болтался Шляпа. Приплясывая от счастья, зверь положил добычу к ногам
хозяина.
потерянную куклу!
и безмятежно потрусил к дому.
осторожными поворотами руля спустил ее под уклон на дно сухого оврага.
Аккумулятор опять сел - теперь потребуется несколько часов подзарядки от
солнечных батарей, прежде чем она сумеет набрать хотя бы минимальную
скорость. Когда колеса покатились по плоскому дну оврага и пришла пора
тормозить, Мартин с удовлетворением отметил, что с дороги машину не видно.
Движения в этой обнищавшей стороне осталось кот наплакал, и все-таки
колымагу лучше не выставлять напоказ: какая она ни потрепанная, в ней
сохранились ценные части, которые не преминут стибрить, едва владелец
отвернется или окажется не в состоянии защитить свою собственность.
помине, деловых перспектив почти нет, а может и нет вовсе. И самые смутные
воспоминания о законности: каждый сам себе закон, если, конечно, хватает
мускулов настоять на своем.
масштаба. Впрочем, полной уверенности в этом тоже не было: точными данными
никто не располагал, да, пожалуй, никто и не интересовался тем, что
творится на свете. Говорили, что еще существует радио, но в пропеченной
солнцем убогой деревушке, близ которой его высадили, не оказалось ни
одного приемника, не говоря уж о телевизорах, да и работает ли еще
телевидение? А когда он спросил газету, на него посмотрели пустыми
глазами: о газетах здесь просто не слыхивали.
него, собирались кучками и разглядывали пугливо, будто дикого зверя,
сбежавшего из своего логовища в дальних холмах. Прошло с полчаса, прежде
чем один из самых старших рискнул подойти и заговорить. Видимо, старик
пользовался в деревушке авторитетом, а главное, хоть и трясся не то от
возраста, не то от страха, но изъяснялся на языке, который можно было
понять, невзирая на множество незнакомых слов и интонаций. Выслушав
Мартина и не поверив ему, старик покрутил пальцем у виска, обозначив тем
самым, что незнакомец слаб рассудком.
для ночлега. В последующие дни удалось с грехом пополам выяснить, что он
попал в XXIII век, хотя назвать точный год собеседники затруднялись. Что
оставалось делать? Разве что осыпать бессильными проклятиями длинномордого
инопланетного урода: Мартин не сомневался, что именно Конепес ссадил его с
невода посреди многообещающего рейса.
бы сказать сколько: тут было до смешного легко потерять счет чему угодно.
Помогал полоть кукурузу - это занятие ему, пожалуй, даже понравилось,
Чтобы напоить посевы, носил за полмили воду из упрямого ручейка, бурливого
и извилистого: в самой деревушке воды не было. Научился ставить силки на
кроликов, пробовал поднатореть в стрельбе из лука, правда, без особого
успеха.
что к северу есть дорога чуть лучшего качества, чем ведущая в деревушку
тропа, и что эта дорога выводит на другую, широкую и прямую, идущую с
востока на запад; ну а уж по широкой дороге можно в конце концов попасть в
города. Мартин сильно подозревал, что города на поверку будут мало чем
отличаться от деревень, разве что домов и людей там побольше и жить чуть
полегче. Ему говорили, что повсюду безработица, что торговля чахнет, а
деньги исчезли совсем. Выходит, негодяй Конепес засадил его в страну и
эпоху, погрязшие в глубочайшей депрессии.
брошенную под навесом полуразбитую колымагу на солнечных батареях и,
осмотрев ее, пришел к выводу, что она еще способна двигаться. Разыскал
хозяина колымаги и убедился, что тому она вовсе не нужна: ездить некуда,
да и неизвестно, как ездить. Торговались до седьмого пота, и Мартину
удалось выменять колымагу на нарочные часы. Хотя, по правде говоря,
собственные часы были нужны мужику не больше, чем собственное средство
передвижения: точное время дня в деревне имело не большее значение, чем
год или день недели.
