тусклый свет делали чтение при движении совершенно невозможным. Лишь ночью
я могла обратиться к ним, да и тогда не читала, так как каждая страница, к
которой я прикасалась, заключала в себе его призрак и напевала особую
меланхолию. Зимние виды из маленького окошка кареты - сплошная
беспросветная белизна, совершенно плоская, со снежным маревом на близком
горизонте, закрывающим небо или, возможно, горы, - вызывали у меня по
ночам мертвенные бледные сны. В пустыне, похоже, не водилось никакой
живности, даже снежных волков и медведей, как в горах Кольца. Сам караван
производил большой шум, но помимо него не было ничего, вообще ничего.
меня мужскую одежду, чтобы я могла ехать верхом.
доставать одежду мальчика... И понимает ли богиня, какой стоит холод?
поношенная. Я натянула легины, тунику до колен с разрезами по бокам и
сапоги. Когда я затягивала пояс и мне пришлось проколоть новую дырочку для
пряжки, мне вдруг с неожиданной болью вспомнилось, как я надела в ущелье
одежду мальчишки-разбойника при Дараке. Мазлек принес и плащ, тоже черный,
но с подкладкой из чистого серого меха какого-то животного - вернее,
шкурок нескольких животных, так как я различала по меткам и сочленениям,
где они соединялись. Я подсчитала шкурки, чтобы знать, когда поеду,
сколько смертей, двенадцать или четырнадцать, согревают меня. На руки я
натянула собственные перчатки, расшитые золотом. Они и золотая маска,
несомненно, выглядели совершенно не соответствующими моему новому наряду.
благонравную. Откуда ж им знать, что в лесу с Маггуром я скакала на
бешеных бурых лошадях.
взволновала возможность снова почувствовать между бедер живое существо, то
явление, которое, кажется, всегда пробуждает сексуальное воображение, а на
самом деле означает, по крайней мере для меня, своего рода стихийную
свободу. Я знала молодцов Дарака, которые были "едины" со своими лошадьми,
и я отлично понимаю, что они имели в виду, хотя у меня не было
коня-напарника. Я нагнулась к шее кобылы, погладила ее и, подняв голову,
увидела через разделявшие нас полуразобранные ряды палаток Вазкора. Он
сразу же повернулся и что-то сказал воину, который немедля побежал ко мне.
нельзя ли ему поговорить с тобой.
потому что иначе не мог.
к нему. Со всех сторон, разинув рты, глазели на меня пораженные солдаты.
Даже некоторые из хуторян обратили в мою сторону свои бессмысленные лица и
смотрели, продолжая сидеть и жевать хлеб.
- мелочь, но довольно приятная.
первой вошла в шатер. Я не бывала в нем раньше, но оказалось, что шатер
внутри был таким же черным и аскетическим, как и снаружи, с несколькими
горящими светильниками, жаровней и столом из черного дерева, аккуратно
заставленным картами и различными военными атрибутами. Полог закрылся, и
стало очень темно, хотя светильники горели.
продолжать путь так же, как и раньше, - в карете.
рекомендовать мне.
быть связанной определенными правилами соблюдения достоинства. Появившись
верхом в этой неприглядной одежде, ты уничтожишь собственный образ.
возражаешь против моей одежды, то найди кого нибудь, кто сможет изготовить
мне одежду для верховой езды, которая не вызовет у тебя возражений,
конечно, при условии, что в наряд этот не будет входить юбка.
твою полезность для меня.
невольно пробежал холодок, и я поняла, что все еще боюсь его. Однако что
он мог мне сделать такого, что не исправится и не исцелится? Наверное, во
мне больше говорило желание страшиться его, чем настоящий страх. И я
освободилась от страха.
в обращении ко мне. - Мы не должны ссориться из-за таких пустяков. Я буду
действовать, как мне нравится, а ты будешь действовать, как нравится тебе,
и пока нам обоим выгодно помогать друг другу, мы так и будем делать. Ты не
можешь приехать в За без Уастис.
сопровождении Мазлека, оставив карету своим женщинам с их дурацкой
болтовней.
