов понял
суть проблемы и сделал рукой успокаивающий знак, дескать, сейчас все устроим.

Из "Москвича", последнюю пару часов выполнявшего роль чуть ли не пещеры
Аладдина, он извлек новое сокровище - ободранную цыганскую скрипку. На поляне
раздались смешки и иронические аплодисменты. Церемонно раскланявшись, винодел
заиграл - неожиданно чисто и виртуозно.

Костю словно ножом по сердцу резануло! Это была та самая сладостная
мелодия, навечно связанная для него с образом Аурики.

Глухо застонав, он бросился прочь, однако сумел овладеть собой, вернулся и
подозвал Бубенцова, единственного человека, которому здесь можно было доверять.

- Меня не ждите и не ищите, - сказал Костя. - Назад сам вернусь. Если
кому-то понадобится моя рукопись, она в чемодане. Ясно?

- Ясно. - Бубенцов пьяно мотнул головой. - На ту сторону, значит, уходишь?

- Угадал.

- Кем завербован? МОССАДом или ЦРУ?

- Внешней разведкой Сейшельских островов. Ну все, мне пора!

- Подожди! - Бубенцов ухватил его за рукав. - А чем там платят?

- Кажется, местными рупиями.

- Нет, это меня не устраивает... - Бубенцов отступил. - А на посошок?

- Прости, не могу.

От подобного предложения Костя отказывался первый раз в жизни. С его
стороны это было настоящее геройство.

ГЛАВА 8. ДОМ У ДОРОГИ

Вино, которым так щедро угощали писателей, имело еще одну замечательную
особенность - в отличие от других спиртных напитков, оно не вызывало тяжкого,
скотского опьянения. Приняв внутрь не меньше пары литров, Костя ощущал себя
воином-латником, которому после долгого изнурительного похода посчастливилось
наконец сбросить свои тяжкие доспехи. Хотелось бежать, прыгать, кувыркаться...

Да и голова была на удивление ясной, в хорошем смысле этого слова
(обычно-то Косте на ясную голову приходили самые тяжкие думы). Все вокруг ему
нравилось, все люди были братья, и он не ожидал подвоха ни с какой стороны.

Прихватив в автобусе почти полную канистру вина, Костя стал приглядываться
к водителям, коротавшим время за игрой в карты. Наиболее благоприятное
впечатление на Костю произвел немолодой человек с вислыми усами и клоком седых
волос на макушке, что делало его похожим на запорожского казака.

- Можно вас на минуточку? - Костя постарался быть предельно вежливым.

Водитель оценивающе глянул на него, однако встал и вместе с Костей отошел
в сторону.

- Шо вам из-под меня надо? - поинтересовался он характерным одесским
говорком.

- Помните танцоров, которые участвовали сегодня в конкурсе?

- А то как же! Лихо отплясывали, болячка им в задницу.

- Сейчас они должны обедать. Отвезите меня туда. - Видя, что водитель
начинает чесать свой затылок, Костя торопливо добавил: - Не бойтесь, я заплачу.

- Сколько?

- Вот. - Костя продемонстрировал десятидолларовую купюру, уникальную тем,
что на ней был изображен не президент США, а всего лишь министр финансов по
фамилии Гамильтон.

- За такие деньги вас даже в Биробиджан отвезут, - сказал водитель. -
Прошу занять в моей тачке лучшее место.

Когда они тронулись, водитель поинтересовался:

- И где это есть?

- Сам не знаю, - ответил Костя.

- Ладно, вычислим, - буркнул водитель и, помолчав, добавил: - Девушка
понравилась?

- Ага, - признался Костя. - Она первое место заняла. Я ей сам приз вручал.

- Правильно, - кивнул водитель. - Кто заказывает музыку, тот и девушку
танцует.

У первого же милицейского поста он остановился и долго беседовал с
инспектором, показывая рукой то влево, то вправо. Вернувшись в машину, он с
удовлетворением произнес:

- Координаты цели ясны.

- А неприятностей у вас не будет? - осведомился Костя.

- Неприятностей? - переспросил водитель. - Вы мне сколько обещали?
Правильно, десять баксов. А это моя зарплата за пару месяцев... Почему бы и не
рискнуть? Тем более шо они там раньше ночи не угомонятся.

- Да, скромно вы живете, - посочувствовал Костя.

- Это еще шо! - Водитель прибавил скорость, обгоняя запряженную волами
повозку. - Скоро и не такое будет. Видите того красавца? - он кивнул на ажурный
белый мост, повисший над рекой. - Заминирован. И с той, и с этой стороны, в
любой момент может взорваться.

- Так все же будет война? - поинтересовался Костя.

- А я знаю? Это не жизнь, а натуральный фильм ужасов! Одно счастье, шо у
них горючего для танков на полторы заправки осталось. А у нас на две... Ну все,
кажется, прибыли. Идите вон до того красивого домика и никуда не сворачивайте.
Буду ждать здесь ровно десять минут. На тот случай, если зазноба даст вам от
ворот поворот.

"Красивый домик" оказался обыкновенной придорожной закусочной. Название
ее, хоть и выполненное русскими буквами, было для Кости полной абракадаброй.

Гуляли здесь и на первом этаже, и на втором, и на открытой террасе,
оплетенной пыльным плющом. На стоянке сгрудилось с дюжину автобусов - куда
похуже тех, на которых возили писателей.

Войдя внутрь, Костя миновал компании гончаров, бочаров, ткачих,
наездников, певцов и очутился наконец возле длинного стола, за которым
расположились танцоры - парни и девушки вперемежку.

Одеты они были в те же самые богато расшитые костюмы, когда-то, наверное,
принадлежащие их бабушкам и дедушкам. Похоже, что после завершения конкурса им
даже умыться не довелось.

Едва только Костя остановился возле стола, как на него уставились десятки
глаз, в своем большинстве черных, как антрацит. Не глядела на Костю одна только
Аурика, которой пышные ресницы служили для той же цели, что Верещалкину -
темные очки.

- Здравствуйте, - сказал Костя как можно более доброжелательно. - Не
возражаете, если присоединюсь?

- Здравствуйте, здравствуйте, - ответили несколько голосов, в основном
девичьих.

Место Косте никто не уступил, и он уселся подле Аурики прямо на канистру.
Девушка, по-прежнему не поднимая глаз, налила ему стакан вина, что уже само по
себе было обнадеживающим знаком.