Чтение 60–й страницы книги ~Куявия~

- Ты что? - сказал он громовым голосом. - Отказываешься от победы? Что за куявская хитрость?

- Такой победы мне не надо, - ответил Иггельд. Он вскочил в седло, наклонился к Блестке. Она не отрывала от него взгляда, он сказал негромко: - Это не победа. У нас, куявов, тоже есть... по крайней мере, у тех, кто прошел эту войну, есть достоинство. Но прошу позволения... приехать еще раз. Или прийти пешком... Уже без всяких клятв... и попробовать еще раз.

Она впервые разомкнула губы, он услышал голос, полный недоумения:

- Но... почему?

- Помнишь, еще в нашу первую встречу ты сказала... а я не поверил, что у вас женщин не отдают, не завоевывают, не выкрадывают, не покупают... даже победами, они вольны в выборе?.. Позволь, я приеду еще раз.

Она ответила, глядя ему прямо в глаза:

- Я буду ждать.

Никто из артан не вымолвил слова, куявы повернули коней, раздался грохот копыт, всадники вихрем вылетели через распахнутые ворота.

* * *

Багровое солнце опустилось за небокрай, пурпурные облака медленно темнели, подернулись снизу лиловой каемкой. По степи пролегли глубокие тени, похожие на трещины, ведущие в преисподнюю.

Арса осталась позади, скачущий впереди князь Цвигун перевел коня с галопа на рысь, затянул песню, сильные глотки дружно подхватили эту застольную, она же и походная, красивую и грустную песню-гимн, в которой мужество, веселье, готовность отдать жизни за то, чтобы на белом свете жилось лучше:

Гей-но, наповным повныя чары,

щоб через винцы лилося!

щоб наша доля нас не чуралась,

щоб краше в свити жилося!!!

Они ехали большую часть ночи, а утром, переночевав и выкупав коней в реке, понеслись дальше. С каждым конским скоком он удалялся от Блестки, в груди разрасталась тревога: не сглупил ли? Свободная и независимая, не предпочтет ли одного из тех, кто ближе и напористее?

- Ты свободна, Блестка, - прошептал он навстречу ветру. - Отныне никаких оков, никаких обязательств!..

Он видел Куявию сверху не раз, сейчас двигались по прямой, как птица летит. Через несколько дней пошли куявские земли. К вечеру завидели среди леса глухую деревушку. Пастух, наигрывая грустную мелодию, шел за стадом коров. Иггельд вздрогнул, в груди ожила сладкая боль, заворочалась, пошла по всему телу.

Он пустил коня рядом.

- Что за песня у тебя такая... рвущая душу?

Пастух отнял от губ дудку, синие глаза серьезно взглянули снизу вверх на огромного всадника.

- Был такой, - сказал он тихо, - что любил, очень любил... Заставлял горы ронять слезы, деревья опускали ветви в скорби и сочувствии, а земля стонала. Его песни... это и мои песни.

Один из мужчин, что вышел забирать корову, сказал угрюмо:

- Это песня про меня.

- А как звали этого певца? - спросил Иггельд. - Кто он был? Где жил?..

Пастух пожал плечами.

- Наверное, где-то близко.

- Он жил в Степи, - сказал кто-то.

- Нет, - возразил другой. - Он мог жить только в горах, а сюда спускался с новыми песнями. В горах... ну, ближе к богам! Он делал людей другими.

Иггельд промолчал. Телохранители посматривали вопросительно, пришпорил коня и помчался через село. Утром на горизонте заблистает Куяба. Теперь его столица, откуда начнет новое завоевание Блестки. Уже - иначе.