криками пролетела стая птиц, направляясь на восток.
Я теперь носила тонкую черную шерсть, бархатную черную тунику с разрезами
и золотыми полосами. На сапогах сверкали золотые пряжки; на подкладку
плаща пошел мех белого медведя, почти неотличимый от моих волос.
сгрудившуюся вокруг замерзшего водопада среди каких-то скал. Мужчины
кололи лед на воду, но, как я помнила, женщин, животных и детей где-то
спрятали. Солдаты Вазкора прошли деревню насквозь и присвоили кувшины с
маслом, запас дров, а также тайком - кожаные бурдюки с пивом. Наступил
вечер, и наш лагерь расположили примерно в ста ярдах от поселения. В
темноте воины украдкой выбрались из лагеря и устроили на хуторян набег в
поисках пищи. Позже я услышала визг, вышла из шатра и увидела горящий в
нескольких рядах от меня большой костер. При его свете солдаты с
энтузиазмом насиловали одну из деревенских девушек. Я не знала, ни как они
ее раздобыли, ни почему она так боялась, поскольку помнила девушек,
танцевавших с ящером у Воды.
своей стражей, видимо, заинтересовавшись, как и я, чем вызван шум. Он был
в маске, но в его облике появилось что-то странное. Но только на
мгновение. Заскучав, он почти сразу же вернулся в шатер. Не знаю, почему я
повернулась и тут же пошла к шатру, - наверное, в гневе на него, или же
потому, что они терзали женщину. Никаких чувств к ней как к живому
существу я определенно не испытывала.
лежавший на ней, то ли не услышал, то ли зашел слишком далеко, чтобы его
волновало что-то иное. Вопли девушки затихли. Я нагнулась над насильником,
взяла его за плечо и стащила с нее. Когда он поднялся, беспомощный в моей
хватке, семя уже извергалось из него. Я несколько раз ударила его по лицу
без маски. Он приходил в себя, пошатываясь, с остекленелыми глазами,
ошеломленный и разъяренный. В лице его не было ничего особенного, только
невежество, скотство и гнев. Не думаю, что он понял, кто я такая.
Наверное, никто не сообщил, что богиня теперь разъезжает верхом, как
мужчина. Тяжело дыша, нелепый, с летаргически болтающимся перед ним
признаком его пола, он выхватил длинный нож и нацелил его на меня. Воины
криками пытались привести его в чувство и шипели мое имя как
предупреждение. Извергая пьяную цепь проклятий, он бросился на меня с
ножом, но он был дурак. Я шагнула в сторону и подставила ему ногу. Он
тяжело упал. Я даже не подумала убивать его Силой; по-видимому, в этом не
было нужды, а он, хрипя, лежал на земле и вскоре перестал двигаться.
Наконец, я сообразила, что он напоролся брюхом на собственный клинок.
Солдаты сжались от страха. Я посмотрела на девушку, но та была мертва. Я
велела им похоронить ее и вернулась к себе в шатер. Это было единственное
происшествие за время пути.
древнего слова, означающего "голубь". Голубь - символ Города, и я
несколько раз слышала, как солдаты в разговорах называли За голубкой.
Подобно Эзланну, его назвали так за цвет - жемчужно-серый камень, из
которого складывались здешние скалистые земли и из которого его и
построили. Он тоже стоял высоко, но не на скале, а на сделанной человеком
каменистой платформе, возвышавшейся на двадцать футов над окружающей
местностью. Прекрасный город, полный игрушек и птиц, которые нашли здесь
убежище от пустыни и свили гнезда на крышах, шпилях и башнях.
вдоль которых выстроились кричащие толпы. Городские птицы перекрывали этот
шум невероятно звонкой бурей чирикания, описывая в вышине круг за кругом,
в соответствии со своим ритуалом перед сном. Дворец Джавховора За стоял на
круглой площади, многоярусная башня с многочисленными башенками и с
украшениями, которые делали ее похожей на торт. Напротив дворца стояла
одинокая, прямая, как столб, башня с механическими часами, отбивавшими