с духом и не подзарядит аккумулятор. Накануне он добрался до широкой
дороги, той самой, о которой ему рассказывали, и опознал в ней остаток
одной из трансконтинентальных автострад, пересекавших некогда страну от
побережья до побережья. Поскольку высадили его, по его представлениям,
где-то на юго-западе Соединенных Штатов, он повернул на запад. До
Тихоокеанского побережья не должно быть очень далеко, а там, наверное,
сохранились большие города. Пусть даже они пришли в оскудение, но самый
убогий город лучше деревушки, откуда он унес ноги.
машины - одна на солнечных батареях, поновее и покрасивее его колымаги, и
две совсем допотопные, с двигателями внутреннего сгорания. Судя по
сладковатому запаху выхлопных газов, эти две работали на спирту.
единственного сохранившегося сиденья. Он изрядно устал: даже на
относительно гладком покрытии автострады езда в таком ковшике превращалась
в сущее наказание. Колымагу трясло, бросало из стороны в сторону, и за
сутки каждая мышца тела налилась протестующей болью.
безмолвие. Ветер сюда не проникал, и даже насекомые не залетали. В высоком
бледно-голубом небе парила одинокая птица, может быть степной орел, а
скорее, стервятник. Склоны оврага были размыты давними дождями,
обезображены выветриванием, торчащие там и сям валуны и каменные пласты
растрескались под свирепым солнцем и частично осыпались, выстлав дно
хрусткой острой крошкой.
замер, уставясь на левый от себя склон: из осыпи высовывались мертвенно
белые кости, поблескивал отполированный временем рог. Эрозия почвы
потревожила чью-то могилу.
мощный и длинный рог превосходил своими размерами всякое воображение.
Очевидно, бизон. Только не тот бизон, который дожил в прериях Среднего
Запада до ХХ века, а бизон доисторический, один из могучих зверей, на
каких охотились первые племена, поселившиеся на американской земле.
беленькие осколки других костей. Сколько же лет прошло с тех пор, как эта
ископаемая ныне тварь бродила по прериям, пощипывая травку? Тысячелетий
двадцать, не меньше, - ведь нынешняя пустыня тогда, несомненно, была
прерией... В прежние времена подобная находка сулила бы нашедшему
определенную прибыль. Однако сейчас, если мир действительно впал в
состояние столь плачевное, как рисовалось Мартину, о прибыли от древних
костей нечего и мечтать. Сразу за черепом склон вспучивался, выдаваясь в
овраг на четыре-пять футов, - маленький каменный форт устоял перед силами
разрушения. Обогнув форт, Мартин зажмурился и остановился в недоумении: по
глазам ударил отраженный солнечный луч. Так ярко солнце не могло
отразиться ни от песка, ни от камня - от чего же тогда? Еще шаг -
нестерпимый блеск погас, но отразившая луч точка все равно посверкивала.
выступающим из почвы шлифованным шаром, очень похожим на те хрустальные
шары, какие применяют ярмарочные гадальщики. Шар был размером с
баскетбольный мяч и отличался удивительно гладкой поверхностью: Мартин
даже увидел в ней самого себя, хоть и искаженного, как в кривом зеркале.
жизни, подарите мне свое участие. Я так давно в одиночестве!"
коснулись. Зубы в ужасе лязгнули друг о друга. Что-то обратилось к нему,
проникнув прямо в мозг, поскольку никаких слышимых звуков не было, та же
манера общения, какую предпочитало куклообразное создание по имени Шляпа.
Я буду вам другом и преданным слугой. Я ничего не прошу, кроме права
остаться с вами. Я не вынесу новых страданий в случае, если вы отвергнете
меня, уйдете прочь от меня."
у меня нет средств причинить вам вред, а если б и были, я не захотел бы их
применить. Я ждал вас так долго, целую вечность. Пожалуйста, добрый сэр,
смилуйтесь надо мной. Вы моя последняя и единственная надежда. Другого
шанса мне уже не представится. Я не в силах остаться один навсегда."
и невнятными. Он словно боялся, что они присохнут к языку и не
выговорятся.
мозгом и обращаюсь напрямую к вашему мозгу. Ваш изустный язык для меня